Из храма доносились песнопения, что значило, что служба еще шла. Как там говорил Тарквис, каждый час, верно? Доверять ему была не лучшая задумка, человек готов сказать все, что угодно, если от этого зависит его жизнь. Но его слова звучали вполне правдиво, подстать им, Молотам. Также подстать им было отпирать и так не существующие двери, чтобы «хор» разливался по всем коридорам, отражался от углов, заставал тебя врасплох. Картинная галерея минула, оставалось только найти бумаги Феликса, так не удачно оказавшиеся у Катти в штанах в момент его ареста.

9

- Докладывайте, - сказал брат Альрий.

- Конечно, милорд, Первосвященник велел поведать вам, что он доволен вашими результатами. Его первосвященство заявляет, что темпы наказаний его ошеломляют, но Его первосвященство также считает, что эти наказания отнюдь не способствуют обращению в нашу веру.

- Это все, сэр Паттон?

- Остальное, милорд, скажу я после вашего слова – так мне повелевал Первосвященник.

- Отлично. Вынужден согласиться с утверждением Вышестоящего. Хоть наказание и необходимо, хоть оно и несет в себе благое, веры в этих людях нет. Долго я размышлял над этой… проблемой. Размышлял пока до ушей моих не дошла весть о тайной личности. Вы знаете, о ком я молву веду, сэр Паттон?

- Отнюдь. Я не обладаю такой информацией.

- Тогда слушайте, - брат Альрий подошел к картине, шикарной картине, которая висела на самом видном место, - Есть зло личное. Человек переходит через черту, которую ему начертило общество, то есть мы. Мы, которые записали все правила, угодные Создателю. Если человек дает волю своему внутреннему зверю, то он оказывается здесь, в моей тюрьме.

- Тюрьма принадлежит Главному Храму.

- Простите, неправильно выразился. Так вот, это зло личное, которое есть в каждом. Есть люди, которые, так или иначе, есть самое зло – убийцы, воры, поджигатели и мародеры. Есть люди, которые побуждают ввести во грех – скупщики краденного, еретики, ростовщики и проститутки. Но всегда, - брат Альрий поднял руку и аккуратно стер с картины пыль, - есть люди, извините, демоны, которые будучи в стороне творят такое зло, которое во сто крат превышает личное. Они, как яд, что медленно капает в нашу чащу. Вода выглядит чистой. Но если выпить… Оказываешься в моей тюрьме.

- Брат, тюрьма…

- Знаю, знаю! Прости. Когда мыслю я, то забывает голова моя о таких мелочах, как «принадлежность».

- Продолжайте, - мистер Паттон с внимательным и непроницательным взглядом изучал главу Клагсхлефта.

- Так вот, вы уже понимается к чему я. Мне кажется, у нас в городе завелся демон.

- Да вы, небось, шутите!

Брат Альрий опустил палец на полотно и начал тыкать в него. Точнее в длинный язык, который осквернял небо, в глаза, полные ненависти, в змеиную кожу и в медвежью шкуру, которая блестела от яркого света Создателя.

- Вы ошибаетесь, это он шутит.

10

Пробравшись, наконец, в холл с каменными колонами, я ощутил наинеприятнейшее чувство, что все мои усилия были зря. Я ничего не заработал, Катти простился с этим миром, и я все еще не был уверен, что те записи, сведения о группе Феликса, или как их там, имели хоть какое-то значение. В тот момент единственное, что меня успокаивало это огромная деревянная дверь, что вынырнула совершенно неожиданно. По обе стороны были зажжены факелы, потертые и покрытые копотью филенки говорили о старине и хорошем уходе. Это приободрило меня, и, осмотревшись, я, несомненно, взломал ее.

Внутри было темно – значит, и лишних глаз можно было не бояться. В свете факела я шел по ковру и жадно рассматривал зал. Сокровища – вот, что я искал. Это не выглядело, как конфискационная комната, уж слишком богат был интерьер: позолоченные подсвечники, алые гобелены с молотами и скамьи, покрытые теплыми тканями. На стене блестели гротескные барельефы с петроглифами, я подошел к одному. Из интереса.

«Настали последние дни битвы, и Св. Эдгар узрел, что в отряде его остались лишь самые преданные и невредимые. И приклонил тогда он колени пред Чашей и умолил Создателя даровать смерть ворогам его или ему самому. «Коль будет воля Твоя, чтоб ворог пал, дай мне сил, чтоб добыть победу для Тебя! Коль уж воля Твоя, чтобы ворог одержал вверх, даруй мне смерть по воле Своей, чтоб ворогу не досталось». И испил он из Чаши, и свет, и слава наполнили его члены, а ворог пал, словно зима пред весенними лучами. И Св. Эдгар воздал хвалу Создателю, и ходил средь раненых и плененных ворогов, и поил их из Чаши. И сожжены вороги были огнем из кузницы Создателя, и мертвых было не счесть. Чтоб восхвалить Св. Эдгара выше всех похвал и славить его, как не славили никого до этого, лик его был высечен и изваян из чистейшего золота. Чтоб все, кто зрел его, видели его и ведали славу того дня и цену деяний его».

Так я дошел до самого конца и уперся в стену. Вдоль нее шли ряды шкафов, набитых, как оказалось бумагой. Судорожно осмотрев их, я пришел к выводу – вот оно! Шкафчик вещественных улик. Так как все бумаги лежали в алфавитном порядке, сверху вниз, я быстро нашел то, за чем меня послал покойный приятель. В кожаной сумке лежали три помятые записки. Мне не терпелось узнать об этом Феликсе побольше.

«Катти, вот оно, я сделал это! Тот самый Рог Квинтуса, Катти. Я смогу, наконец, расплатиться благодаря этой штуке, уж поверь!

Я нашел карту, написанную одним престарелым педиком. Она показывает, как пробраться внутрь, туда вниз, в Бонхард, прямо как я и предполагал. Люди шепчут, что типо мертвые ходят там, не думаю; в любом случае это стоит того, разве нет? Насколько я понимаю, звук Рога приведет меня прямо к спрятанным сокровищам, как минимум как говорят. Да даже если нет, эта штука покроет все и даже больше.

Я оставляю тебе копию карты на случай, если что-нибудь случится со мной. Хотя, шанс того, что я вернусь и увижусь еще с тобой за бокалом французского вина, велик как никогда!

Что ж, увидимся!».

Карта, к удивлению, была достаточно детальной. В склепе было много секторов, несколько слоев захоронений, самые древние семьи города находились на приличной глубине. Ничего иного я не ожидал.

Позади отворилась дверь, и каменный пол покрылся бликами от факелов. Не помню, что было дальше, но помню, как стучало мое сердце в натянутой тишине зала. Я сверлил взглядом две фигуры и гадал, заметили ли меня или нет.

Услышал приближающийся звук шагов. За ним еще пару. Трясущимися руками вытащил клинок из ножен.

Темная и высокая фигура вытянула руку и закрыла дверцу шкафа. Та со скрипом захлопнулась.

- Здесь кто-то был.

Второй молчал, и это молчание само по себе висело в темноте. Я не дышал.

- Пройдись по углам, Вильям, - сказал спокойный голос.

Послышались медленные, размеренные шаги, фигура у шкафа не двигалась, словно вслушивалась.

Мне безумно хотелось выскочить и с криком кинуться на солдат, но я стоял, также окаменев, прокручивая в голове одну мысль «Я забрал карту и записку или нет?». Внутренний голос отвечал: «Нет, видишь же, листочек торчит, вон там на полочке». Другая половина отвечала: «Я положил их в нагрудный карман».

«Или нет?».

Вдруг холл разразился ушераздирающим свистом.

- Замолчи, хватит святотатствовать! – и тут же свист прервался, вернул все обратно, в мир мертвого страха и сомнений.

Сначала шаги раздавались где-то далеко, но вскоре я слышал их уже совсем близко. «Что ж», -подумал я, - «не зря взял кинжал». Почему-то эта мысль вызвала глухой нервный смешок. Когда до моих ушей долетело сопение и вздохи, я накинул капюшон себе на голову и… двинул головкой кинжала по невидимому лицу. Кто-то тяжело всхлипнул, фигура справа от меня развернулась и подняла молот. Он просвистел мимо меня. На полу крутился обескураженный последователь Молота. Он судорожно тер ладонями нос, пытался встать, но поскальзывался на своей же мантии и падал вновь. Мне было не до него. В мою сторону полетел еще один удар, я увернулся в сторону, присел и ударил ногой в живот. Руки ослабли, ослабли, я не мог ими ничего делать!