«В лице Юлиуса Лебера он уважал человека, настоящего мужчину и патриота. Я постоянно стремлюсь разъяснить, что мой муж по своему мировоззрению не мыслил по исконно предопределённым шаблонам, а являлся «мыслящим человеком». Он не укладывается в рамки заранее заготовленных «коробочек» и «систем». Для него речь шла о чести народа и отечества. И если он находил при этом отклик у таких людей, как Лебер, то предпосылки были для него безразличны. Он видел в нём скорее социального демократа, чем «социал-демократа». Решающим для него были личная честность и цельность характера»104.
Аналогичным образом судит и Аннедора Лебер: «В 1944 г. д-р Лебер установил контакт со Штауффенбергом. Их отношения переросли в честную дружбу. Штауффенберг был кем угодно, только не так называемым военным или генштабистом. Он имел ярко выраженный интерес к политике и придавал политической концепции д-ра Лебера большое значение для будущего»105.
Итак, Штауффенберга и Лебера объединяли общая тревога за судьбу нации и общее понимание необходимости коренных политических и социальных изменений в Германии.
Вместе с Лебером Штауффенберг выступал против концепции группы Гёрделера, которую отвергал как «революцию старцев»106. Д-р Лебер называл Гёрделера «человеком, предающимся иллюзиям», и при поддержке Штауффенберга во время программных дискуссий выдвигал требование глубоких социальных реформ107.
В апреле и мае 1944 г. адвокат Вирмер пытался посредничать между Штауффенбергом и Лебером, с одной стороны, и Гёрделером — с другой, и с этой целью вёл несколько бесед. «При этом граф фон Штауффенберг заявлял, что дело ни в коем случае не должно прийти к намеченной д-ром Гёрделером попытке реставрации республики 1919 г. Когда д-р Лебер, отвергая воззрения д-ра Гёрделера, изложил радикальную социалистическую программу и стало известно, что граф фон Штауффенберг как будто одобряет её, Вирмер снова по просьбе Гёрделера включился в переговоры с целью устранения этой трудности»108.
Штауффенберг, согласно данным, содержащимся в обвинительном акте против Гёрделера, заявил о своём согласии с компромиссным проектом Вирмера, что было вполне возможно, ибо для Штауффенберга на первом плане стоял прежде всего вопрос об устранении Гитлера и прекращении войны.
В мае 1944 г. Лебер выступил с новыми резкими нападками на Гёрделера за его «западную политику». Он осудил также «послушную церкви политику Гёрделера и Вирмера». Лебер настаивал на более сильной ориентации на Восток109.
Штауффенберг и Лебер противились выдвижению кандидатуры Гёрделера на пост канцлера — позиция, которую разделяли также Мольтке и другие члены Крайзауского кружка. Весной 1944 г. Штауффенберг встретился с Вильгельмом Лёйшнером. Легационный советник Брюкльмайер, устроивший эту встречу, обрисовал Штауффенберга как человека, «проявлявшего интерес к рабочему вопросу»110. Штауффенберг спросил Лёйшнера, не лучше ли было бы, чтобы руководство в новой Германии взял на себя представитель рабочего класса111. Однако Лёйшнер был против. Он не хотел, чтобы на социал-демократию, как в 1918—1919 гг., легло бремя ликвидации проигранной войны, ответственность за которую несла не она. Поначалу Лёйшнер был согласен с кандидатурой Гёрделера на пост рейхсканцлера, но считал это лишь временным решением. В будущем он хотел видеть во главе государства социал-демократа.
Из своего отрицательного отношения к кандидатуре Гёрделера на пост рейхсканцлера Штауффенберг не сделал никакого конфликта, ибо самым необходимым в тот момент считал объединение всех сил для свержения Гитлера. Но и он тоже видел в канцлерстве Гёрделера лишь правительство переходного периода. Шуленбург и другие — даже сам Бек — считали Лебера человеком, подходящим для того, чтобы в будущем занять пост канцлера112, Гёрделер пожаловался Беку насчёт радикальных демократических взглядов Штауффенберга. «Но Бек придерживался мнения, что не следует слишком сдерживать этого молодого горячего всадника»113.
О политических взглядах Штауффенберга весной 1944 г. дают представление также высказывания бывшего майора Майнике-Кляйнта, прикомандированного с января по июнь 1944 г. к Общевойсковому управлению сухопутных войск и в течение некоторого времени служившего под непосредственным началом Штауффенберга. Хотя Майнике-Кляйнт не был вовлечён в заговор, Штауффенберг весьма откровенно говорил с ним об общем положении и о будущем. Майнике-Кляйнт приводит его дословное высказывание: «Немецкий народ состоит не только из офицеров-аристократов и провинциальных дворянчиков».
Далее Штауффенберг сказал, что должен быть создан Отечественный фронт и что после свержения Гитлера особенно необходимо повести борьбу против его идейного наследия. Он, Штауффенберг, против всех мер, затягивающих войну. Война проиграна, и Германия должна проиграть её, ибо начинать её было преступлением. Начало этому преступлению было положено в 1933 г. О концентрационных лагерях Штауффенберг сказал, что в них находились преимущественно порядочные люди114. Графиня Штауффенберг заявила, что эти высказывания «блестяще» отражали «ход мыслей» её мужа115.
Свои взгляды на политические и социальные реформы Клаус фон Штауффенберг излагал и землевладельцу графу Ульриху Вильгельму Шверину фон Шваненфельду. Тот был лет на пять старше Штауффенберга, служил в качестве капитана в управлении оберквартирмейстера и с октября 1943 г. свёл с ним близкое знакомство. Шверин с 1938 г. поддерживал связь с группой Гёрделера. Но позднее, склоняясь к взглядам крайзаусцев, он подружился также с Фрицем фон дер Шуленбургом. Эберхард Целлер пишет о Шверине фон Шваненфельде:
«Он вёл со Штауффенбергом беседы о будущей аграрной и земельной реформе и одобрял планы, означавшие лично для него далеко идущий добровольный отказ от своих привилегий ради новой государственной структуры. Он настаивал на том, что крупные собственники должны добровольно показать пример, дабы осуществить «революцию сверху», как того в своё время требовал барон фон Штейн[21]»116. Эти взгляды совпадали с воззрениями братьев Штауффенберг, а также графа Мольтке. Поскольку Штауффенберг стремился к созданию широкого фронта противников нацистского режима, он одобрил переговоры Лебера и Райхвайна с коммунистами Антоном Зефковом и Францем Якобом 22 июня 1944 г.
Генерал Ольбрихт, один из ближайших соратников Штауффенберга, тоже предпринимал попытки расширить фронт и установить контакт с коммунистами. Весной 1944 г. он посетил одну знакомую, о которой знал, что она принадлежала к КПГ. Ольбрихт просил её «помочь после свержения Гитлера строительству новой жизни путём привлечения смелых, честных людей из всех слоёв общества, в том числе и коммунистов, и особенно оказать влияние на женщин, без которых был бы невозможен желательный бескровный переход к демократическому управлению государством»117.
Штауффенберг исходил из того, что свержение Гитлера должно быть произведено частями вермахта под руководством решительных офицеров, то есть, что в первой фазе переворота решающую роль сыграют вооружённые силы. После консолидации новой власти должны были, при опоре на широкий фронт трудящихся, включая коммунистов, постепенно устанавливаться демократические порядки. По мнению барона Кунрата фон Гаммерштейна, для Штауффенберга, Ольбрихта и других не существовало никакого препятствия к сотрудничеству с коммунистами. Главным было антифашистское патриотическое мировоззрение118.
Незадолго до 20 июля 1944 г. Штауффенберг разработал проект присяги, которую должны были принести все участники заговора. Она гласила: «Мы желаем создания нового строя, который превратит всех немцев в опору государства и гарантирует им право и справедливость. Вместе с тем мы презираем ложь о равенстве и склоняемся перед установленными самой человеческой природой различиями. Мы желаем видеть народ уходящим своими корнями в родную почву, остающимся близким силам природы, находящим счастье и удовлетворение в том, чтобы действовать в присущем ему жизненном кругу, и преодолевающим тёмные инстинкты зависти и недоброжелательства. Мы хотим таких руководителей, которые бы, происходя из всех слоёв народа, уповая на силы небесные, сами показывали всем остальным пример разумности, дисциплины и самопожертвования»119. Эта присяга, всем своим стилем выдающая её духовное происхождение из кружка Стефана Георге и носящая черты «революции сверху», служила в конечном счёте выражением приверженности демократии и отказа от экспансии и угрозы другим народам.
