Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Стражник вышел из ворот, забрал мешок с доспехами барона и сказал:

– Господин сейчас к вам спустится.

– Господин? – не понял Волков. – Барон к нам спустится?

– Нет, не барон, к нам пожаловал господин Верлингер, дядя барона из Вильбурга. Он велел передать, что к вам выйдет, как только поговорит с доктором.

Сказав это, солдат взвалил мешок на плечо и скрылся в воротах замка, а кавалер и его люди остались у ворот, на ветру. Опять пришлось ждать у закрытых дверей.

Долго стояли, в замке словно ждали, что незваные гости замерзнут, что им надоест и они уберутся прочь. Но Волков ехал сюда четыре часа и уезжать, ничего не выяснив, не собирался. Он спешился и ходил не спеша, кутался в шубу, поднимая воротник, и «расхаживал» ногу, надеясь, что та перестанет ныть.

Наконец, тяжелая створка ворот, скрипнув, отворилась, и к ним вышел немолодой господин, был он бледен и кутался в одежды от ветра.

– Господин Фолькоф?

– Господин Верлингер?

Они раскланялись, и пожилой господин заговорил:

– Фамилия Баль признательна вам за вашу заботу, кавалер. И наша фамилия горда тем, что представитель ее имел честь плечом к плечу с вами и другими добрыми господами нашей земли участвовать в столь знаменитом деле, что было у холмов.

– И я рад, что в трудную минуту член вашей славной фамилии пришел мне на помощь, – поклонился Волков. – Как самочувствие барона?

– Он тяжек, – сухо ответил дядя барона.

– А смогу ли я с ним поговорить? Прискорбный случай, что приключился с кавалером Рёдлем, был на моей земле. И на мне, как на господине той земли, лежит ответственность за случившееся.

Господин Верлингер скривился и мотнул головой, демонстрируя отказ.

– Сие невозможно. Барон чаще бывает в беспамятстве, чем в чувствах.

– У него жар? Наконечник болта удалили? – проявлял заинтересованность кавалер.

– Да, наконечник болта удален, – явно нехотя говорил господин Верлингер. – И у него жар, рана воспалена.

– Со мною отличный врач, – продолжал Волков, – он может осмотреть рану.

– Я благодарен вам, кавалер, но у нас тоже врач не из последних, – заносчиво отвечал дядя барона.

Дальше предлагать что-либо или просить о встрече было бы невежливым, но вот задать пару вопросов Волков еще мог.

– Господин Верлингер, а как же барон вернулся сам в замок со столь тяжкой раной? Они с кавалером Рёдлем уехали вдвоем, кавалера Рёдля мы нашли без головы, голову так и вовсе не сыскали, хоть искали два дня. Доспехи барона нашли. А сам он как-то добрался до замка.

– Приехал, – сухо отвечал Верлингер, – сам приехал. Вы тут человек новый, видно, того не знаете, что барон был известен всем как самый крепкий человек графства.

– А про кавалера Рёдля ничего сказать он не успел?

– Нет, – ответил Верлингер тем тоном, которым люди обычно желают закончить разговор.

Дальше говорить смысла не было.

– Еще раз выражаю вашему дому мою благодарность, – произнес Волков, кланяясь, – все мы будем молиться за скорейшее выздоровление барона. И о том же я буду просить и епископа Малена.

– Дом Баль принимает вашу благодарность не как вежливость, а как дружбу, – важно сказал дядя барона.

На этом все было закончено, дело вышло пустое. По сути, Волков мог отправить солдата с телегой, в которой тот привез бы в замок доспехи барона. Смысла тащиться в эту даль самому у него почти не было.

Ну, разве что на обратном пути, когда они проезжали мимо кузницы, кавалера догнал кузнец Волинг и просил разрешения говорить.

– Говори, – разрешил Волков, останавливая коня.

– Господин, дозвольте узнать, будет ли у вас в Эшбахте место для моей кузни?

– Ты что, хочешь переехать в мою землю? – удивился кавалер.

– А что же, – говорил кузнец, ничуть не смущаясь и не понимая удивления рыцаря, – народу у вас много, купчишки через вас поехали, говорят, пристань ставите, а на пристани уже корзины с углем стоят. И солдаты у вас живут. Без дела не останусь.

– Неужели у тебя тут мало работы? – не верил Волков.

– И работы тут мало, и уголь покупаю втридорога. – Кузнец Волинг сделал паузу и потом прибавил с опаской: – Да и жить что-то тут совсем стало страшно.

– Страшно? Отчего же?

– Да как же отчего?! Мужики из замка говорили, что кавалера Рёдля без головы привезли, а голова у него была не отрублена. Говорят, то зверь опять озорничал. А разве вы о том не знаете? – Волков молчал, просто смотрел на кузнеца, и тот, не дождавшись ответа, продолжал: – Вот я и думаю, если благородных людей зверь кушать надумал, то что уж нам, простым, остается. Так что прошу у вас разрешения кузню к вам привезти. А чтобы звоном вас не беспокоить, я ее поставлю у края Эшбахта, на выезде к реке.

– Нет, не дозволяю, – нехотя отказал Волков.

– Не дозволяете? – искренне удивился кузнец. – Я же кузнец, а кузнец очень в хозяйстве полезен. Я даже готов вам деньгу платить, какую оговорим, за аренду земельки.

Волков уже повернул коня и поехал, а Волинг что-то еще говорил, в чем-то его убеждал.

Конечно, кузнец был прав. Он мог бы приносить Эшбахту большую пользу, и кавалер сам думал найти себе кузнеца или перевезти своего из Ланна. Вот только не мог он у другого господина из земли уводить мастера. Ни мужика, ни бондаря, ни пивовара, ни сыровара, ни кожевенника уводить у соседа нельзя. А тем более нельзя уводить кузнеца. Иначе прослывешь соседом недобрым. А уж уводить мастера из земли того, кто пришел к тебе на помощь в трудную минуту, так еще и нечестным прослывешь и неблагодарным.

* * *

Они вернулись к вечеру замерзшие, уставшие и очень голодные. А еще и злые, так как ничего не смогли выяснить. Во всяком случае, Волков был зол. А как вошел в дом – увидал мальчишку лет четырнадцати, был он одет в цвета дома Мален и разговаривал он с женой его. Сразу кавалер подумал, что гонца прислали к ней из дома. Не к добру это было, ему это не нравилось.

– От графа? – спросил он у Бригитт, которая вышла снимать с него шубу.

– От графини, – ответила та, забирая шубу. – Привез письмо, никому взглянуть не дает, говорит, что только вам в руки даст.

Волков вошел в комнаты, поклонился жене и сразу отвел юношу в сторону.

– Кто вы такой?

– Меня зовут Теодор Бренхофер. С соизволения графа Малена назначен пажом графини Мален, – говорил юноша со всей возможной важностью. – Надеюсь, вы – господин Эшбахт, брат графини?

– Да. Давайте письмо, я Эшбахт, я брат графини.

Юноша достал из-под колета бумагу с сургучом, протянул Волкову.

– Извольте.

Кавалер тут же сломал сургуч, подошел к подсвечнику. Графиня писала плохо, неровно и с ошибками, письмо явно давалось ей с трудом, но это была ее рука, видно, никого не решалась просить помочь ей в написании. Он стал читать:

«Брат мой и господин мой, дворовые были рады, как услыхали, что безбожных горцев вы сильно побили. От них я о победе вашей узнала, а не от мужа и родственников. Но молодой граф настрого запретил дворовым и слугам о ваших победах говорить и им радоваться, злился от этого. А еще я однажды слышала, что ругал он вас псом бездомным и безродным, поповским прихвостнем. Говорил, что от вас одна в земле суета ненужная, что герцог слаб, раз вас придержать не может. Но я вас с победой поздравляю и очень горжусь таким братом. И руки вам целую.

А со вчерашнего дня во дворец мужа моего съезжались разные господа со всего графства, собирал их молодой граф. И на собрание они звали мужа моего. О чем было собрание, они не говорили, держали в тайне, только пытая мужа, я узнала – сказал он, сильно нехотя, что говорили они о вас. Говорили, что вы не их, а чужой, что война с горцами никому не нужна, что победами этими вы кичиться будете, что человек вы бесчестный, так как они говорят, что Шауберга убили нечестно и поступили с ним плохо и зло. И многие говорили, что за то, как вы обошлись с Шаубергом, вас нужно звать на суд дворянской чести. И порешили, что позовут. На днях пошлют к вам гонцов. Только вы не езжайте, так как решено вас там схватить и выдать на суд герцогу Ребенрее…»

16
{"b":"870011","o":1}