Незадолго до смерти Берта Ольшанская обручила единственную внучку с Отто из Тильбе, и помолвку так никто и не расторгнул. От Войцеха, не стремящегося заводить законных детей, и Марко, которого много лет назад признали умершим, права на два огромных надела переходили к Итке. Ее брак с Отто Тильбе сделал бы их самыми крупными землевладельцами Берстони. Этой свадьбы ждали и боялись одновременно, а ждать оставалось недолго, пару месяцев: по договору Итка могла выйти замуж, достигнув шестнадцатилетнего возраста.

Когда жара немного спа́ла, она сняла платок и заново заплела длинную косу: волосы растрепались. Итка действительно пошла в Ольшанских, особенно в бабку – Гашек думал, что именно так госпожа Берта выглядела в юности. Голубые глаза, большие, как у матери, делали ее взгляд вечно любопытным. Она попросила воды – собственный бурдюк опустошила, а затем и из второго выпила почти все, оставив Гашеку совсем немного. Впрочем, они уже слышали, как шумит впереди Подкиртовка. Ворон замедлил шаг, и Итка, хоть и стремилась попасть домой, придерживала кобылу, чтобы Гашек не отставал.

К замку подъехали уже в сумерках. Как ни странно, Свида оставил ворота открытыми: видимо, почтенный возраст все-таки дал о себе знать. Итка направилась к дяде, Гашек остался в конюшнях, расседлать лошадей. Но она почти сразу вернулась и дернула его за рубаху, сделав знак быть тише. Он вопросительно развел руками, на что Итка прошептала:

– Там Свида. Мертвый. Перерезали горло.

Гашек открыл рот, но не издал ни звука.

Свида… какой? Мертвый Свида? Мертвый бессмертный Свида? Это что же…

Кому могло прийти в голову убить старика?

Итка продолжила:

– Много крови. Есть следы. Нам надо в замок, узнать, что с дядькой.

Гашек не успел возразить: Итка, схватив крюк для чистки копыт, пригнулась и стала осторожно пробираться к двери, ведущей на лестницу. Пришлось пойти следом.

Управляющий лежал, поджав увечную ногу, посреди пустого двора. Гашек сглотнул. Откуда в человеке столько крови? Широко распахнутые глаза Свиды глядели в небо, будто он чему-то очень удивился. Итка обошла тело полукругом, чтобы не наступить в багровую лужу.

Размытые грязные следы нескольких пар обуви вели наверх, к малому залу Кирты. У входа Итка замерла, прислушиваясь к доносящимся оттуда голосам. Гашек сперва не мог разобрать слов: только понимал, что люди спорят. Раздался стук, а следом – надрывный, пробирающий до дрожи вопль.

Разговор продолжился на повышенных тонах, и Гашек все слышал даже из-за двери.

– У тебя осталась еще одна рука, Ольшанский, – громко сказал неизвестный, – и две ноги. Потом я возьмусь за уши, потом за глаза и ноздри…

– Не надо! – завопила Лянка: ее голос они узнали сразу. – Вы обещали…

– Убери ее отсюда на хрен, – рявкнул первый. – Я только начал.

– Вы обещали, что никого не тронете! – не унималась она, но вдруг умолкла.

Послышались возня, протяжный стон Войцеха, а затем грохот падающего тела.

– Теперь ты, – снова заговорил мужчина, и вдруг в его речи зазвучал чужеземный говор. – Этот ваш замок большой, как шлюхина дырка, а времени у нас мало, так что ты расскажешь, где Гельмутово добро, и останешься при своих ноздрях.

– Я не… не знаю, – проскулил Войцех. – Я ничего у него не брал. Пьяный был. Бросил камень в кусты и удрал…

У Гашека вспотели ладони. Итка не шевельнулась.

– А в замке? – вдруг произнес другой голос, помоложе. – Где была комната Гельмута?

– Напротив, – с готовностью ответил Войцех. – Тут, напротив. Стол у камина, может, там есть тайник…

– Благодарю, – издевательски усмехнулся первый, – добрый господин.

В последовавшее за этим мгновение оглохший от ужаса Гашек понял: Войцеха только что убили. Второй мужчина, молодой, остался этим недоволен.

– Он мог сказать что-нибудь еще.

– Не мог, – харкнув, возразил убийца. – Искать надо здесь. Если только белобрысый дерьма нам в уши не налил.

– У Куницы никто не лжет.

– Да в жопу Куницу. Я и без него справился.

– Я вижу.

– Помоги-ка лучше. Проводим господинчика в последний путь.

По ногам повеяло холодом: выбили окно. Из малого зала открывался хороший вид на реку.

Гашек почувствовал, как холодеет весь целиком.

– А башку я ему все равно расплющу, – сказал тот, что постарше, когда они выбросили тело Войцеха. – Прям той самой, сука, знаменитой булавой.

Гашек хотел бы, чтобы Итка этого не слышала, но она слышала и понимала все до последнего слова. Поэтому молча развернулась и кивнула: вниз, по лестнице, пока они не пошли в кабинет. Выбегая во двор, Гашек надеялся, что убийц только двое. Но он ошибся. У конюшни они столкнулись с третьим, на ходу подтягивающим штаны.

Итка со своим крюком выглядела перед ним как лисица рядом с медведем, но яростно рванулась, метя прямо в живот, и очутилась в крепких руках грабителя. Тот выбил инструмент из дрожащих пальцев, развернул ее к себе спиной и начал душить, не замечая ударов острых локтей.

Гашек оказался проворнее, а лопата – действеннее крюка.

Пока разбойник валялся на земле, они вывели так и не расседланных лошадей и вылетели из замка, не задумываясь и не оглядываясь. Даже Ворон взял такой галоп, что у Гашека заложило уши.

Там, на лестнице, он вдруг понял, что все это время жил бок о бок с убийцей отца.

Они не заметили, как оказались возле устья Подкиртовки, впадающей в Зеленое озеро. Здесь пришлось остановиться, потому что у Ворона подогнулись ноги.

– Он отдохнет и двинемся дальше? – спросила Итка, слезая с Красавицы.

Кобыла устала, но стойко несла хозяйку – эта ноша намного легче, чем взрослый мужчина, а лошади, в отличие от старика Ворона, не исполнилось и пяти лет.

– Нет, – тихо ответил Гашек, осторожно касаясь горячей конской шеи. – Он умирает. Я его загнал.

Красавица смотрела на него печальными глазами. Итка села напротив, скрестив ноги, и долго молчала. Потом сказала:

– Нельзя его так оставлять.

Гашек согласился и велел ей отвернуться, но она этого не сделала. Он добил Ворона, отцовского коня, за которым всю жизнь ухаживал собственными изуродованными руками.

Итка и Гашек молча сидели у озера, будто позабыв о том, что за ними могут пуститься в погоню. На противоположном берегу темнел густой хвойный лес.

Вскоре они увидели в той стороне, откуда приехали, черный дым до самого неба.

Разводить костер не стали, сели поближе к теплой Красавице, но и ночь оказалась не слишком холодная. Глядя прямо перед собой, Итка щелкала костяшками пальцев. Гашек тоже думал, что делать дальше. Перебрав немногочисленные возможности, он озвучил самую очевидную:

– Мы должны поехать к твоему жениху.

Она ничего не ответила. Гашек попытался снова:

– Итка, ты слышишь? В Тильбе…

– Плевать на Тильбе! – сорвалась она, и по бледным щекам градом полились слезы. – Они убили моего дядьку и выбросили в реку, как помои! Я никогда не смогу его похоронить, он останется беспокойным духом… Я теперь… У нас с тобой больше нет дома.

Гашек отвел взгляд. Войцех натворил в жизни много всего, хотя никогда не был злым человеком. Он был пьяницей, трусом и подлецом.

Он убил Гельмута Ройду.

И все-таки Войцеха жаль. А еще больше жаль осиротевшую Итку.

– Тогда куда? – спросил Гашек, понятия не имея, что еще предложить.

Она вытерла лицо рукавом. Уже светало: первые лучи очерчивали верхушки деревьев. На озере стало тихо, как среди курганов. Итка Ройда приняла решение.

– Начнем с Бронта.

– Начнем что? – не понял Гашек.

– Искать моего отца.

Неподалеку от берега выпрыгнула рыба. По воде пошли широкие, быстрые круги.

– Гашек?

– Что?

– Не молчи.

– Я не знаю, что сказать.

– Ты тоже их слышал, – напомнила Итка. – Слышал, о чем… о ком они говорили. Я знаю, кем был мой отец, но не знаю, почему он меня бросил. А еще я хочу понять, кто и зачем убил дядьку, Лянку и Свиду. Он может ответить на все вопросы. И ответит, когда мы его найдем.