— Жив я, жив, — начал он через минуту, — как корабль?

— Корабль в порядке, — ответил Ворчун бодро. — В относительном порядке, конечно. Температура на борту сорок шесть градусов цельсия, пока. Я начал охлаждение двигателей в первую очередь, — пояснил он. — Все основные системы работоспособны. Минут через двадцать температура на борту нормализуется и тебе можно будет принять душ.

— Угу, — понимающе кивнул Владислав и, облизнув распухшие, пересохшие губы, с надеждой добавил. — Но попить-то я могу уже сейчас?

— Попить можешь, — согласился борткомпьютер. — Только имей в виду, вода в баках горячая.

Агент наконец встал с кресла и неверной походкой подошел к крану с водой.

— Черт, — ругнулся он и поставил стакан с кипятком назад. — Сейчас самое время чаи гонять, — сказал он, дуя на обожженные пальцы.

— А что такое "чаи гонять"? — Ворчун уже обжился в своей новой роли и к нему вернулась вся его прежняя любознательность и безаппеляционность.

— Потом объясню как-нибудь. — Владислав был явно не расположен вдаваться в тонкости русского языка. Он потянулся к шкафчику, в которм стоял саксонский фарфор, купленный им по случаю. Сейчас такие вещи из двадцатого века были редкостью. Открыв дверцу, он дернулся назад, отступив на шаг и автоматически убрав ногу из под града падающих на пол черепков, некогда бывших тончайшим фарфором. С минуту он тупо смотрел на груду осколков, потом нагнулся и выудил оттуда одно-единственное блюдце, оставшееся целым. Проведя пальцем по слегка выщербленному краю, Владислав со вздохом поставил его на стол.

— Об этом я забыл тебя предупредить, — подал голос Ворчун. — Некоторые хрупкие вещи не пережили взрыва "Синей птицы", точнее того толчка под зад, что мы получили. Это, кстати, и спасло нас. Взрыв придал «Ирге» дополнительное ускорение, оттолкнув нас от звезды.

— М-м…, - промычал агент, наливая из стакана в блюдце все еще горячую воду. Немного подув на нее, он сделал глоток, затем другой, третий. Наконец, выпив всю воду, налил из стакана еще.

— Я уже догадался, — ответил он со вздохом и взглянул на термометр. — двадцать восемь градусов, уже можно жить. Я в душе.

В душе он долго плескался, подставляя измученной жарой тело под нежные струи воды. Почувствовав себя лучше, он вышел из душевой кабины в чем мать родила с одним лишь полотенцем в руках и начал рыться в шкафу, выискивая себе подходящую одежду.

— Кэп, а кэп, — нерешительно начал компьютер.

— Чего тебе? — раздраженно оборвал его человек. — Ты же видишь, я еще занят. — Он прыгал на одной ноге, натягивая штаны. — Кстати, а где руннер?

— Кэп, — Ворчун поддался раздражительному тону человека. — Если тебе все до лампочки, тогда я тоже умываю руки, мне что, больше всех надо, что ли?

Владислав опешил.

— Э… Ворчун, ты снова превращаешся в Ворчуна, — изрек он каламбур. — Похоже тебе вредно быть борткомпьютером. В чем дело, а?

— Не буду я тебе ничего говорить, — обиженно начал Бонд. — Раз меня здесь ни во что не ставят…

— Ну, ладно, ладно, — примирительным тоном оборвал его тираду агент. — Извини, погорячился. Ты же видишь, в каком я состоянии.

— Ага, начал Ворчун. — Он, значит, в «состоянии», а мое состояние, значит, никого не интересует. И это после того, как я пожертвовал, можно сказать, своим телом и сижу теперь в железном ящике… Вы люди такие эгоисты… а ты в особенности…

— Ты прав, конечно, — снова перебил его агент, — извини. Давай, выкладывай, что там у нас опять стряслось.

— Руннер все еще лежит в шлюзовой камере, пристегнутый к скафандру, — доложил Ворчун, успокаиваясь. — И у нас, похоже, проблемы.

— Какие проблемы? — начал было Владислав. — Мы сейчас разворачиваемся и летим на базу…

— Нет, — отрезал Ворчун, — никуда мы не летим. Точнее летим, только совсем не туда…

Раденко замер, застегивая рубашку.

— Не понял, повтори. Что все это значит? Что-нибудь с двигателями?

— Да нет, — компьютер явно тянул время, не зная, как начать. С двигателями все в порядке, но…, - он замялся.

— Да не тяни ты, — взорвался человек. — Выкладывай все как есть, начистоту.

— Я не знаю, где мы находимся, — выпалил Ворчун. — То есть, где мы находимся, знаю, но это не наш мир.

— То есть? — человек развернулся лицом к пульту, ища глазами глаза-камеры Ворчуна. — Ты хочешь сказать, что мы в трех соснах заблудились, что ли?

— Все далеко не так просто, Владислав. — Ворчун назвал Владислава по имени, а такое случалось не часто.

— Плохой знак — агент, не спуская глаз с трехмерного дисплея, на котором одна за другой загорались маленькие искорки звезд, нащупав рукой кресло, медленно сел.

— Что-то серьезное?

— Куда уж серьезнее, — откликнулся Ворчун. — Вот смотри, это третья галактика, вот это, — он обвел красным пунктиром шаровое созвездие, — первая, второй здесь не видно, а вот здесь, — над дисплеем заморгала маленькая оранжевая искорка, — мы.

— Ну? — непонимающе кивнул Владислав, ожидая пояснений. — В чем проблема-то?

— Ты же знаком с основами астронавигации, — вместо ответа продолжил Ворчун. — Так вот, узловые точки пространства, для удобства привязанные к звездам определенной яркости и величины, являются узлами координат. По ним происходит так называемая "привязка к местности" и мы достаточно легко, имея лишь две-три узловых точки, определяем наше месторасположение в пространстве и расчитываем любой маршрут. Я, разумеется, имею в виду эвклидово пространство. В двухмерном пространстве или субпространстве расчеты несколько усложняются, но это особая песня. Для определения своих координат мы вынуждены выходить в трехмерное пространство. И вот тут у нас как раз проблема. Чтобы уйти от звезды и взрыва "Синей птицы", который нас неминуемо накрыл бы, я был вынужден без подготовки и предварительных расчетов прыгнуть в подпространство…

— Ты хотел сказать, в субпространство? — поправил Ворчуна агент.

— Нет, — возразил борткомпьютер. — Я не ошибся. В суб мы никак не успевали, не хватало скорости, и я пошел на риск, кое-что изменив в программе разгона. Словом, мы не прыгнули, а провалились в подпространство, а когда вынырнули, оказались здесь.

— Ворчун, — обрадовался Владислав, так ты ведь открытие сделал!

— Видишь ли…, - со вздохом начал Ворчун. — Это не наш мир. Вот здесь и здесь условные точки — он помечал зеленым узлы сетки координат, — а вот это звезды между ними. Теперь смотри внимательно, — он включил еще одну сетку маленьких огоньков. — Это тот мир, откуда мы пришли. Если их совместить, видишь, некоторые звезды начали двоиться, а других здесь и вовсе нет. Понимаешь, к чему я клоню?

Владислав, подавленный этим открытием, молчал.

— И что все это значит? — выдавил он наконец.

— Я думаю, что мы в параллельном мире.

— Но параллельные миры должны быть идентичны, — не унимался человек. — То есть идентичны, как отражения в зеркале.

— Они и были идентичны до определенного момента, но где-то они, судя по всему, все же разошлись и дальше, как я предполагаю, развиваются каждый своим путем. Кстати, а кто, собственно, решил, что параллельные миры должны быть идентичны? — Ворчун снова оседлал своего конька и готов был оспаривать все и вся, ставя под сомнение все выводы, не укладывающиеся в его собственные представления о реальности. Сейчас он явно настраивался на продолжительную дискуссию, что, впрочем, никак не устраивало вымотанного последними событиями Владислава.

— Так считается во всяком случае, — устало ответил агент. — Объясни-ка мне лучше, как это у тебя получилось — выскочить в подпространство?

— Когда нас накрыло взрывом, — пустился в пространственные объяснения Ворчун. — Двигатели «Ирги» работали на пределе и это был лишь вопрос одной-двух секунд, чтобы на движках «К-В» тоже начался диссонанс, ведущий к взрыву. У меня было только полсекунды на выбор: либо отстрелить двигательный блок и, в конце концов, упасть на солнце или пойти на риск и включить резонансную частоту для прыжка в суб. Насколько тебе известно, эффект перехода в субпространство возможен только на околосветовой скорости, да и то лишь тогда, когда резонансная частота пи-генераторов совпадает на не мение чем на девяносто восемь процентов с резонансной частотой молекулярной базы тела, движущегося со скоростью восемьдесят два и семь десятых световой.