Итак, Манштейн не был готов пойти на совместные действия — он предпочёл идти и дальше с Гитлером, чтобы в конце концов пережить крах Восточного фронта. Совет Манштейна молодому офицеру, озабоченному судьбой нации, в качестве средства против отчаяния добиваться перевода во фронтовой штаб воспринимается почти как насмешка. От высказанного Манштейном взгляда, будто можно побудить Гитлера согласиться на персональные изменения в военной руководящей верхушке, Штауффенберг давно уже отказался. Он больше не добивался бесед с Манштейном, поскольку понял всю бесцельность обсуждения смелых планов с верноподданнически преданным Гитлеру фельдмаршалом.

Гальдер, который начиная с 1938 г. в качестве начальника генерального штаба подготавливал и выполнял гитлеровские приказы, под воздействием положения на Восточном фронте больше уже не желал безусловно повиноваться Гитлеру и потому 24 сентября 1942 г. был смещён. Штауффенберг явно ожидал теперь от Гальдера более решительной позиции, а потому посетил бывшего начальника генштаба в его берлинской вилле. Но и этот визит успеха не возымел: Гальдер так и остался пассивен.

Несомненно, в это время Штауффенберг вёл множество разговоров с высшими офицерами о выступлении против Гитлера. Но то, что он не получил согласия с их стороны, Штауффенберг подтвердил позднее в Африке своему тогдашнему командиру дивизии, который пишет об этом следующее: «Все они сказали ему, что вполне понимают: дальше так продолжаться не может и что-то надо предпринять. Но никто не отдал себя в его распоряжение и не захотел взять на себя руководство»¹²⁴.

Этот печальный опыт заставил Штауффенберга проникнуться презрением ко всем тем высшим офицерам, которые под личиной «только солдата» прятали свой страх перед чёткими решениями. Он и не скрывал этого. Осенью 1942 г. в кругу молодых офицеров, искавших выхода в бегстве из штабов в действующую армию, Штауффенберг сказал: «Дать убить себя врагу — это ложный героизм, всего только трусливое уклонение от ответственности, которое ничуть не лучше, чем отговорка маршалов долгом повиновения и ссылкой на то, что они «только солдаты». Он требовал: «Тот, кто по рангу и по чести призван командовать другими, олицетворяет единство личности и задачи, при которых нет больше места никакому иному расчёту, кроме как отвечать за суть дела в целом». Штауффенберг критиковал образ мыслей большинства офицеров: «Получаю своё жалованье, выполняю свой долг, верю в фюрера и радуюсь отпуску. На кого же рассчитывать тогда отечеству?» Он не скупился в этой беседе на резкие слова по адресу тех, кто уклоняется от ответственности: «Бюргеры, охотники за тёплыми местечками, подхалимы в генеральском чине»¹²⁵.

С большой тревогой следил Штауффенберг за ходом событий под Сталинградом. Он надеялся, что Гитлер даст окружённым войскам 6-й армии и частям 4-й танковой армии приказ на прорыв, и осуждал самонадеянное обещание Геринга о гарантировании снабжения по воздуху находившихся в котле войск. И он надеялся также, что по крайней мере хоть теперь найдётся мужественный генерал, который поднимется против безумного гитлеровского приказа. Но тщетно. Исход битвы на Волге — потеря 32 дивизий со всем вооружением и снаряжением — и переход стратегической инициативы в руки Красной Армии окончательно укрепили в Штауффенберге понимание того, что, война Германией проиграна. Он был, сообщает барон фон Тюнген, «совершенно убеждён в неизбежной катастрофе и глубоко подавлен этим. Больше, чем когда-либо ранее, Штауффенберг был убеждён в том, что «он» должен исчезнуть с лица земли»¹²⁶.

1 января 1943 г. Штауффенберг был произведён в подполковники, и его вскоре в порядке очередной смены офицерского состава перевели в штаб действующих войск. Здесь он должен был освежить и пополнить свой фронтовой опыт, так как в дальнейшем предполагалось назначить его на более высокий пост. В кругах ОКХ и ОКВ Штауффенберга считали кандидатом на пост начальника генерального штаба. Эта мысль уже высказывалась в окружении Гитлера. Штауффенберг отнёсся к своему переводу в войска не безразлично. 1942 г. закончился для него большими разочарованиями, так как ни один из фельдмаршалов и командующих армейскими корпусами не проявил готовности к выступлению против Гитлера. Кроме того, ему казалось уместным временно несколько отойти на задний план, чтобы не привлекать к себе внимания верных Гитлеру офицеров. Поэтому понятны его слова: «Пришло время мне отсюда исчезнуть»¹²⁷.

Перед отъездом в Африку, куда он получил назначение, Штауффенберг посетил в госпитале своего бывшего однополчанина, ставшего позже полковником, Петера Зауэрбруха. Тот вспоминает: «Штауффенберг был тогда очень подавлен и предсказывал такое развитие событий на африканском театре военных действий, которое потом и наступило»¹²⁸.

В ходе своего успешного наступления в Северной Африке англичане 23 января 1943 г. достигли Триполи и отбросили германо-итальянские войска на позиции у Марета, лежащего на линии тунисско-ливийской границы. Высадившиеся в начале ноября 1942 г. в Алжире и Марокко англо-американские войска в течение ноября тоже продвинулись с запада до Туниса, который после высадки союзников в Северо-Западной Африке был занят германскими войсками. 10-я танковая дивизия, к которой принадлежал Штауффенберг, приняла в середине февраля участие в наступлении на американцев между Фаидом и Гафзой, а также в начале марта — в последнем и тоже безуспешном ударе по 8-й британской армии с позиций у Марета. В конце марта 8-я британская армия перешла в контрнаступление и заставила фашистские войска отступить на север, что им удалось осуществить ценой больших потерь. Успеху союзников способствовало в первую очередь господство в воздухе, которого они добились в Африке, поскольку германская авиация гибла на Восточном фронте. Англо-американские истребители-бомбардировщики почти неограниченно хозяйничали в тылу противника.

Первоначально фронтовая атмосфера вновь захватила Штауффенберга. Вскоре он стал выделяться в дивизии своим товарищеским, открытым характером, своим знанием военного дела. Его манера отдавать приказания оценивалась как обдуманная и точная; он использовал любую возможность для того, чтобы поддерживать прямую личную связь с ведущими бой войсками. Штауффенберг не скрывал от командира дивизии и других офицеров, которым доверял, своего враждебного отношения к Гитлеру и фашистскому режиму. Теперь он исполнял свои обязанности ради дела, которое больше не считал своим.

Во время отступления дивизии 7 апреля 1943 г. автомашина Штауффенберга была атакована английскими самолётами с бреющего полёта, и он был тяжело ранен. Его доставили в госпиталь в Карфагене. Он потерял левый глаз, два пальца левой руки и правую руку.

Из Карфагена Штауффенберга перевезли в мюнхенский госпиталь, где он провёл полгода, так как процесс заживления шёл медленно. Участливое отношение родных, друзей, товарищей по военной службе к его судьбе было велико; Штауффенберга часто навещали сослуживцы, в том числе и те офицеры, которые хотели заполучить его в свои учреждения. Новый начальник генерального штаба генерал-полковник Цейтцлер вручил ему при своём посещении Золотой знак за ранение. Графиня Штауффенберг рисует ту исключительную силу воли, с какой тяжелораненый преодолевал свой физический недуг: «Он отказывался принимать обезболивающие средства; гордился тем, что может обходиться без посторонней помощи; учился есть, бриться, умываться тремя пальцами; однажды даже не дал помочь завязать бабочку к смокингу — только для того, чтобы доказать, что может сделать это сам»¹²⁹.

Ввиду тяжёлого ранения Штауффенберг имел возможность добиться своего увольнения из вермахта по инвалидности. Но он не сделал этого, ибо знал, что именно теперь для устранения Гитлера нужен каждый человек. «У меня такое чувство, что я должен сделать что-то для спасения государства!» — сказал он жене ещё в госпитале шутливо-серьёзным тоном, за которым скрывалось истинное чувство¹³⁰. Петеру Зауэрбруху он позже заявил: «Я не смог бы глядеть в глаза жёнам и детям погибших, если бы не сделал всего, что в моих силах, чтобы прекратить это бессмысленное принесение людей в жертву»¹³¹.