Наши стоны и мольбы эхом раздаются внутри, кожа шлепается при соприкосновении.

Он здесь. Он пришел за мной. И мне больше никогда не придется его отпускать.

Это осознание вызывает у меня волнение, я прижимаюсь к нему еще сильнее, хочу долгих и голодных поцелуев.

— Кончи в меня посильнее, Папочка, — хнычу я, облизывая уголок его губ. — Оплодотвори меня снова. Просто, чтобы быть уверенным.

Один прерывистый стон, затем глубокий толчок, и Бутч замирает, затем начинает трястись, его жидкое тепло наполняет меня большими струями, нижняя часть его тела покачивается при каждой волне, наши сердца бьются в такт.

— Я люблю тебя, — выдыхает он, входя последний раз с достаточной силой, чтобы заставить меня вскрикнуть. — Я люблю тебя, Синди. Моя Синди.

Сонно, я целую его потный подбородок, и он крепко обнимает меня, физически обещая никогда не отпускать.

— Я люблю тебя, Бутч. Мой Бутч.

Бутч

Пять лет спустя

Я сижу в кабинете моего терапевта Тобиаса, положив руку на спинку дивана. На столе тихо тикают часы. Наш сеанс почти закончился, и мне не терпится вернуться домой. Мать Синди останется с детьми на ночь, а я поведу жену на свидание. Из-за нашего процветающего ландшафтного бизнеса и двум детям, Али и Джеку, моя жена очень много трудилась в последнее время, и я очень хочу ее вознаградить.

Я забронировал столик в отдельном зале ее любимого ресторана и планирую усадить к себе на колени и кормить каждым кусочком, чтобы ей не пришлось шевелить и пальцем.

— Мучали кошмары в последнее время? — спрашивает Тобиас.

— Не в последнее время, — отвечаю я, ерзая на диване. — Она держит их на расстоянии.

Произнося это, я чувствую Синди в своих объятиях. Чувствую равномерность дыхания у моего горла, пока она спит. Ее нежное, обнаженное тело прижималось к моему, ее покрасневшая киска была влажной от моего семени.

Она доверяет мне, даже после кошмаров. Даже после того, как я сотни раз просыпался на ней, крича и думая, что мы находимся в пустыне за океаном. Несмотря на это, она каждую ночь прижимается ко мне, а ее доверие непоколебимо.

Никаких страхов, никаких сомнений.

Вот почему сны прекратились. Теперь у меня фантастическая жизнь.

Невероятные дети, дом, работа, где я работаю руками и провожу время с женой. Я доверяю ей.

Мечты, воспоминания и боль… у них не было ни единого шанса против того, что у нас есть. Любовь исцелила меня.

— Ах да, Синди, — усмехается Тобиас, почесывая седую бровь. — Иногда мне кажется, что большая часть наших сеансов посвящена разговорам о ней.

— Она — мой мир.

— Итак, ты упомянул. — Он улыбается и снова обращается к своему блокноту. — У тебя все еще есть… приступы?

Тяжелый ком поднимается у меня в горле, пальцы сжимаются на спинке дивана.

— Да.

Тобиас складывает пальцы перед губами.

— Поговори об этом.

Внезапно я чувствую каждое биение пульса.

— Да. Приступы стали серьезнее. Я все больше и больше… одержим своей женой. Кажется, я не могу остановиться. Сейчас ей двадцать четыре года, и… она повзрослела. Это преследует меня. Ее тело и дух. Все в ней становится лучше и лучше с каждым годом. Мне не нравится выпускать ее из поля зрения. Мне не нравится, когда она ходит по магазинам или в парк одна, потому что на нее глазеют мужики. Они смотрят на мою жену. Она — счастье, которое мужчины ищут всю свою жизнь, и они хотят ее. Они хотят того, что принадлежит мне.

— Итак, ты преследуешь ее. Ты… удерживаешь этих мужчин. И она понятия не имеет.

— Им повезло, что я не убил их, — рычу сквозь зубы.

В горле слишком сухо, чтобы глотать.

— Может дойти до этого. Вы должны понять, что с каждым годом она становится лучше и лучше, хотя с самого начала она была чертовым ангелом. — Я провожу руками по лицу. — Я думаю о ней каждую минуту своей жизни.

— О чем именно ты думаешь?

— Хочу трахать ее, отдаваясь с головой. Хочу жениться на ней снова. Я думаю о нас перед алтарем и вспоминаю, как она произносила обеты, снова и снова. — Сейчас я тяжело дышу, моя грудь вздымается. — А что, если она бросит меня?

— У тебя есть основания полагать, что Синди тебя бросит?

— Нет, но она ангел, а я — животное. Люди смотрят на меня совсем по другой причине.

Когда я приехал в Новый Орлеан, то отвез Синди обратно в ее крохотную квартирку, и мы не вставали с постели три недели. Только, чтобы принять душ или поесть.

Я держал ее подо мной — на спине и коленях, ее крики эхом отдавались от стен, пока я не заметил, что ее кожа начала терять сияние.

Я был в ужасе от самого себя — и так не оправился от этого.

Вот почему она покинула буровую установку.

Удерживая ее от солнца, я сделал то, чего она боялась.

Я причинил вред единственному человеку, которого когда-либо полюбил.

Я сразу же вывел ее на улицу. В сад. Под крышу. На пляж. В места, где мне было некомфортно. Но когда она взяла меня за руку, все стало хорошо.

И со временем я привык находиться на улице, в ресторане или магазине. Я снова привык быть среди живых.

Она меня реанимировала. Она подарила мне новую жизнь.

Синди продала установку, и мы использовали эти деньги для развития бизнеса по ландшафтному дизайну, купили инструменты, оборудование и рекламу. Мы добавили в ее бизнес новый компонент. Я занимаюсь строительством.

Строю решетки, скамейки и беседки. У нас есть склад, где мы выращиваем растения и цветы, и там же я храню строительные материалы.

На прошлой неделе наш штат сотрудников достиг сорока человек, и мы процветаем.

Наша жизнь идеальна. Но не я.

Я не могу позволить Синди работать, если не буду преследовать ее. Я должен быть там.

Я должен охранять ее. Приходится держать гребаных стервятников подальше от того, что принадлежит мне.

Я должен убедиться, что делаю все, что в моих силах, чтобы она была счастлива и не пыталась уйти. Так что я больше не буду душить ее.

— Она ушла однажды, — хриплю я. — На буровой установке. Она могла бы сделать это снова, если бы знала…

— Это было особое обстоятельство, Бутч.

С дрожащим вздохом я встаю, мое сердце сжимается и бешено колотится.

— Она слишком идеальна для меня. Она это поймет. И однажды я проснусь, а ее уже не будет.

Тобиас долго молчит

Молчит так долго, что я выгибаю бровь, глядя на него.

— Что?

Он колеблется.

— Это противоречит моим принципам. Честно говоря, это против моей клятвы. Но, черт возьми, я стар и все равно скоро уйду на пенсию. У меня есть способ решить эту проблему, и я собираюсь это сделать.

Со стоном он встает со стула и ковыляет к столу, доставая из верхнего ящика магнитофон. Положил его и палец на кнопку воспроизведения.

— Как ты знаешь, у меня проходят сеансы с вашей женой. Не часто. Несколько раз, чтобы убедиться, что она хорошо справляется с твоими воспоминаниями и кошмарами. — Поскольку тебе не часто снятся сны, я видел ее гораздо реже.

Я едва слышу его из-за учащенного пульса.

— Ее сеанс на этой пленке?

— Да.

Внутреннее желание услышать ее настолько непреодолимо, что мне приходится сесть.

— Пожалуйста.

Тобиас вздыхает. Кивает. И нажимает на воспроизведение.

Сладкий голос Синди наполняет комнату.

— Нормально ли быть одержимой своим мужем? — Запись потрескивает, когда она хрипло смеется. Наступает долгая пауза. Затем:

— Иногда мне приходится заставлять себя дать ему передышку. Я всегда обнимаю его или целую, когда он пытается работать. Не хочу быть навязчивой, но… — Она выдыхает.

— Он такой красивый и трудолюбивый, и он любит наших детей… Я влюбляюсь в него все больше и больше каждый день. Каждый год. И я не знаю, чем это закончится. Мне даже не нравится, что он куда-то ходит без меня, потому что эти женщины… они смотрят. В ее голосе звучит негодование, когда она говорит, но он мой. Я… увлечена. Бесконечно. Моим мужем.