Оказалось, что пещеры уходят вглубь горы на несколько уровней. Кто их вырыл, неизвестно. Еще от прежних времен остались, когда был здесь древний город Наручадь. Его Батый разорил. Окрестные ведуны рассказывают предания, что это дело рук неведомого народа – чуди. Были они великими колдунами и знахарями, а потом исчезли. Ушли под землю, затворившись в тайных пещерах. Сказок много рассказывают: про призраки, про сокровища.

Отшельники это место облюбовали, когда здесь Узбек жил. Много всякого народа тогда сюда потянулось, среди них – немало приверженцев христианской веры. Архиереи часто бывали со свитой. Жили подолгу. Добирались сюди из Киева, даже с самого Афона и Царьграда. Старые люди помнили грека, который искал иноческого подвига в северных лесах, желая уподобиться первым фиваидским отшельникам. Насельники те к прежним чудским пещерам немало своих келий и ходов добавили. Совсем уже было монастырь здесь образовался, мало не успели получить устав и игумена.

Потом хан уехал. С ним пропали сильные и богатые. Последние тридцать лет сюда не то что архиереи, священники редко заглядывали. Когда в Червленом Яру монастыри были, часто иеромонахи наезжали. Теперь там запустение. Бывают изредка, наездами, разные пастыри из безместных. Но не задерживаются. Отслужат общую службу несколько раз, отпоют усопших, а к причастию приходится ездить далеко. Оттуда и святую воду везут.

Года два назад появлялся один архиерей, но был он папской веры. Предлагал и устав, и священника, и поставление в игумены. Не соблазнились. Однако он не огорчился. Сказал, что, если надумаете, найдете его в городе Сарае. Только дело это несподручное. Здесь каждый сам по себе. Нет никакой общины. Многие даже не знают, кто в соседней келье спасается. Сам человек общения не ищет, и к нему никто не лезет. Отшельники. Есть такие, что без пострига. Просто беглецы от мира.

– Эдак у вас здесь и разбойники могут прятаться, – заметил Мисаил.

– Всякое может быть, – без улыбки ответили ему. – Места под землей много.

Наконец из входа показался Баркук. Судя по его довольному виду, он нимало не смущался и был доволен случившимся приключением.

На обратном пути мы нещадно бранили Баркука за легкомыслие. Оказывается, он решил заглянуть в один из проходов, уходящих вниз. На вопрос, что он там собирался увидеть в полном мраке, не имея с собой даже маленькой свечки, мальчик, не моргнув глазом, ответил, что все у него было. Собираясь еще накануне в подземелье, он сунул за пазуху и огниво, и свечу, и даже небольшой пучок сухих лучин. Правда, зажигал огонь под землей всего несколько раз, да и то ненадолго, чтобы осмотреться. Понимая, что свет издали привлечет внимание, Баркук старался двигаться в темноте, держась за стену. Заблудиться он тоже не боялся. В горах на родине ему не раз приходилось попадать в лабиринты среди скал, и он знал верное правило, как не потерять дорогу, – нужно всегда идти вдоль одной стены.

Баркуку удалось забраться довольно глубоко, спустившись на две подземные галереи вниз, но ничего особенно интересного он не обнаружил. Кельи в глубине были пустыми. Отшельники старались держаться ближе к выходу. Нашли его сразу. Никакого запутанного лабиринта под землей нет, всего несколько ходов с кельями по бокам, поэтому спрятаться в пещерах трудно. Разве что затаиться в одной из камор.

На краю леса нас поджидал Злат с несколькими стражниками. Оказывается, он потихоньку проследовал вслед за нами и сидел в засаде неподалеку. Симон вытащил из-за пазухи небольшой охотничий рог и протянул доезжачему.

– Это я на всякий случай дал, – пояснил тот, заметив мое недоумение. – Сигнал подать, если что.

Нам о всех этих мерах предосторожности не говорили, чтобы зря не пугать.

Уже во дворце, вернув Симбе его наряд, Симон поделился своими размышлениями. Прислушиваясь к разговорам обитателей пещер, он слышал русскую речь, но ничего особо интересного эти люди не сказали. Судя по всему, здесь не было пришельцев издалека, как не было священников и даже образованных людей, знающих греческий язык. Плохо, что ничего нельзя сказать наверняка. Если даже все обитатели пещер не знают друг друга, то там может скрываться кто угодно. Особенно если вспомнить известие о приезде католического епископа из Сарая. Значит, где надо про это пещерное убежище знают и имеют на него виды.

Вряд ли они оставили его без присмотра. А такие люди не выбегают легкомысленно из своих укрытий, подобно другим простодушным отшельникам, прельстившись дармовым ладаном.

А вот былым Феодоритовым приспешникам здесь точно делать нечего. Русь далеко, православных приходов поблизости нет. Из этих краев сподручней мутить воду в Орде или хоронить в лесах концы каких-нибудь темных дел. Вынюхивать тайно здесь больше было нечего.

Симон собирался завтра пойти к мохшинскому эмиру и уведомить его от имени митрополичьего дома, что поселение в лесу не является монастырем, а следовательно, не находится под управлением православной церкви. Получается, оно не под защитой ханского ярлыка, а полностью подчинено улусным властям.

– В Писании это называется «умыть руки», – засмеялся Злат. – Я ведь смолоду в священники готовился, поповский сын.

Однако едва монах, отобедав с нами, удалился, Баркук снова попросил его выслушать. Он не хотел говорить об этом при постороннем. Оказалось, что в своих блужданиях во мраке подземелья юноша наткнулся не только на пустые кельи. Опасаясь, что его увидят и выгонят, он не зажигал огня, а чтобы не поскользнуться на неровных ступенях, разулся и в результате двигался совершенно бесшумно. Под землей звук разносится хорошо, поэтому разговор двух людей Баркук услышал издали. И сразу понял, что говорят на его родном языке. Причем не на буртасском, который сильно похож, так что все можно понять, а именно по-ясски. Как будто из соседней деревни.

Голоса шли снизу. Спустившись и заглянув в проход, мальчик увидел, что разговор доносится из кельи, где горит свет. Ему было прекрасно видно, что происходит там, в то время как сам он оставался в темноте незаметным. Осторожно приблизившись, Баркук навострил уши. Разговор шел о нас. Видимо, уже давно. Таинственные собеседники гадали, находится ли у нас некий сосуд из имущества Омара. Они то предполагали, что брат мог куда-то отдать или спрятать его до своего исчезновения, то сходились к мысли, что теперь он попал к нам. Один из собеседников предложил попробовать его у нас купить. Мы ведь не знаем, что в нем.

Услышав шум, Баркук быстро вернулся наверх, чтобы не быть обнаруженным, так и не узнав, чем закончился этот разговор.

Снова этот таинственный сосуд! Значит, его искал не только мой брат с ловчим Тагая.

– Похоже, куда девался твой брат, эти ребята тоже не знают, – задумчиво почесал нос старый псарь. – Зато знают про сосуд, про который не знал даже всеведущий лесной колдун. А ты смышленый малый! – обратился он к Баркуку. – И заслуживаешь награды. Что ты хотел бы иметь?

– Кинжал, – не колеблясь, ответил тот.

– У меня есть очень хорошей работы. С кожаными ножнами. Он твой. Хочешь поехать со мной? Я заплачу твоему хозяину в три раза больше того, за что он тебя купил. Будешь ханским псарем в Гюлистане Богохранимом?

– Я подумаю, – важно ответствовал Баркук.

Присутствующие не смогли сдержать улыбку.

– Думаю, мне стоит наведаться к эмиру вместе с Симоном, – продолжал Злат. – Самое разумное для него сейчас – прихлопнуть это осиное гнездо. Проверить, что за народишко собрался в этих подземельях, прикрывшись монашеским одеянием. Вот и посмотрим, что это за охотники за таинственным сосудом.

После этого он отправился дать указания повару. К ужину Илгизар должен был прийти с дочкой, и Злат на правах хозяина хотел угостить их на славу. Задержавшись у выхода, он повернулся ко мне:

– Ты слуг своих наряди как следует. Они с нами ужинать сядут. И платок арап на лицо пусть не надевает – есть же будет. Никто его чужой не увидит, будут только свои, по-семейному. Очень уж девчонке хочется увидеть настоящего арапа. А ты, – Злат повернулся к Баркуку и, сделав торжественное лицо, величественно поднял ладонь, – на сегодняшнем ужине будешь сидеть возле меня по правую руку.