Следующую хронологическую группу образуют находки ступеней В2b и С1: фибула из Калфы, «пауковидные» фибулы с «фальшивой» пружинкой, браслеты из сапропелита. Истоков этого импульса могло быть два. Во-первых, наемники на службе у боспорского царя Левкона II (240–220 гг. до н. э.), чеканившего для расплаты с ними специальные монеты с изображением кельтского щита (Шелов Д.Б., 1953, с. 30–39; 1954, с. 58–70). С наемниками, вероятно, попадают кельтские фибулы в Пантикапей (Амброз А.К., 1966, табл. I, 8, 9). Во-вторых, галаты декрета Протогена. В это время уже существуют латенские памятники Закарпатья, основание поселения в Бовшеве может быть археологическим отражением того движения кельтов на восток, продолжения которого так опасались жители Ольвии.
На рубеже III–II вв. до н. э. в Северном Причерноморье и Прикарпатье складывается, по всей вероятности, сложная этнополитическая ситуация. Ее фиксируют и декрет Протогена, и первые известия источников о появлении на Балканах и в Нижнем Поду навье отрядов «бастарнов-пришельцев». Галаты, по сообщению ольвийского декрета, выступали в союзе со скирами. Это загадочное племя позже поминается Плинием (IV, 96), а в эпоху Великого переселения народов постоянно действует в составе различных группировок германских племен (Иордан, с. 242, 266, 275, 279).
Сложное переплетение разнообразных культурных взаимодействий отражают и чеканные пластины комплекса из Бобуечи, хотя хронология комплекса пока не совсем ясна. Шлем из него датировали IV в. до н. э. (Черненко Е.В., 1968, с. 87, 89), конский налобник — III в. до н. э. (Симоненко А.В., 1982, с. 237–245), а сопоставление изображений с котлом из Гундеструпа II–I вв. до н. э. позволяет думать о возможности еще несколько более поздней датировки. В котле из Гундеструпа исследователи видят изделие какого-то кельто-фракийского мастера (Klindt-Jensen О., 1961; Horedt К., 1967, s. 134–143), а человеческие маски на бобуечских пластинах перекликаются с искусством кельтов северной Италии (Megaw J.V.С., 1970, fig. 204; 205). С другой стороны, орнаменты в виду полудуг, «жемчужин», «звездочек» характерны для так называемых голштинских поясов ясторфской культуры, своеобразной североевропейской реплики кельтских поясов-цепей (Die Germanen…, 1976. Tatf. 11; Godłowski К., 1977, tab. XIII, 1).
Проникновение каких-то групп выходцев с северо-запада в Причерноморье фиксируется в это время поселением Горошова (Пачкова С.П., 1983, с. 49–50), погребением в Круглике (Тимощук Б.А., Винокур И.С., 1962, с. 73–76) с типично ясторфским сосудом, находками так называемых гривен-корон (Кухаренко Ю.В., 1970, с. 33–35; Babeş М., 1985, p. 201, fig. 12) и «поморской» фибулы (Babeş М., 1969, p. 195–217), а также элементами ясторфской культуры, особенно ее губинской группы междуречья Одера-Нейсе, на ранних памятниках зарубинецкой и поянешти-лукашевской культур (Мачинский Д.А., 1966а, с. 82–97; Каспарова К.В., 1981, с. 66–72; Пачкова С.П., 1985, с. 17–25).
Следующая хронологическая группа латенских вещей ступеней С1b и С2 происходит в основном уже с зарубинецких и поянешти-лукашевских памятников: среднелатенские фибулы с восьмерками на спинке из Пирогова и Воронина, графи тированная керамика и звено кельтской цепи из Велемичей и др. (Каспарова К.В., 1981, с. 57, 58). Сюда следует, очевидно, добавить и бронзовую фигурку из Лукашевки (Романовская М.А., 1969, с. 184–188) и италийские бронзовые ситулы из Сипотен (Сергеев Г.П., 1956). Этот культурный импульс мог исходить частично от кельтов Закарпатья, но в основном был получен, вероятно, за счет части носителей новообразующихся культур в походах бастарнов на Балканы в 179–168 гг. до н. э. (Каспарова К.В., 1981, с. 57–78).
Естественно, все это лежит пока в области предположения и не исключает возможности других трактовок. Ясно одно, сложность этнополитической ситуации в Причерноморье и Прикарпатье в промежуток времени между гибелью «Великой Скифии» на рубеже IV–III вв. до н. э. (Мачинский Д.А., 1971, с. 30–55; Алексеев А.Ю., 1984, с. 65–75; 1986, с. 35–38) и образованием культур зарубинецкой и Поянешти-Лукашевка нельзя не учитывать при обсуждении проблемы генезиса последних.
Имеющиеся на сегодня материалы показывают, что предположение о возможности проникновения за это время отдельных групп кельтов на земли к востоку от Карпат выглядит достаточно реальным, но эти же материалы демонстрируют и другое: группы кельтов не были многочисленными и вряд ли играли решающую роль в процессе латенизации новых культурных образований.
Решение вопроса, почему эти культуры приобрели латенизированный облик, следует, вероятно, искать на другом пути — за счет рассмотрения восточноевропейских культур как части более широкого явления, охватывающего все северо-восточное пограничье кельтского мира, за счет общности протекавших здесь процессов. Конкретизация их — дело будущего.
Глава пятая
Культура Поянешти-Лукашевка
Историография.
(Е.В. Максимов)
Памятники последних веков до нашей эры, находящиеся между Днестром, Прутом и Сиретом и известные сейчас в научной литературе как древности типа Поянешти-Лукашевка, были открыты в конце 30-х годов румынским исследователем К. Чиходару в результате небольших раскопок могильника Поянешти близ г. Васлуй в Румынии (Cichodaru С., 1937–1938, p. 30–59). Однако эти материалы не привлекли тогда к себе внимания. Должным образом их оценил и интерпретировал в 1953 г. Р. Вульпе, который раскапывал в 1949 г. Поянештский могильник и открыл синхронные ему поселения (Vulpe R., 1953, p. 213–506). В 1954 г. появились сведения о раскопках поселения Лунка-Чурей, расположенного в устье р. Жижия, правого притока Прута, затем в 1963 г. стали известны материалы поселения Тирпешти (Marinescu-Bilcu S., 1963, p. 413–417), в 1964–1965 гг. раскапываются поселения Кукорении Ботошани. С. Теодор опубликовала статью о керамике румынских поселений поянешти-лукашевской культуры (Teodor S., 1967, p. 25–45).
С 1969 г. изучением этой культуры занялся М. Бабеш, который провел раскопки крупного могильника Боросешти, а также поселений Гелыешти, Давидени и др. М. Бабеш является автором нескольких статей и обобщающих работ, посвященных рассматриваемой культуре (Babeş M., 1978).
На территории СССР памятники типа могильника Поянешти и поселения Лунка-Чурей впервые обнаружил Г.Б. Федоров, который в 1953–1954 и 1957 гг. раскопал могильник у с. Лукашевка на р. Реут, определил его однотипность с румынскими памятниками и на этом основании предложил объединить в одну культуру под названием Поянешти-Лукашевка (Федоров Г.Б., 1960б, с. 15). Близ могильника Лукашевка были открыты два поселения (Лукашевка I и II), на одном из которых в 1957–1959 гг. были проведены раскопки (Федоров Г.Б., 1957, с. 51; 1960б, с. 240–246). В последующие годы М.А. Романовская раскапывала поселения Ульма, Рудь и Бранешты (Романовская М.А., 1964; Лапушнян В.Л., Никулицэ И.Т., Романовская М.А., 1974, с. 74–85). Из молдавских памятников этого типа большую известность получили погребения с металлическими сосудами из Сипотен, опубликованные Г.П. Сергеевым (1956, с. 135).
На Украине, в Поднестровье памятники типа Поянешти-Лукашевка известны по разведкам и раскопкам, из которых отметим работы в Круглике (Тимощук Б.А., Винокур И.С., 1962, с. 73–76), Кодыне, Соколе (Вакуленко Л.В., Пачкова С.П., 1979), Гринчуке (Пачкова С.П., 1979). С 1977 г. Г.И. Смирнова проводит раскопки могильника у с. Долиняны на Днестре (Смирнова Г.И., 1981), где открыто 44 погребения.
Памятники культуры Поянешти-Лукашевка занимают территорию современной Молдовы, простирающуюся от восточных склонов Карпат до Днестра. Северной границей распространения этих памятников является долина Днестра между Могилевом-Подольским и Залегцинами, а южной — лесостепное пограничье от румынского города Бакэу на р. Бистрица до молдовского города Бендеры на Днестре. Поянешти-лукашевские памятники размещаются неравномерно, их скопления занимают наиболее благоприятные в природно-климатическом отношении районы: такие, как нижнее течение р. Реут близ г. Оргеев (Молдова) или устье р. Жижия в окрестностях г. Яссы (Румыния). В настоящее время на всей территории распространения культуры от восточных склонов Карпат до Днестровского левобережья — насчитывается до 40 достоверных поселений и могильников (карта 16). Правда, некоторые исследователи (М. Бабеш, Ю.В. Кухаренко) указывают значительно большее количество памятников (до 100), включая в число поянешти-лукашевских также древности, относимые другими исследователями к пшеворскому и зарубинецкому типам и расположенные на территории Поднестровья и бассейна Южного Буга (Кухаренко Ю.В., 1978в, с. 142–146).
