Он мог раздвинуть мои ноги, вогнать всю толщину глубоко-глубоко внутрь меня и сильно порвать меня. Тогда он стал бы настоящим Папочкой.

Почему я дышу, будто пробежала двадцать кварталов?

Мои трусики насквозь промокли.

На самом деле, влага прилипает к верхней части моих бедер, увлажняя складочки. А соски ноют.

Когда я закрываю глаза, то представляю, как Бутч покрывает мое тело белыми ниточками спермы, как это делают мужчины в порно, которое я смотрела во время приступа грусти и одиночества.

Я думала, что видео поможет мне достичь кульминации, но нет. Это только усугубило боль и больше расстроило меня.

Теперь я знаю, что такое настоящее удовольствие.

Бутч показал мне — и я хочу большего.

Более того, я хочу подарить ему немного удовольствия. Хочу подарить физическое и эмоциональное облегчение.

Каждый раз, когда я спрашиваю о морской пехоте, он замолкает, но у меня внутри что-то ноет, не позволяя мне сдаться. Ему нужна помощь.

Он нуждается во мне.

От этой мысли у меня ком в горле. Я сглатываю и разворачиваюсь, как только достигаю низкого складного столика для белья.

Бутч мгновенно оказывается передо мной, берет на руки и толкает на край стола, прижимая губы к моему горлу.

Я не осознаю, как тяжело ему находиться так близко к верхней палубе, пока не замечаю, как вздымаются его огромные плечи, а рубашка прилипает к спине от пота.

Внешний мир.

— Эй, — шепчу я, прижимая его голову к своей шее. — Все хорошо.

Его руки обвивают меня, словно стальные пруты, прижимая к своему огромному телу.

— Просто дай мне минутку, — хрипло говорит он. — Я… слышу волны. Вода. Так близко.

Так и есть. Если прислушаться, то можно услышать, как волны разбиваются о борт буровой установки. Для человека, который не был наверху много лет, эти грохоты волн звучат, как взрывы.

— Бутч, — шепчу я, проводя руками вверх по толстым мышцам его спины. Мое сердце сжимается от шрамов, которые я ощущаю под ладонями.

— Просто сосредоточьтесь на том, где мы находимся сейчас. Мы. И мы не спешим двигаться.

Кончики моих пальцев задевают особенно глубокий шрам, и Бутч низко и опасно рычит, блокируя мои движения.

— Мне жаль, — выговариваю я. — Этот больнее остальных?

— Нет. — Он прижимает меня крепче, так крепко, что я почти не могу дышать. — Я подумал, что ты заслуживаешь мужчину с гладкой спиной. А потом подумал, что разделаю его, как гребаную индейку. Так что спина не имеет большого значения.

— Боже, как романтично.

Он отстраняется, нахмурившись.

— Я говорю, что убью любого мужчину, который прикоснется к тебе, а ты шутишь?

— Я уже говорила, я из Нового Орлеана. Нас не так просто напугать, — пытаюсь улыбнуться, чтобы приободрить и успокоить его. — В любом случае, ты на самом деле не имел это в виду.

— Ты так не думаешь? — Он наклоняется настолько близко, что нас разделяет один вздох. — Мне пришлось убить голыми руками дюжину мужчин, чтобы сбежать из плена, где меня пытали. Два года. Каждый день. Я без колебаний перережу горло любому, кто дыхнет в твою сторону.

Стук сердца гремит в ушах, адреналин зашкаливает, но я не разрываю зрительного контакта.

Два года. Пытки. Но он не хочет сочувствия. Я вижу это в ощетинившейся позе и сжатой челюсти. Он заставляет меня произнести слова утешения.

— Чтобы зарезать мужчину, подышавшего в мою сторону, придется сначала покинуть нефтяную вышку, — бормочу я, бросая вызов. — Что потом? Ты станешь тем мужчиной?

Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить.

Что я имею в виду? Я… хочу, чтобы Бутч был моим?

Представляю его в моей крохотной квартирке, как он чинит текущие трубы, не используя стремянку.

Ширина плеч заставляет его повернуться боком, чтобы поместиться в душевой кабине. Я представляю его в своей постели, думаю о руках, обнимающих меня каждую ночь, и эйфория распространяется от макушки до пальцев ног.

Если мне удастся вытащить его с этой буровой установки, мог бы он… может быть, у этой фантазии есть шанс сбыться?

Возможно, я сошла с ума, раз забегаю так далеко. Я только что его встретила. Но я бы солгала, если бы сказала, что не чувствую связи, воспламенившейся в тот момент, когда я вошла в машинное отделение.

Глаза Бутча расширяются при моем вопросе, грудные мышцы прерывисто поднимаются и опускаются.

— Человеком, который даже не может трахнуть тебя? Что это за жизнь?

— Ты не знаешь наверняка, что будет больно, — шепчу я, наклоняясь, чтобы расстегнуть ширинку его джинсов. — Мы не узнаем, если не попробуем.

— Нет. Блядь. Что ты делаешь со мной? — Бутч рычит, хватая меня за волосы и запрокинув мою голову назад, облизывает вены на горле. Он издает придушенный звук, когда я просовываю руку в его джинсы и ласкаю массивный член, поглаживая пульсирующую толщину, задыхаясь, когда он набухает в моей ладони.

— Хочу своего Папочку, — задыхаясь произношу я, и нервные окончания вспыхивают и разрываются от возбуждения, вызванного такой правдой. Так откровенно и без стеснения.

— Довольно! Если я заставлю тебя плакать, то вырву остатки своего сердца.

С усилием он разрывает объятия и отступает от меня, а его грудь тяжело вздымается.

И вот он, его огромный стержень, проскальзывает сквозь отверстие джинсов.

Это возбуждающе, но из-за веса его член низко провисает, цепляясь за переднюю часть джинсов. Кончик блестит. Огромный и красный. Его яйца упругие, как камни, явно измученные давлением. Бутч смахивает капли пота с верхней губы, затем сжимает свой возбужденный член и начинает его поглаживать.

— Делай, как мы договорились, малышка. Не больше, не меньше.

Он не понимает.

Мои стенки сжимаются в поисках его. Мне жарко. Я хочу его.

Не могу обещать, что не буду плакать, когда он впервые войдет в меня, и наша связь окрепнет. Может быть, мы доберемся до этого, в конце концов?

Что-то внутри расслабляется при такой возможности. И тогда я понимаю, что причины уговорить этого грубияна покинуть вышку изменились. Я все еще хочу продать эту кучу металла, оставленную моим отцом, потому что это значительно облегчит жизнь, но…

Я хочу уговорить Бутча вернуться вместе со мной в Новый Орлеан.

Боже, помоги.

Пока что нам нужно сосредоточиться на том, чтобы поднять Бутча на палубу. Заставить его подняться и показать, что мир не рухнет, если он покинет машинное отделение.

Помня об этой цели, я меняюсь местами с Бутчем.

Я сползаю со стола и маневрирую, чтобы он прислонился к нему.

Бутч хватается за края стола, на его щеке дергается мускул. Он наблюдает за мной, не моргая, ожидая.

Мысль о том, что я — объект его желания, делает меня смелой. Заставляет меня чувствовать себя желанной и желаемой.

Внезапно тот факт, что я никогда раньше не делала ничего подобного не имеет значения.

Главное — это удовольствие Бутча. Такое же, какое он доставил мне ранее. Такое же, какое он сделает снова, если я попрошу.

Я начинаю с ботинок, медленно наклоняюсь, чтобы расшнуровать их. Понимаю, что Бутч может видеть вырез моей майки. Я опустилась настолько низко, что моя грудь почти выпала наружу, хотя бюстгальтер ее удерживает.

Судя по реакции Бутча, я могла бы быть уже голой. Слышится протяжное, низкое ворчание и шорох одежды. А когда я заканчиваю снимать ботинки и снова выпрямляюсь, он берет член в руку, потирает его и крутит огромным кулаком вверх-вниз.

Бутч… горячий.

Пугающий. Огромный настолько, что немного страшно.

Но в течение последних часов его размер и свирепость стали тем, что меня привлекает.

Его челюсть сжата, и он сосредоточен на моих бедрах, рука скользит вверх-вниз, вверх и вниз, пока мы работаем над тем, чтобы доставить ему удовольствие.

Отвернувшись, я снимаю майку, позволяя ей на мгновение задержаться на кончике пальца, прежде чем позволить упасть на землю. Оглядываясь через плечо и встречаясь с его горячим взглядом, я расстегиваю переднюю застежку бюстгальтера и бросаю его, радуясь, когда Бутч сползает со стола.