— И ты сможешь купить новую, если продашь установку. — Ее глаза ищут мои.

— Да, — шепчет она, проводя кончиками пальцев по шрамам на моей спине, заставляя меня скулить, как раненое животное. Не только из-за прикосновений, но и из-за того, что я препятствую тому, что сделает ее счастливее. Успешнее.

— Помоги мне понять, почему тебе так необходимо оставаться здесь, Бутч. Я хочу помочь.

С проклятием, не подходящим для её ушей, я тяжело встаю с великолепного тела Синди и сажусь на край кровати, обхватив голову руками. А мой член, как копье, проходит по штанине джинсов. На мгновение воцаряется тишина, затем матрас сдвигается, и я чувствую, что она садится рядом. Синди ничего не говорит, просто кладет руку рядом с моей и наши мизинцы соприкасаются.

— Никто не может мне помочь, — твердо заявляю я.

— Хорошо. Может быть, ты сможешь помочь себе, озвучив свою боль, — Она встает передо мной. Проводит ладонью вверх-вниз по центру моей груди.

— Здесь много давления, не так ли? — шепчет она.

Мои глаза закрываются.

— Да, — хрипло произношу я.

Она ворошит моих демонов, они слишком уродливы для ее ушей и глаз. Не хочу, чтобы они приближались к этому ангелу. Поэтому скрываю их ради нее.

— БОльшая часть давления здесь, малышка — говорю я, удерживая эрекцию. — Заключи со мной еще одну сделку.

В душе я в шоке от себя. В шоке, что попросил ее снова торговаться.

Есть ли во мне тайное желание продолжить путь во внешний мир?

Нет. Нет, конечно, нет. Я просто чертовски сильно хочу ее прикосновений.

— Эмм… — Она облизывает губы.

Я притягиваю ее к V-образной части своих бедер, погружая рот между сисек.

В моей груди нарастает рев, и я выпускаю его наружу, мое огромное тело яростно вибрирует относительно ее маленького тельца.

— Не облизывай эти губки передо мной, — рычу я, кусая переднюю застежку бюстгальтера сквозь майку.

— Это ощущается, как будто мои яйца взяли в кулак.

— Прости, — быстро выдыхает она.

— Нервничаешь? Ты осознаешь, насколько легко мне перевернуть тебя лицом вниз и надрать твою горячую задницу?

— Я это поняла уже давно. Ты не сделаешь этого.

— Откуда ты знаешь? — Рычу я сквозь зубы.

— Ты бы уже сделал это, — говорит она, упираясь в подбородок. — Ты просто пытаешься меня отвлечь. Напугать меня, что я перестала поднимать неудобные темы. Не получится, приятель. Я из Нового Орлеана. Меня сложно напугать.

Мое сердце грозит перевернуться. Эта девушка.

Одна на миллион.

Одна из ста миллионов.

Мои раны не застрахованы от нее. Она придет за ними.

Но я защищал их долгое время, и не готов их вскрывать.

Нет. Я хочу продолжать злиться. Хочу остаться верным своим шрамам. Отпустить эту боль, значит простить тех, кто меня обманул, но я отказываюсь это делать.

Я отказываюсь двигаться дальше и позволить воспоминаниям о моем заключении угаснуть.

В самые тяжелые моменты моя злость — то, что поддерживало меня, и если я от неё откажусь, то это убьет меня. Не так ли?

Я смотрю на Синди самым угрожающим взглядом, но она даже не вздрагивает.

Боже, нет. Она выглядит еще более решительной.

И я чертовски потрясен, когда она наклоняется и целует меня, медленно и чувственно, поглаживая волосы на затылке.

Как раз в момент, когда я достигаю точки невозврата, готовый бросить ее на кровать и вдалбливаться пока не ослепну, Синди отстраняется.

— Поднимись со мной еще на один этаж. Тот, что под палубой.

Я замираю, как олень в свете фар.

— Что я получу?

Ее ладони касаются моего лица.

— Что ты хочешь?

Мои руки скользят по задней стороне ее бедер, массируя упругие половинки ее задницы, а мой резкий стон заполняет тишину.

— Все. Все, чего я не могу иметь.

Синди смотрит на меня несколько молчаливых секунд.

— Я мало что знаю о м-мужчинах, но знаю, что они всегда…говорят о… — Ее лицо краснеет. — Н-не могу ли я использовать свой рот на тебе?

Прежде чем я осознаю свои действия, я вскакиваю и поднимаюсь между ее бедер, отрывая ее от земли. Ее киска плотно прижимается к моей твердости, ее ноги свисают в паре футов от пола. Она скулит, а ее голова падает на плечи.

Я подбрасываю ее раз, два, и стоны превращается в хныканье.

— Как ты не понимаешь, что мой член слишком велик, чтобы туда поместиться? — Я делаю несколько шагов и прижимаю ее к стене, вращая бедрами и ловя ее вздох поцелуем. — Думаешь, это не касается твоего рта и горла?

— Я… я…

— Могу поспорить, что тебе сложно обхватить этим маленьким ртом мороженое.

Она с трудом дышит.

— Что еще я могу тебе дать?

— Ты разденешься, — отвечаю я, а мой голос дрожит от того, что я предлагаю.

— Ты подаришь мне стриптиз. А потом позволишь поговорить с тобой через оргазм. Ляжешь передо мной голой и трахнешь пальцами эту мокрую киску ради папочки. Я буду дрочить на тебя, пока ты это делаешь.

Голова Синди наклоняется в сторону, как будто осознание того, что мы собираемся сделать, слишком тяжело для нее. Может быть, так и есть, потому что я не знаю, что произойдет потом.

Чем больше времени я провожу с Синди, тем больше способов она дает мне — физических и эмоциональных, тем меньше вероятность, что я отпущу её.

И все же, когда она проскальзывает между мной и стеной и с важным видом направляется к лестнице, манит меня следовать за ней, я поддерживаю свой тяжелый, ноющий член в одной руке и тащусь за ней, как влюбленный дурак.

Синди

Этажом ниже расположены складские помещения, кухня и раздевалки. Мой пульс учащается, когда я иду к комнате с надписью «Прачечная» и толкаю дверь, обнаруживая большое пространство со стиральными и сушильными машинами и низким столом, расположенным в центре. Вероятно, он используется для сортировки одежды…

Но, видимо, я собираюсь использовать его совсем для другой цели.

Ты разденешься. Подаришь мне стриптиз. А потом кончишь для меня. Ляжешь передо мной голая и трахнешь пальцами эту мокрую киску ради Папочки. Я буду дрочить на тебя, пока ты это делаешь.

Если бы этим утром кто-то сказал мне, что мужчина скажет мне такое, я бы ответила, что это его последний день на земле.

Эти слова, исходящие из любого другого рта, прозвучали бы мерзко, но со стороны от Бутча…они как будто меняют свое значение. Может быть, дело в его отчаянном положении или в том, как он смотрит на меня, будто я ангел, спустившийся с небес.

Но, когда он так со мной разговаривает или называет себя Папочкой, мои колени подкашиваются от чистой, никогда прежде не испытываемой похоти. Потому что он говорит это не для того, чтобы утвердить свой альфа-статус. Он говорит мне, потому что я нужна ему. Он сильно возбуждает меня своими глазами, прикосновениями и рокотом в голосе.

Я не могу отказать ему.

Однако я пытаюсь выманить его на поверхность. Буровая установка. Я не могу забыть.

Это цель.

Мое будущее зависит от того, покинет ли Бутч это место. Есть и худшие способы убедить мужчину в чем-то, не так ли? Я не причиняю ему вреда.

Я отдаю ему свое тело — столько, сколько могу.

Мне просто нужно не влюбиться в него в процессе.

С трудом сглотнув, оглядываюсь через плечо и обнаруживаю, что позади меня идет Бутч. Его руки стиснуты по бокам, толстый бугор выступает от его колен и выпирает из-под джинсов.

Он прав. Не думаю, что он мог бы поместиться… ну, вообще где угодно.

Господи, его член похож на три банки из-под колы, поставленные друг на друга.

Но я не могу притвориться, что мне не нравится наблюдать за ним.

Я не могу притвориться, что его объятья — не лучшее место для сна, а ровное сердцебиение успокаивает меня.

Он хороший мужчина. Это мужчина, который вмещает в себя много боли, груб, но даже за все деньги мира не причинит мне вреда. Как я уже сказала, он мог бы сделать это раньше.