Наиболее значительные изменения произошли в сельской местности, где ланкастерское землеустройство было отменено с крайне разрушительными последствиями. Компьенский ордонанс Карла VII от 1429 г. давал право прежним владельцам вернуть свои земли, освободив их от всех притязаний со стороны покупателей или залогодержателей. Им разрешалось взыскивать задолженность по арендной плате без ограничения срока и требовать приведения имущества в то состояние, в котором оно находилось на момент бегства его владельца. Повторно издавая ордонанс в октябре 1450 г., король признал, что его применение в Нормандии после тридцати лет английского владычества встретило широкое сопротивление и было раскритиковано юристами как несправедливое. Однако Карл VII имел обязательства перед нормандскими изгнанниками и настаивал на том, что ордонанс должен быть применен. Более того, он постановил, что этот ордонанс должен превалировать даже над теми условиями, которые он сам предоставил городам при их сдаче. Ордонанс был приглашением к насилию и судебным тяжбам в таких масштабах, которые быстро переполнили суды. Дворяне, вернувшиеся с войсками, обычно могли силой изгнать захватчиков своих земель. Мелкие землевладельцы оказались в менее выгодном положении и часто сталкивались с трудностями при возвращении своих владений. Стоимость земли упала, иногда ниже стоимости судебного процесса. Арендаторов было мало, и у них не было денег, чтобы погасить задолженность по арендной плате, особенно если они уже выплачивали ее своим английским лендлордам. Преследовать их было бессмысленно. Многие споры заканчивались компромиссом. Но даже те, кому удалось вернуть свою собственность, обнаружили, что она сократилась в результате военных действий и эмиграции. Поселения были заброшены. Здания лежали в руинах. В Танкарвиле вернувшийся Гийом д'Аркур, обнаружил, что его замок полуразрушен, а доходы резко сократились после его захвата в 1419 г. Греями из Хетона. Еще до восстания в Па-де-Ко в 1435 г. Греям удалось получать лишь около 60% от довоенного дохода домена. С тех пор доходы упали еще больше, в худшем случае до шестой части от первоначального уровня. Луи д'Эстутевиль вернул себе владения своего отца после четверти века капитанства в Мон-Сен-Мишель, но обнаружил, что они обременены долгами, возникшими в то время, когда их занимали герцоги Бедфорд и Сомерсет. Подобные истории наверняка были хорошо знакомы многим вернувшимся землевладельцам[974].
Горстка английских поселенцев в Нормандии предпочла остаться, присягнув на верность Карлу VII и подкрепив свои титулы королевскими пожалованиями. Некоторые из них были солидными людьми, такими как Ричард Мербери и Джон Эдвард, которые натурализовались и слились с местной знатью. Другие были весьма скромными людьми, такими как Томас Бартон, взявший в аренду дом в Кане в тот самый день, когда город был сдан французам; или Оливер Мартин, один из маршалов армии Сомерсета в Кане, который прослужил в Нормандии не менее двадцати четырех лет и лишился своего имущества в Англии, отказавшись уехать; или люди, женившиеся на местных жительницах, как Томас Чисволл, лейтенант из Валони, который, как мы видели, присоединился к французскому гарнизону Мон-Сен-Мишель; или Джон Фирмен, бывший помощник Мэтью Гофа, который поселился в Сен-Сюзанн и получил место при дворе герцога Алансонского[975].
Подавляющее большинство английских поселенцев в Нормандии уехало в Англию. Об их жалкой судьбе лондонцы узнали, когда на улицах столицы стали появляться беженцы из Нормандии, пылавшие злобой против министров короля. Первые группы из Байе появились в июне. Вскоре к ним присоединились жители Кана. По словам их капитана, они "вышли из Нормандии в крайней нужде, как голодные нищие". Некоторые, по-видимому, присоединились к повстанцам Джека Кэда. Другие, не имея ни денег, ни дома, бесцельно бродили по городу, объединяясь в разъяренные толпы. 21 июля 1450 г. одна такая толпа ворвалась во францисканскую церковь в Ньюгейте, где после казни был похоронен лорд Сэй. Они сняли герб Сэя со столба у могилы и перевернули его — традиционный ритуал бесчестия отсутствующих и умерших. Они бродили по улицам в поисках зданий с гербом герцога Саффолка, чтобы сорвать и осквернить их. 28 июля они столпились вокруг Вестминстерского дворца, заблокировали короля внутри и не позволили ему уехать на праздник Успения в его новый колледж в Итоне. 1 августа герцог Сомерсет вернулся в Англию во главе колонны деморализованных солдат из Кана. Через несколько дней за ними последовали и мирные жители Кана: мужчины, женщины и дети, тащившие через Чипсайд телеги, наполненные доспехами, постельным бельем и мебелью "в очень бедном виде, на который жалко смотреть", — писал юрист Роберт Бейл. В надежде на то, что они уйдут, Совет раздавал милостыню, которой хватало на пятнадцать дней жизни. Советники оплатили погребение одного несчастного, который упал и умер на Флит-стрит. Городская корпорация считала, что сидит на пороховой бочке. Когда 25 августа открылась ежегодная ярмарка Святого Варфоломея, наготове стояло 300 вооруженных всадников[976].
Большинство беженцев из Нормандии были вынуждены покинуть страну, в которой они рассчитывали провести остаток жизни. Они построили себе дома во Франции, женились на местных женщинах и создавали семьи. Более богатые из них делали вклады в местные церкви, как, например, Фульк Эйтон, капитан Кодбека, который заплатил английскому мастеру за витраж в недавно построенной городской церкви, изображающий Святого Георгия и Богородицу со Святой Екатериной и Святым Михаилом, над которым возвышался его герб и девиз: Je m'y oblige (Это мой долг). Он сохранился до сих пор. На более низком социальном уровне другие люди занимали незначительные должности в нормандской администрации с хорошим жалованьем (когда оно выплачивалось) или получали скромные земельные пожалования. Их жизнь в Нормандии часто была нелегкой, но она давала возможность иметь более высокий статус и доход, чем тот, который они могли бы иметь в Англии.
После возвращения судьбы беженцев сильно разнились. Томас Гауэр, последний защитник Шербура, нажил деньги на выкупах и пиратстве у нормандского побережья и, должно быть, перевел изрядную часть их в Англию. Он вернулся на родину с женой-француженкой и семьей, приобрел ценное поместье в Клэпхеме, дом в Саутварке и недвижимость в Ламбете и Чингфорде, после чего начал долгую и успешную карьеру законника. Ему повезло больше, чем многим другим. Проведя более четверти века в кровопролитных войнах во Франции, Мэтью Гоф вскоре после возвращения был убит в сражении с повстанцами Джека Кэда на Лондонском мосту. Сэр Роберт Джеймс, лейтенант Гофа в Байе, служил в Нормандии с 1417 г. и потерял все, когда город пал. Он вернулся в Англию без пенса в кармане. Оливер Кейтсби, защищавший Донфрон, был взят в плен во время осады и вернулся разоренным, чтобы умереть от "тоски сердца" в страшной нищете в Вестминстере. Те, кто женился на француженках, обнаружили, что в Англии к их женам относятся с подозрением. В петиции, которая, судя по всему, была представлена в Парламент в ноябре 1450 г., содержалась жалоба на то, что их "принимают за шпионов" и не разрешают въезжать и выезжать из страны без специального разрешения. Эти случаи были более типичными, чем случай Гауэра[977].
Особое недовольство выражали солдаты и поселенцы из графства Мэн. Суммы, предназначенные для выплаты им компенсаций, были направлены герцогом Сомерсетом на другие расходы. Никто из них, кроме самого Сомерсета и друга короля виконта Бомонта, не получил ни пенса. Многие из них были простыми солдатами, получившими небольшие земельные наделы в Мэне в награду за службу в битве при Вернёе. Другие купили там недвижимость или женились на местных женщинах, имевших собственное наследство. Некоторые вложили все свои средства благоустройство. Эти люди потеряли не только имущество, но и статус. "Они отправились в Мэн, — говорилось в их прошении королю, — чтобы иметь средства для лучшей жизни и занять достойное положение на вашей службе", но теперь оказались в нищете. Они требовали компенсации из состояния тех, кто "нечестиво и изменнически" посоветовал королю отдать графство. В примечании к петиции говорится о том, что она была отклонена и утверждалось, что многие из просителей либо остались во Франции и присягнули на верность врагам короля, либо вернулись в Англию, где умерли в нищете, либо занялись преступной деятельностью и попали в тюрьму или на виселицу[978].
