Его член принимает полноценное участие в этом поцелуе — твердый, толстый и непристойный. Его бедра прижимаются ко мне с такой силой, что под нами скрипит кровать.

И все это время его рот не отрывается от моего, не позволяя мне оторваться, чтобы вдохнуть. Он наклоняется все ближе и забирает все, что я могу дать, почти вдыхая меня в процессе. ​​Заставляя меня оставаться в здравом уме, пока он занимается сексом с моими губами.

Наконец он разрывает поцелуй, и я хнычу его имя, впиваясь пятками в бедра и выгибая спину.

— Симпатичная маленькая девочка с такими широкими бедрами, — произносит он с хрипом. — Ты знаешь, что мы одни на этой буровой установке? Меня отделяет капля приличия, чтобы не взять сексуальную киску, которую ты мне предлагаешь. Лучше будь осторожна, Синди.

Он смотрит вниз, где соединяются наши тела, а мои бедра тянутся вверх, беспомощно извиваясь на его коленях.

— Ты подкидывать мне мысли вроде «ммм, может, ей нравится немного боли». — Бутч сильнее ко мне прижимается, и я стону, мой клитор пульсирует и пульсирует, а перед глазами пляшут звезды.

— Может у тебя возникает ощущение, что папочка, наконец, вернулся и теперь обратит на тебя внимание?

Если раньше мне казалось, что меня трясет, то это ничто по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. У меня стучат зубы, и мне так больно от возбуждения, которое он вызывает.

Боже мой. Папочка.

Папочка? Он так себя называет? Нравится ли мне это? Мои мокрые трусики явно выражают согласие.

— Бутч, — нервно шепчу.

— Что? — Его рот плотно сжимается, а напряженные глаза смотрят в мои. — Скажи, о чем ты думаешь.

— Не знаю, о чем думать.

— Хочешь назвать меня Папочкой?

Его член вжимается в меня сильнее, я издаю болезненный стон.

И киваю.

Боже, помоги мне, я киваю.

— Попроси меня поцеловать твою киску, — говорит он, не отводя глаз.

Ооо, мой Бог, он наклоняется и начинает расстегивать мои шорты, сильно дергая молнию. Его зрачки расширены, глаза почернели от голода, а мускулы напряжены, по ним стекает пот.

— Нужно занять мой рот, малышка. Сейчас же. Чем больше времени я провожу, целуя твои губы, тем больше у меня искушения засунуть свой член между ними и посмотреть, понравится ли тебе вкус.

Приободренная грязными и грубыми разговорами, я неожиданно чувствую себя свободной, поэтому закрываю глаза и шепчу:

— Поцелуй меня там, Папочка.

Едва я успеваю вымолвить просьбу, как он со стоном, наклоняется вперед, толкаясь твердостью между бедер. Падает сверху и толкается, как животное, а его потное лицо утыкается в изгиб моей шеи.

— Да, детка. Я хорошенько ее поцелую.

А затем его открытый рот тянется вниз, а язык смачивает мою одежду. Это возмутительно.

Он грязно смотрит на меня, соскальзывает с кровати, становится на колени и тянет меня к краю. Рвет шорты и нижнее белье, спуская его, утыкаясь лицом в мое тепло, и трется носом, языком, щеками, подбородком.

— О, черт, — рычит Бутч. — На вкус ты, как чертово чудо. Вот кто ты. Может быть, ты ангел, посланный спасти меня. Я не могу ответить. Без шансов.

Его язык со стоном раздвигает меня, и я мельком вижу пределы вселенной. Мои руки погружаются в его густые волосы и сжимают его, а мои глаза уставились на нижнюю часть койки. Я потрясена интимной близостью, которая со мной происходит.

Он не просто доставляет мне удовольствие, он изучает меня. Обращает внимание на каждый вздох и каждый раз, когда я крепче сжимаю его волосы. И он использует эти чувствительные области: нежно — грубо — нежно, потирая их языком и посасывая, пока я не начинаю плакать.

Слезы текут по моим вискам, и оргазм взрывается глубоко-глубоко внутри меня. Облегчение настигает как двухдюймовая доска, и я жалобно выкрикиваю его имя. Моя плоть безостановочно пульсирует, перехватывая дыхание, сжимая и разжимая мои мышцы.

Бутч жадно ласкает мои соски. Он делает это грязно и смотрит мне прямо в глаза.

— Папочка, — что-то темное и сексуальное раскрывается внутри меня, давая мне понять, что это уже зависимость.

Удовольствие от этого мужчины — новое требование.

Учитывая тот факт, что мне предстоит его выгнать — это огромная проблема. Но когда Бутч снова забирается на кровать и заключает меня в свои объятия, окутывая теплом, проблемы перестают существовать.

На данный момент.

Бутч

Опираю челюсть на кулак, я смотрю на чудо, посланное мне. Синди наслаждается моими прикосновениями.

Кажется, она вообще не боится меня.

Ее тело прижалось к моему с таким доверие, что у меня в горле встал ком.

Она уснула час назад, и теперь ее ноги сплетены с моими, а губы слегка приоткрыты. Гул машин этажом ниже успокаивает, в отличие от механического рёва, который я слышу в машинном отделении.

Я разрываюсь между покоем, который предлагает мне эта девушка, и страхом перед неизвестностью.

Я не могу держать ее здесь вечно.

Или могу?

Машинное отделение нефтяной вышки не безопасное место для крошечной женщины. И, в конце концов, кто-нибудь придет за ней.

Кто-то придет за этой установкой, потому что она стоит денег.

Пока она не спустилась по лестнице и не оживила меня, я был готов оставаться здесь, несмотря ни на что. Даже если они решат взорвать бомбу и построить новую с нуля. Я бы скорее пошел ко дну вместе со всем, чем вышел на дневной свет.

Сейчас я коснулся самой мягкой кожи. Посмотрел в бездонные зеленые глаза и почувствовал вкус ее соков на своем языке. Ее мелодичный голос у меня в голове, а врожденное любопытство будоражит мой разум.

Что я смогу сделать, кроме как последовать за ней, если она попытается уйти? Вопрос важнее: насколько я эгоистичен, чтобы утащить Синди во тьму и не отпускать?

Возможно. Моё сердце болезненно колотится при мысли о том, что она исчезнет в солнечном свете.

Нет.

Нет. Нет. Нет.

Словно я сказал вслух, Синди сонно моргает и, зевая, прижимается к моей обнаженной груди. Она прижимается ближе, и мой пульс ускоряется, но Синди постепенно понимает, где находится.

— Ох! — Она изо всех сил пытается сесть, но я ей не позволяю. Я поджимаю ее под себя и сжимаю запястья, прижимаюсь лбами друг к другу и чувствую ее.

Чувствую ее пульс, дыхание.

Я наслаждаюсь жизнью, текущей в ней, пытаясь впитать.

Боже, я был мертв так долго. Когда я касаюсь ее, чувствую, что оживаю.

Мой член зловеще пульсирует в джинсах. Раз. Раз. Раз. Твердый и опухший. Нуждаясь в ее киске.

Мне нужно то, для чего я не был рожден. Мысль о том, что ей больно, заставляет меня игнорировать непрекращающийся голод, терзающий мои чресла, и искать возможность отвлечься.

— Синди… — говорю хрипло, целуя волосы. — Расскажи мне о своих садах, о том, что ты делаешь на свежем воздухе.

Я вздрагиваю от стона, когда она освобождает одно из запястий из хватки и начинает медленно водить кончиками пальцев по моим рёбрам, её нежность заставляет меня вздрогнуть от изумления и благодарности.

— Ну, — бормочет она. — До того, как я узнала, что владею нефтяной вышкой, помогала в местной библиотеке. Сделала несколько решеток из старых ящиков для спиртного и закрепила их на кирпичной стене возле входа. Потом принесла несколько вьющихся вистерий и осторожно обмотала вокруг перекладин, задавая направление роста. Посадила кустарники и заполнила промежутки цветами черноглазок и перевинклов…

Ее голос приглушен моей кожей. Сказочный голос. Я хочу остаться здесь навсегда, заперев ее подо мной и слушать ее разговоры о цветах. Крики, которые, кажется, никогда не умолкали в моей голове, теперь затухают с каждым ее словом. Она — чудо. И чем дольше я остаюсь сверху, тем труднее мне отказаться от тугого местечка между ее бедер. Если я так сильно желаю ее сейчас, то только могу представить, каково было бы погрузиться в нее. Соединиться с этой женщиной.

— Мне удалось купить цветы по выгодной цене в местной оранжерее. Я всегда покупаю у них. Но мне пришлось нанять подрядчика, чтобы скосить лужайку перед библиотекой. Моя газонокосилка — капризная старушка, которая работает только в хорошую погоду.