Так же внезапно, как и появилась, липицкая культура исчезла с территории Верхнего Поднестровья. По мнению М.Ю. Смишко, липицкое население ушло под натиском пшеворцев (Smisko M., 1932, p. 180, 181).

В более поздней статье М.Ю. Смишко (1952в, с. 74) высказался в пользу перерастания липицкой культуры в черняховскую, но затем опять вернулся к своему первоначальному мнению. О сложении черняховской культуры на территории Молдовы на основе местной дако-гетской культуры писал Г.Б. Федоров (1960б, с. 171). Румынские исследователи также высказывались о липицкой и пшеворской культурах как о компонентах при сложении черняховской (Диакону Г., 1961, с. 413). В противоположность этим точкам зрения В.Д. Баран рассматривает липицкую и черняховскую культуры как хронологически последовательные, но резко отличные друг от друга и сменяющие одна другую группы (Баран В.Д., 1961, с. 94–97). Такого же мнения придерживался В.Н. Цыгылык, указавший на отсутствие памятников со смешанным липицким и черняховским материалом и каких бы то ни было переходных форм между этими культурами. Липицкое население, по его представлению, ушло с земель Верхнего Поднестровья, возможно, под натиском именно племен «черняховцев» (Цигилик В.М., 1975, с. 160–163). В.Н. Цыгылык осторожно высказывается о близости в отдельных элементах липицкой керамики и керамики культуры карпатских курганов, что, возможно, было связано с переселением липицкого населения и некоторым влиянием его на культуру карпатских курганов (Цигилик В.М., 1975, с. 163). При сравнении керамики этих культур, действительно, наблюдается много общих черт (распространение конических чаш с ручками, ваз на пустой ножке, характер орнаментации в виде налепов и валиков и прочие чисто дакийские особенности).

Рассматриваемая группа памятников второй четверти I тысячелетия н. э. была выделена В.Н. Даниленко (1955, с. 27–29) в конце 40-х — начале 50-х годов нашего века на основе сравнительно небольших материалов из поселений и могильников на территории Киева и его окрестностей (Никольская Слободка, Бортничи, Новые Безрадичи, Ходосовка и др.). В 60-е годы подобные памятники в Верхнем и Среднем Подесенье обнаружила экспедиция П.Н. Третьякова. На Десне и ее притоках были зафиксированы следы десятков поселений и нескольких могильников. В 1966–1970 гг. на некоторых из них, в том числе на поселениях второй четверти I тысячелетия н. э. Лавриков Лес, Форостовичи в районе Новгорода-Северского и Киреевка у г. Сосница, были проведены раскопки (Третьяков П.Н., 1974, с. 40–118; Горюнов Е.А., 1981, с. 99, 100). Одновременно ряд памятников киевской культуры в Подесенье был обнаружен А.А. Попко (Попко О.О., 1971, с. 129–140), Е.А. Горюновым (Горюнов Е.А., 1974а, с. 68–72), В.И. Неприной (Непрiна В.I., Корпусова В.М., 1972, с. 347–352), О.Н. Мельниковской (Мельникiвська О.М., 1977, с. 60–68). В 70-е годы детальные разведки в Черниговской обл. были предприняты Н.В. Юрковой и В.П. Коваленко (Юркова Н.В., Коваленко В.П., 1975, с. 71–75), Г.А. Кузнецовым, А.В. Шевкуном и др. (Кузнецов Г.О., 1977, с. 107–109). В 1974–1978 гг. работы в среднем течении Десны проводили Е.В. Максимов и Р.В. Терпиловский. В ходе раскопок были исследованы поселения Роище, Ульяновка, Киселевка 2, Выбли близ Чернигова (Терпиловский Р.В., 1984а, с. 87, 90, табл. 7-22). Позднее А.В. Шевкуном были проведены раскопки на поселении Деснянка в окрестностях Чернигова, а А.М. Обломским — на поселении Мена 5. В результате Подесенье можно считать наиболее полно изученным регионом киевской культуры. В Среднем Поднепровье широкие исследования памятников киевской культуры начались в конце 60-х — начале 70-х годов. Были произведены раскопки поселений и могильников у сел Казаровичи и Новые Безрадичи (Максимов Е.В., Орлов Р.С., 1974, с. 11–21; Даниленко В.М., 1976, с. 67, 68), ряда поселений близ г. Обухов (Кравченко Н.М., Абашина Н.С., Гороховський Є.Л., 1975, с. 87–98; Кравченко Н.М., Гороховский Е.Л., 1979, с. 51–69), поселений Глеваха (Терпиловский Р.В., 1985а), Вишенки (раскопки С.П. Пачковой), Сушки 2 (раскопки О.М. Приходнюка и Е.Л. Гороховского) и др. Изучение памятников второй четверти I тысячелетия н. э. на территории южной Белоруссии с 60-х годов проводит Л.Д. Поболь. Осуществлены широкие раскопки поселений и могильников Абидня и Тайманово к югу от Могилева в бассейне р. Адаменка, результаты которых опубликованы в кратком изложении (Поболь Л.Д., 1969, с. 105–108; 1970, с. 168–180; 1983, с. 37–42). Древности, вероятно родственные памятникам киевской культуры, были выявлены и исследованы в 70-х годах Э.А. Сымоновичем на территории Курской обл. в бассейне Сейма, преимущественно в поречье р. Тускорь (Сымонович Э.А., 1983б, с. 91–102). Позднее подобные памятники были обнаружены А.М. Обломским в смежном районе, в верховьях Северского Донца.

При публикации материалов новой группы археологических памятников были предложены две основные концепции: первая из них рассматривает памятники киевского типа как связующее звено между зарубинецкой и раннесредневековым и славянскими культурами; согласно второй, прямая связь киевской культуры со славянскими культурами V–VII вв. отрицается. Появление обеих концепций относится к периоду, когда в изучении многих раннесредневековых культур Восточной Европы, не говоря уже о памятниках киевского типа, были сделаны лишь первые шаги. Сравнительный анализ культур можно было осуществить в самых общих чертах. Все решал общий взгляд того или иного исследователя на истоки формирования раннесредневековых славянских культур. Так, В.Н. Даниленко отрицал участие в этом процессе черняховской культуры, считая главной «зарубинецкую» линию развития. Памятники киевского типа исследователь рассматривал как особый, поздний этап зарубинецкой культуры, синхронный черняховской культуре. На его основе в IV–V вв. складывались древности типа Колочина, в свою очередь ставшие подосновой Пеньковской культуры (Даниленко В.М., 1976, с. 89, 90). Близких взглядов придерживался П.Н. Третьяков, считавший, что потомки зарубинецких племен, покинув, лесостепные районы, продолжали обитать в северной части Среднего Поднепровья, в юго-восточной Белоруссии и Подесенье в первой половине I тысячелетия н. э. В середине I тысячелетия н. э. часть этого населения возвратилась в лесостепь, в результате чего здесь возникла Пеньковская культура, в то время как в лесной зоне сформировалась на сходной основе близкая ей колочинская культура (Третьяков П.Н., 1970, с. 15–71; 1982, с. 51–83). Таким образом, согласно взглядам В.Н. Даниленко и П.Н. Третьякова, сформировавшиеся на зарубинецкой основе памятники киевского типа являются прямыми предшественниками раннесредневековых славянских культур — колочинской и Пеньковской.

В настоящее время связь между указанными группами древностей представляется гораздо более сложной и неоднозначной. Все же взгляды всех современных исследователей, непосредственно изучающих киевскую культуру, можно в той или иной степени считать производными от концепций В.Н. Даниленко и П.Н. Третьякова (Поболь Л.Д., 1969, с. 105–108; Кравченко Н.М., Гороховский Е.Л., 1979, с. 51–69; Горюнов Е.А., 1981, с. 35–43; Сымонович Э.А., 1983б, с. 91–102; Максимов Е.В., 1982, с. 133–154). Подобная точка зрения высказана и Р.В. Терпиловским в единственной пока монографии, специально посвященной киевской культуре (Терпиловский Р.В., 1984б), в которой детально рассмотрен комплекс киевской культуры, определены ее локальные особенности и хронология, дан очерк социально-экономического развития и т. д.