Со временем Карл получил прозвище le Bien-Servi (хорошо обслуживаемый). В правительстве Буржского королевства работало талантливое поколение администраторов, юристов и финансистов, большинство из которых поднялись благодаря покровительству ведущих арманьякских принцев и бежали из Парижа после бургиньонского переворота. Именно эти люди создали на пустом месте государственные институты в Бурже и Пуатье после того, как Карл в 1418 г. порвал с правительством своего отца. Однако новому королю не удалось добиться должного успеха. Проблема заключалась в высших эшелонах власти. В королевском Совете господствовала клика импульсивных и жестоких людей из старой арманьякской партии, возвысившихся во времена диктатуры графа Арманьяка в Париже. Наиболее влиятельные из них были скомпрометированы участием в двух самых разрушительных актах первых лет жизни Дофина: убийстве Иоанна Бесстрашного в 1419 г. и похищении Иоанна V герцога Бретонского годом позже. Беспринципный и склонный к заговорам Жан Луве, который был инициатором обоих решений, фактически стал первым министром Дофина. По свидетельству самого Карла, до своего смещения в 1425 г. он обладал "чрезмерными и необоснованными полномочиями" в отношении всего государственного аппарата, включая неограниченные полномочия в отношениях с иностранными правительствами и в распоряжении государственными доходами. По слухам, у него была целая кипа чистых ордеров с печатью Дофина, которыми он мог разрешать все, что ему заблагорассудится. Как и Луве, и почти столь же влиятельный дворянин из Мэна Гийом д'Авогур был ставленником герцогов Анжуйских. Он присутствовал на мосту Монтеро и входил в небольшую фракцию советников, поддерживавших нападение на герцога Бретонского. Таннеги дю Шатель, упрямый и импульсивный бретонский солдат удачи, служивший магистром двора Карла, нанес первый удар топором Иоанну Бесстрашному на мосту Монтеро. Гийом, виконт Нарбонский, южанин и зять графа Арманьяка, был в курсе заговора и участвовал к схватке развернувшейся вокруг умирающего герцога. Пьер Фротье, вспыльчивый человек, служивший капитаном личных телохранителей Карла, добил герцога, вонзив ему меч в живот. Пикардиец Жан Кадар, врач Дофина с детства и, возможно, самый близкий друг Карла, был принят в Совет Дофина примерно в момент его воцарения и приобретал все большее влияние. Он не присутствовал в Монтеро, но, как полагают, помог убедить своего господина санкционировать этот поступок. По словам высокопоставленного чиновника герцога Орлеанского, это были "скандальные и бесчестные люди". Они контролировали доступ к Дофину и руководили каждым его шагом в катастрофические первые годы правления, при этом не забывая набивать свои карманы. В результате у них появилось много врагов, и они постоянно были начеку[82].

Другие люди в окружении нового короля имели более достойное прошлое и более взвешенные суждения о будущем, но вынуждены были жить в тени Луве и его друзей. Роберт ле Масон, бывший канцлер Дофина, по мнению одного здравомыслящего судьи, был "мудрым и осторожным" советником. Его намеренно держали в неведении, когда планировалось убийство Иоанна Бесстрашного. Масон сложил с себя полномочия в начале 1422 г., но оставался влиятельным членом Совета Карла до своей отставки в 1436 г. Роберт был одним из важных представителей церкви, не запятнавших себя преступлениями гражданских войн. В их число входил и его преемник на посту канцлера Мартен Гуж де Шарпень, епископ Клермонский, который также не был посвящен в планирование убийства. Юрист и карьерный администратор, родившийся в Бурже и выросший на службе у Иоанна Беррийского, Гуж заседал в Совете с 1413 г. и был одним из самых опытных его членов. Рено де Шартр, архиепископ Реймсский, был главным дипломатическим советником Дофина и будущим канцлером. Выходец из знатного рода Орлеанне, он был единственной фигурой международного масштаба в Совете. У этих людей, как ни у кого другого, были причины испытывать неприязнь к англичанам и их бургундским союзникам. Рено де Шартр лишился всех трех своих братьев, погибших в битве при Азенкуре. Его отец был убит в Париже бургиньонами. Сам Мартен Гуж бежал из Парижа во время переворота 1418 г., потеряв почти все, что имел. Но, несмотря на все пережитое, в Совете Дофина звучали и умеренные голоса. Такие люди, как Луве и Таннеги, в силу своего прошлого были вынуждены противиться примирению с герцогом Бургундским, что, несомненно, повлекло бы за собой их отставку и, вполне возможно, казнь. Более мудрые советники понимали, что Дофин не сможет вернуть утраченные северные провинции, не примирившись с Филиппом Добрым. Вероятно, именно Гуж стал инициатором политики, которая останется неизменной темой дипломатии Дофина на протяжении последующих тринадцати лет. Главная цель заключалась в том, чтобы оторвать герцога Бургундского от союза с англичанами. Прямых переговоров с англичанами не допускалось, за исключением тех случаев, когда их участие было неизбежным условием переговоров с Бургундией, но и в этом случае предполагалось вбить клин между ними[83].

Согласно общепринятым представлениям, короля должны были окружать принцы крови и знатнейшие дворяне страны, а не выходцы из низов правящего класса. Главные министры и советники Карла, как правило, были выходцами из мелкого дворянства. "Они были de povre, bas et petit lieu (бедняки низкого происхождения и положения)", — усмехался герцог Бретонский. В начале нового царствования единственным принцем крови в Совете Дофина был 19-летний единокровный брат герцога Орлеанского Жан Бастард Орлеанский, будущий граф де Дюнуа. Он был одним из самых способных молодых людей, но попал в Совет только потому, что женился на дочери Жана Луве. Совет представлял собой большой коллегиальный орган, состав которого менялся, но реальная власть зависела от благосклонности Луве и его сторонников. Остальные были аутсайдерами или приспособленцами. Оглядываясь назад, епископ-юрист Жан Жувенель дез Юрсен вспоминал, что члены Совета были грубыми, высокомерными, крикливыми или постоянно пьяными, "невежественными молодыми людьми… без мудрости, осторожности, моральных устоев и здравого смысла, которые высказывали свое мнение, не задумываясь"[84].

Пока Карл VI был жив, англичане управляли северной Францией от его имени. После его смерти их право на управление полностью зависело от легитимности престолонаследия Генриха VI. Многие придворные и чиновники Дофина были убеждены, что союз Англии и Бургундии распадется, как только на трон взойдет истинный наследник. Люди, несомненно, увидят, что договор в Труа уже не является тем путем к миру и национальному единству, которым он казался раньше. Министры Дофина заявили Генеральным Штатам собравшимся в Сель-сюр-Шер в августе 1423 г., что для изгнания англичан из Франции, трех лет будет более чем достаточно[85]. Они не учитывали упорства англичан и стойкости их военной организации в Нормандии, а также молчаливой поддержки, которой они могли пользоваться в подконтрольных им регионах.

Стратегические возможности обеих сторон определялись географией. Луара обеспечивала Буржскому королевству практически непреодолимый рубеж от вторжения с севера. В эпоху позднего средневековья река была более полноводной и имела более быстрое течение, чем сейчас. До укрепления берегов она была подвержена внезапным наводнениям, которые быстро затапливали обширные территории по обоим берегам, создавая негостеприимный ландшафт, состоящий из чередующихся лесов, кустарников и болот. Бродов было мало. Все мосты были защищены укреплениями, за исключением Пон-де-Се к югу от Анжера, где череда укрепленных мостов с гарнизонами создавала дорогу через протоки между островками реки в одном из ее самых широких мест. За исключением Нанта, проезд через который зависел от переменчивых симпатий герцога Бретонского, все эти переправы контролировались сторонниками Дофина. Они могли беспрепятственно переправляться через реку, в то время как англичанам редко удавалось пробиться на южный берег. Генрих V в сентябре 1421 г. попытался переправиться через Луару вброд у Сен-Дье, но понес большие потери и был практически отрезан от своих баз. Кроме короткого и неудачного набега на Бурж в 1423 г., англичане не предпринимали новых попыток вплоть до провальной осады Орлеана в 1428–29 гг. При других обстоятельствах Гиень могла бы послужить им базой для нападения на Буржское королевство с тыла. Но англичане не располагали достаточными силами для того, чтобы вести масштабное наступление с юго-запада и одновременно защищать Нормандию и Париж[86].