П.Н. Третьяков, подчеркивая сложность процесса славянского этногенеза, в который на разных этапах вовлекались многие племена, считал, что предки славян теряются в среде древних европейских земледельческо-скотоводческих племен (Третьяков П.Н., 1953, с. 29). Начало этногенеза славян, балтов и германцев, по его мнению, восходит к племенам культуры шнуровой керамики конца III — начала II тысячелетия до н. э., в бронзовом веке массиву праславянских племен принадлежала тшинецко-комаровская культура, к которой восходят чернолесские и белогрудовские памятники, оставленные населением, этнически родственным лужицко-поморским племенам (Третьяков П.Н., 1966, с. 191, 219). Рассматривая территорию, занятую соседними племенами — балтийскими, германскими, кельтскими, фракийскими, восточно-иранскими, с которыми контактировали древние славяне, исследователь выделяет земли, где возникли и обитали славяне до своего расселения в I тысячелетии н. э., — это пространство между средним Днепром и верхним Днестром, охватывающее северное Прикарпатье, бассейн Вислы и, возможно, доходящее до верхнего течения Одера и Эльбы (Третьяков П.Н., 1977, с. 195). Основную роль в истории славянских племен на территории Восточной Европы П.Н. Третьяков отводил зарубинецкой культуре, которая сложилась, вероятно, на основе чернолесских и белогрудовских памятников, впитала в себя элементы лужицко-поморские, отчасти мило градские и скифские. Дальнейшая история зарубинецких племен выглядит, по П.Н. Третьякову, следующим образом. На рубеже нашей эры началось их продвижение к северу и северо-востоку по Днепру и в поречье Десны и Сожа, чему способствовало давление скифо-сарматских племен и затем готов. На Десне складывается позднезарубинецкая культура, в которой лишь минимально отразились местные юхновские черты, тогда как зарубинецкое влияние распространилось в балтской среде на широких пространствах лесной полосы Восточной Европы, вплоть до верховьев Днепра и Оки. По основным признакам к позднезарубинецким примыкают, по П.Н. Третьякову, памятники киевского типа, открытые в окрестностях Киева по Днепру и его притокам и относящиеся ко II–IV вв. При дальнейшем развитии на основе позднезарубинецких памятников образовалась колочинская культура, принадлежавшая, по мысли автора, к одной из группировок восточных славян, а при расселении позднезарубинецких племен к югу на бывшую черняховскую территорию сложились раннесредневековые славянские памятники типа Пеньковки. Не верхнеднепровское, а более западное происхождение имели только славянские памятники типа Корчак (Третьяков П.Н., 1966, с. 190–220, 304). Черняховская культура, по мнению П.Н. Третьякова, распространилась в разноплеменной среде и не имела прямого отношения к восточнославянскому этногенезу, лишь южная часть зарубинецкого населения могла оказаться отчасти под черняховской «вуалью» (Третьяков П.Н., 1966, с. 203, 220–224).

Зарубинецкая линия развития славян, намеченная П.Н. Третьяковым, находит сейчас широкую поддержку среди археологов, занимающихся культурами рубежа и первой половины I тысячелетия н. э. Работу в этом направлении продолжил Е.А. Горюнов, но на новом материале его выводы оказались более осторожными, чем у П.Н. Третьякова. Е.А. Горюнов считал, что памятники киевского типа имели особый характер, и в них есть лишь отдельные элементы, близкие к зарубинецким, поэтому их нельзя назвать позднезарубинецкими. В дальнейшем на основе киевской складывается колочинская культура, но последнюю сменяют славянские памятники VII–VIII вв., не связанные эволюционным развитием с колочинской культурой, как предполагал П.Н. Третьяков. Появление в Верхнем Поднепровье славянских памятников (VII–VIII вв.), по мнению Е.А. Горюнова, вероятно, было вызвано отходом на север под нажимом хазар части Пеньковского населения. В связи с этим этническое лицо колочинской и киевской культур не поддается четкому определению, но «некоторые данные позволяют считать, что обе культуры в своей основе являлись славянскими» (Горюнов Е.А., 1981, с. 36, 94). Р.В. Терпиловский, непосредственно занимающийся киевской культурой, подчеркивает ее перерастание в колочинскую и при этом отмечает значительную роль киевской культуры в сложении банцеровских и тушемлинских древностей Верхнего Поднепровья и Подвинья, родственных колочинским. Он считает возможным и существование определенных генетических связей киевских памятников Среднего Поднепровья с пражской культурой. Киевская культура послужила основой возникновения и Пеньковских памятников в Днепровском лесостепном левобережье, что было связано, по мнению Р.В. Терпиловского, с продвижением на юг в середине I тысячелетия н. э., скорее всего около V в., части деснинских племен. Этнос носителей Пеньковской культуры идентифицируется со славянами-антами, наблюдается взаимопроникновение элементов Пеньковской и колочинской культур, образующих широкую смешанную зону в левобережной лесостепи и Подесенье, поэтому колочинские памятники, как и Пеньковские, и общую для этих культур подоснову — киевскую культуру — автор расценивает как славянские (Терпиловский Р.В., 1984, с. 73–85). Таким образом, киевская культура оказывается исходным пунктом возникновения всех раннесредневековых славянских группировок.

В польской культуре была широко распространена концепция западного происхождения славян, а именно их сложения на пространстве между Вислой, Одером и верховьями Эльбы. Наиболее развернуто эта концепция представлена в трудах Й. Костшевского, главы школы автохтонистов. По его представлениям, славянскими были лужицкие племена в конце эпохи бронзы и в начале раннежелезного периода. После наслоения на них поморских племен, расселившихся с севера в середине I тысячелетия до н. э., образовались пшеворская и оксывская культуры, связанные с историческими венедами. Для подтверждения своих выводов Й. Костшевский находил общие элементы в хронологически последовательных культурах, что, по его мнению, доказывает эволюционное развитие культуры славян (Kostrzewski J., 1935; 1961; 1965). Близких взглядов придерживался Т. Лер-Сплавинский, но он относил лужицкую культуру к индоевропейским племенам венетов, а сложение славян, по его мнению, произошло в середине I тысячелетия до н. э. после расселения носителей поморской культуры (Lehr-Spławiński T., 1946. s. 137–141).

Концепцию западной прародины славян, охватывавшей бассейн средней и отчасти верхней Вислы, достигавшей на западе среднего течения Одера и на востоке — Припятского Полесья и Волыни, отстаивает В.В. Седов. В работе, посвященной происхождению и ранней истории славян, он излагает историю изучения проблемы происхождения славян и дает обзор современных лингвистических, антропологических и исторических данных по этой проблеме (Седов В.В., 1979). В.В. Седов строит свою концепцию на археологических материалах, придерживаясь ретроспективного метода исследования, который он считает единственно удовлетворительным путем для археологического изучения этногенеза, и лишь затем пытается сопоставить свои выводы с данными других наук (Седов В.В., 1979, с. 43). Он исходит из того, что археологические культуры соответствуют этническим общностям, хотя при некоторых условиях, миграциях и взаимопроникновениях могут складываться и полиэтничные культуры. В отличие от польских автохтонистов, связывавших лужицкую культуру (конец II — середина I тысячелетия до н. э.) с праславянами, В.В. Седов относит эту культуру к одной из диалектных группировок древнеевропейского населения (предков кельтов, италиков, германцев, славян и, возможно, некоторых других европейских этносов). При ретроспективном подходе к археологическим материалам самой ранней славянской культурой, по его мнению, следует считать подклешевую V–II вв. до н. э. (часто объединяемую с поморской, но имевшую специфические черты и занимавшую особую территорию). По времени культура подклешевых погребений соответствует первому этапу развития праславянского языка (по Ф.П. Филину), и ее славянская принадлежность подкрепляется или во всяком случае не противоречит другим приведенным в работе лингвистическим данным (Седов В.В., 1979, с. 51). На основе подклешевой культуры с конца II в. до н. э. складывается пшеворская, на развитие которой оказала влияние инфильтрация кельтских и германских племен, что привело к неоднородности культуры и населения. По мнению исследователя, в ареале пшеворской культуры выделяются два региона, отличающихся друг от друга деталями погребального обряда, набором инвентаря и типами керамики. Восточный, Висленский, регион сформировался непосредственно на основе подклешевой культуры и эволюционно связывается со славянской раннесредневековой культурой пражского типа, тогда как западный, Одерский, регион был заселен в значительной степени восточными германцами. На востоке славянская территория на рубеже нашей эры, возможно, достигла Среднего Поднепровья, куда доходила зарубинецкая культура, население которой родственно пшеворскому, но в то же время в ней были сильны местные балтские элементы. Южная часть населения зарубинецкого ареала приняла в дальнейшем участие в генезисе славянского ядра черняховской культуры. В сложение черняховской культуры определенный вклад внесло местное скифо-сарматское население, а в западных областях — карпские и дакийские племена. Существенную роль в сложении черняховской культуры сыграло также пришлое пшеворское население. Все это привело к этнической пестроте черняховского населения, но разноэтничные элементы концентрируются по территории неравномерно. На этом основании В.В. Седов выделяет Подольско-Днепровский регион, охватывающий Среднее Приднепровье, верхнее и среднее течение Южного Буга и область Верхнего Поднестровья (карта 4). Для этого региона, по мнению автора, характерна концентрация зарубинецких и пшеворских особенностей, привнесенных славянами, постепенно ассимилировавшими местное скифо-сарматское население. Благодаря процессу ассимиляции в культуре, языке и верованиях юго-восточной части славян явственно прослеживается иранское воздействие. О славянской принадлежности населения Подольско-Днепровского региона свидетельствуют, по В.В. Седову, генетические связи его культуры со славянскими древностями V–VII вв. типа Праги-Пеньковки.