Недостаточно убедительно обоснована и идея о прямой генетической преемственности между черняховскими и раннеславянскими памятниками в верховьях Днестра и Буга. Поселения со смешанными материалами интерпретируются как переходные. Однако многие из них (Черепин, Сокол, Бакота, Теремцы, Рипнев II) содержат и более ранние, чисто черняховские слои, поэтому вполне возможно, что при постройке на месте черняховского поселения раннесредневековых полуземлянок с печами-каменками в них оказался смешанный материал, относящийся к разным культурам. Такое смешение прослеживается на поселении Бакота, где черняховская керамика найдена даже в древнерусских жилищах, и хорошо видно на поселении Черновка I, где черняховские материалы встречены во всех жилищах VII–VIII вв. (Русанова И.П., Тимощук Б.А., 1984б, с. 19). В то же время открытие на некоторых поселениях хорошо датированных комплексов V в. н. э., содержащих черняховские и раннесредневековые славянские материалы, еще не доказывает генетическую преемственность между этими группами памятников, а может свидетельствовать лишь о каком-то периоде их синхронного существования.
Ленинградская группа ученых продолжает развивать идею о том, что проникновение вельбарских племен на юго-восток явилось причиной сложения черняховской культуры. М.Б. Щукин на основе детального хронологического анализа памятников Волыни выделил в процессе миграции гото-гепидского населения два потока. Первый из них представлен такими памятниками, как Брест-Тришин, Пересыпки, Величковичи, Могиляны-Хмельник, Любомль, Городок, и фиксируется в археологических материалах со стадии C1a (около 200 г. н. э.) до второй половины III в. н. э. По мнению М.Б. Щукина, в формировании черняховской культуры принимало участие германское население, пришедшее на Волынь именно с этим потоком, и фиксируется это на стадии С1b-С2 (220–330 гг.). В это время происходило проникновение второй волны вельбарских племен, оставивших такие памятники, как могильник у с. Дитиничи и поселение Ромаш (Szczukin M., 1981).
Обоснованность датировок и логичность построения придают концепции М.Б. Щукина стройную доказательность. Однако и эта схема не решает всех вопросов и не снимает всех противоречий. Разница во времени возникновения могильников Брест-Тришин и Дитиничи по сути дела очень невелика — на протяжении всего периода C1b (230–260 гг.) они сосуществуют. Не совсем понятно, почему новые пришельцы с северо-запада не включились в процесс формирования черняховской культуры. Не вскрыт механизм наследования вельбарских элементов и зарождения новых, чисто черняховских. Удалось проследить эволюцию погребального обряда могильника Брест-Тришин, выявить периоды бытования отдельных категорий инвентаря. Выяснилось, что на протяжении столетия облик культуры населения, оставившего могильник, претерпевает значительные изменения. На заключительном этапе преобладает тип погребений, который на ранней стадии встречался лишь как исключение, появляются новые формы керамики (Бажан И.А., Гей О.А., 1987). Однако все это отнюдь не позволяет говорить о качественном скачке, о формировании здесь новой культуры. Характерно отсутствие гончарной посуды, обряда ингумации, которые присущи раннечерняховским памятникам типа Ружичанка, Оселивка, Чернелов-Русский. Если современные датировки точны, то для начала фазы С2 (третья четверть III в. н. э.) на Волыни и в Подолии наблюдается довольно сложная картина: еще функционируют могильники, оставленные первым потоком вельбарской миграции; памятники, принадлежащие ко второму потоку, находятся в состоянии расцвета, сохраняя самобытную культуру; возникают черняховские некрополи и поселения. Все эти факты еще ждут своего истолкования.
Черняховская культура занимает значительную территорию. Вполне естественно поэтому, что, несмотря на удивительную ее монолитность, отдельные памятники обладают и некоторым своеобразием. Так, например, бросаются в глаза яркие отличительные черты могильника Компанийцы на левобережье Днепра — обилие сожжений, захоронения с оружием, керамика вельбарских и пшеворских форм. Весьма специфичны материалы Ружичанки, Чернелова-Русского и других некрополей. Однако попытки выделить локальные варианты черняховской культуры пока не увенчались успехом. Исследователи очень условно и в значительной мере интуитивно намечают большие зоны, имеющие разные подосновы. В.Д. Баран разбивает черняховский ареал на три крупных региона — Среднее Поднепровье, Северное Причерноморье, Днестровско-Прутское междуречье (Баран В.Д., 1981). В.В. Седов выделяет Подольско-Днепровскую группу памятников (Седов В.В., 1979, с. 95, рис. 17). Однако на сегодняшний день достаточно убедительно выделяется лишь северопричерноморская зона, где сконцентрированы основные скифо-сарматские элементы.
Главная причина спорности и незавершенности решений многих вопросов, касающихся происхождения черняховской культуры, этнического состава ее носителей, заключается в том, что черняховская культура отражает чрезвычайно сложные исторические явления. В ней удивительно переплелись разнородные черты, смешались разнообразные традиции, что проявилось в распространении различных типов построек, форм посуды, и в то же время происходила широкая унификация погребальных обрядов, особенностей костюма — все это создало весьма своеобразную, с трудом поддающуюся осмыслению картину. Лишь накопление новых материалов и применение строго разработанной методики приведут к достоверному решению этих вопросов.
Глава третья
Культура карпатских курганов
(И.П. Русанова)
Культура карпатских курганов в основном синхронна черняховской и непосредственно соседствует с ней на северо-западе. Граница между этими культурами проходит по р. Прут и верховьям Днестра. Основная масса памятников культуры тянется довольно узкой полосой вдоль северо-восточного склона Карпат, от верховьев р. Серет до р. Стрый. Вторая группа памятников, очень немногочисленная, расположена в верховьях р. Тиса и отделена от первой Карпатскими хребтами. К этой группе близки однотипные могильники восточной Словакии и несколько курганных могильников, находящихся в Трансильвании, в Карпатской котловине, ограниченной Южными Карпатами (карта 30).
Карта 30. Распространение памятников культуры карпатских курганов (на врезке — территория СССР; пронумерованы памятники, на которых проводились раскопки). Составитель И.П. Русанова.
а — курганы; б — поселения; в — карпатские курганы на территории СССР.
1 — Добряны; 2 — Нижний Струтинь; 3 — Голынь; 4 — Подгородье; 5 — Грабовец; 6 — Марковцы; 7 — Каменка; 8 — Цуцилев; 9 — Волосов; 10 — Переросль; 11 — Печенежин; 12 — Корнич; 13 — Мышин; 14 — Грушев; 15 — Пилипы; 16 — Стопчатов; 17 — Цуцелин; 18 — Трач; 19 — Дебеславицы; 20 — Ганнов; 21 — Пикунов; 22 — Рожново; 23 — Михальча; 24 — Коровин; 25 — Черновцы-Рогатка; 26 — Гореча; 27 — Кодын; 28 — Кут; 29 — Глыбокая, 30 — Черепковцы; 31 — Виноградово; 32 — Братово; 33 — Иза; 34 — Вербовец; 35 — Русское Поле.
Все памятники расположены в предгорьях Карпат, и среди них характерны погребения под курганными насыпями, с чем и связано название культуры карпатских курганов.
История изучения.
Сведения о курганах с трупосожжениями первой половины I тысячелетия н. э., распространенных в Карпатских предгорьях, были собраны и систематизированы сравнительно недавно, в 50-х годах, М.Ю. Смишко, который выделил эти памятники в особую культуру и дал ей название (Смiшко М.Ю., 1948, с. 107–109; 1953, с. 153). В последующие годы памятникам культуры карпатских курганов было посвящено две монографии. В книге М.Ю. Смишко, изданной в 1960 г., собраны все сведения о карпатских курганах, как опубликованные, так и хранящиеся в музеях и архивах. Анализируя эти материалы, автор установил их хронологию (первые века нашей эры — VI в.), очертил область распространения, выяснил особенности материальной культуры, внешние связи и, привлекая данные письменных источников, сделал попытку определить этническую и племенную принадлежность населения, связав его с карпами (Смiшко М.Ю., 1960). В книге Л.В. Вакуленко собраны новейшие материалы из курганов и главным образом поселений, раскопанных уже после выхода в свет книги М.Ю. Смишко. Ученый уточняет хронологию культуры (конец II — первая половина V в.) и дает свою интерпретацию ее происхождения и этнической принадлежности, связывая с дакийским и праславянским компонентами (Вакуленко Л.В., 1977).
