В начале октября 1425 г. первые отряды английской армии достигли долины реки Майен в западном Мэне. Город Майен стоял на западном берегу реки в предгорьях северного нагорья. В нем размещался крупный гарнизон — последние значительные силы дофинистов, оставшиеся в округе. Последние два с половиной года здесь находилась штаб-квартира Жана де ла Э, но после вторжения Солсбери он покинул это место, оставив командовать его обороной двум местных дворян. Старая крепость была построена в X веке и усилена башнями в XIII веке. Как и другие укрепления Мэна, она находилась в плохом состоянии и не была рассчитана на ведение современной осадной войны. Тем не менее, она продержалась против графа Солсбери более шести недель — дольше, чем любая другая крепость. Артиллеристы графа израсходовали здесь столько же пороха, сколько под Ле-Маном и Сен-Сюзанн, вместе взятыми, и при этом не произвели на стены никакого впечатления. Англичане также безуспешно пытались их подорвать. Они даже предприняли штурм главного замка с помощью лестниц, но были отброшены назад с большими потерями. В конце концов Солсбери был вынужден предложить гарнизону щедрые условия, чтобы склонить его к капитуляции в начале ноября 1425 г.[224].

После сдачи Майена Солсбери покинул Мэн, но кампания еще не была закончена. Вскоре после его отъезда группа дофинистских партизан захватила Ла-Ферте-Бернар, крепость с гарнизоном на реке Юина, которая обозначала восточную границу штата Мэн. Это было напоминанием о том, что дофинистские гарнизоны в Мэне состояли в основном из местных дворян, которые не покидали провинцию при взятии своих крепостей, а затаивались в ожидании удобного случая отомстить. Отрядом захватившим Ла-Ферте-Бернар командовал Луи д'Авогур, младший брат опального министра Дофина. Он был местным офицером Иоланды Анжуйской, которая командовала в Ла-Ферте-Бернар до английского вторжения и вернулась, когда англичане встали на зимние квартиры.

В Париже граф Солсбери решил вернуться в Мэн, как только будут собраны средства для осады. Он создал передовую базу в Беллеме в Перше и прибыл туда примерно в конце января 1426 года. Примерно 2 февраля он подошел к Ла-Ферте-Бернар. Замок, примыкавший с юга к городу, был защищен двумя обводами стен и окружен водой и болотом. Солсбери попытался взять его традиционным способом — артиллерийским обстрелом с последующим штурмом, но в итоге был вынужден блокировать его, чтобы взять гарнизон измором. В тылу графа другая группа местных дворян предприняли дерзкую попытку отвлечь англичан, напав на крупную крепость Алансон, пока ее капитан сэр Джон Фастольф и большая часть гарнизона находились в осадном лагере. Они надеялись, что их впустит гасконский предатель из гарнизона. Но гасконец взял деньги и раскрыл заговор графу Солсбери. В результате при подходе к городу они попали в засаду и потеряли большую часть своих людей. В Ла-Ферте-Бернар припасы гарнизона были почти исчерпаны и в начале апреля 1426 г. Луи д'Авогур капитулировал[225].

За девять месяцев граф Солсбери захватил почти весь Мэн, за исключением баронства Лаваль на юго-западе графства. В результате граница английской оккупации была отодвинута на юг от нормандской границы до долины реки Луар, где спорная территория обозначала границу с Анжу. Однако здесь наступление англичан остановилось. Офицеры Иоланды Анжуйской создали мощную линию замков с гарнизонами от Краона до Шато-дю-Луар, которую англичане не смогли преодолеть, и довольствовались лишь короткими набегами. Оккупация Мэна обеспечила некоторую защиту полуострова Котантен и юго-западной части Нормандии от набегов противника и позволила изолировать гарнизон Мон-Сен-Мишель. Однако эти преимущества достались дорогой ценой. Солсбери оставил после себя оккупационную армию, размещенную гарнизонами в не менее чем четырнадцати замках, большинство из которых находилось на юге графства. В течение следующего года англичане основали еще не менее пяти. Но и в этом случае они не были уверены в своем положении в Мэне. Их власть не была принята населением так же легко, как в Нормандии. Они сталкивались с постоянным молчаливым, а иногда и активным сопротивлением местной знати. Краон на севере Анжу стал базой крупного рейдерского отряда под командованием одного из придворных рыцарей Дофина, Готье де Брусака, который неоднократно совершал набеги в долины рек Удон и Майен. Лаваль получил дофинистский гарнизон в 270 человек, один из самых крупных в регионе. На восточном направлении Мэн был открыт для набегов на долину реки Луар со стороны компаний Ла Ира, обосновавшихся в окрестностях Вандома[226].

Как источник доходов, Мэн оказался разочарованием для своих завоевателей. Боевые действия были чрезвычайно разрушительными. Переброска войск обеих сторон сделали невозможным посев и сбор сельскохозяйственных культур и урожайность зерновых сократилась на три четверти и более. Разрушение амбаров и мельниц довершало бедствие. За английской оккупацией последовали годы партизанской войны, что замедлило процесс восстановления. Крестьяне и фермеры бросали землю и уходили в соседнюю Бретань. Мэн стал частью личных владений герцога Бедфорда. Зачатки гражданской администрации были созданы в 1425 г. под руководством военного губернатора сэра Джона Фастольфа и канцлера, опытного солдата и администратора сэра Джона Попхэма. Мэн имел свой Совет, заседавший в Ле-Мане, и независимое финансовое управление. Английские поселенцы прибывали в большом количестве. Некоторые из главных капитанов, включая Фастольфа, были наделены обширными землями. Для более скромных солдат, сражавшихся при Вернёе, были выделены земли с доходом до 60.000 ливров в год. Англичане не пытались примирить население Мэна с новым режимом, как это было сделано с некоторым успехом в Нормандии. Они рассматривали графство как вражескую территорию, находящуюся под военной оккупацией. Расходы, связанные с оккупацией, а они были немалыми, покрывались жителями, как, впрочем, и всегда при военной оккупации. Гарнизоны регулярно требовали у местных деревень продовольствие и другие товары без оплаты. Графство облагалось налогами на той же основе, что и Нормандия, но в отличие от Нормандии оно было обязано платить pâtis. В трех местных центрах — Ле-Мане, Сен-Сюзанн и Майене — была создана централизованная система сбора pâtis и продажи охранных грамот, без которых передвижение по графству было практически невозможно. Сэр Джон Фастольф, писавший много лет спустя, подсчитал, что Мэн приносил военную прибыль в размере 4.000 марок (2.666 фунтов стерлингов) в год для личной казны Бедфорда. Но все это и даже больше тратилось на расходы по оккупации и обороне[227].

В сравнении с высокими амбициями Ришмона и Иоланды Анжуйской, дворцовый переворот 1425 г. оказался неудачным. Совет Дофина был реорганизован таким образом, что в него вошел гораздо больший аристократический элемент, что стало ответом на одно из самых постоянных критических замечаний в адрес режима Луве. Единственный список, которым мы располагаем, содержит девятнадцать имен, в том числе двенадцать крупных дворян и четырех епископов. В делах Совета главенствовал триумвират в составе Иоланды Анжуйской, коннетабля и Пьера де Жиака. Иоланда, единственная женщина, ставшая постоянным членом Совета в этот период, в течение последующих двух лет почти постоянно проживала при дворе и обычно присутствовала на его заседаниях. Ришмон обладал влиянием, но был занят армией и избегал рутины управления.

Пьер де Жиак был самым странным человеком в этой группе. Он был дворянином из Оверни, чья семья имела давние связи с королевским домом (его дед был канцлером в течение пяти лет в 1380-х годах). Сам Пьер вырос на службе у Иоанна Бесстрашного и был в числе тех, кто находился с ним в момент его убийства. Сразу после этого он переметнулся на сторону Дофина, что вызвало подозрения в его причастности к этому преступлению. Скорее всего, это было неправдой, но не исключено, что именно так и было. Пьер де Жиак был человеком, предпочитавшим насильственные методы в решении проблем. В его послужном списке было как минимум одно насильственное похищение, а свою первую жену он, по общему мнению, отравил. Принятый при дворе Дофина, Пьер вошел в ближайшее окружение Жана Луве и поддерживал его до конца. Теперь же он стал первым камергером и взял на себя роль Луве как привратника Дофина. Выбор, вероятно, был за самим Дофином, так как, вечно неуверенный в себе, он всегда нуждался в поддержке друзей. Жиак был человеком весьма ограниченных способностей, но зато он был типичным придворным фаворитом, одновременно надменным и вкрадчивым. За короткое время он приобрел такое же влияние на своего господина, каким пользовался Луве. "Люди говорили, что король очень любит его и сделает все, что он пожелает, — писал один из современных придворных наблюдателей, — поэтому дела пошли очень плохо". Рабочими лошадками нового Совета стали епископы: уважаемый Мартен Гуж, восстановленный в должности канцлера, дипломат Рено де Шартр и Гийом де Шампо, епископ Лаона, старый соратник Луве, отвечавший за финансовое управление и, по общему мнению, не обладавший ни рассудительностью, ни честностью[228].