Он повернулся ко мне и хитро подмигнул:

– Видать, дело все-таки в вашем товаре. Не зря главные покупатели – попы да бабы. Даже примета такая есть, коли того или другую встретишь – к неудаче.

Была какая-то скрытая угроза в этих словах. Ведь все сходилось. Я ехал вместе с патриаршими посланниками, едва не угодив перед этим в историю с миром. Всю дорогу от самого Кипра только и слушал разговоры о церковных делах, ссорах между папежниками и православными, распрях меж патриархами. Неужели все это из-за загадочной власти ароматов, про которую любил говорить мой дед и тайну которой пытался постичь молчальник Мисаил в своей скрытой от чужих глаз лаборатории? Священники и женщины, сказал проницательный урус в одежде монгола. Почему он у меня ничего так и не спросил? Вообще ничего?

Когда мы вечером остановились на ночлег и слуги уже разожгли костер, Злат сказал, что завтра мы покинем своих спутников и дальше отправимся верхом. На прощание он решил устроить небольшую пирушку. Оказалось, что для такого случая у него с собой пара немаленьких кувшинов настоящего греческого смоленого вина, чтобы угодить ромеям.

– Это вино способен оценить только настоящий знаток благовоний, – подмигнул он мне, – его так и называют: любовь с третьего глотка. Первый глоток несет вкус смолы, второй – вкус вина, и только третий смешивает эти два вкуса. Жаль, что ты его не попробуешь.

После чего он начал очередную историю. Про то, как Русь приняла христианскую веру. Ту самую, что я слышал еще в Царьграде у Святой Софии, но уже с другими подробностями. Оказывается, они уже совсем было решили стать мусульманами. Однако в последний момент их князь узнал, что эта вера запрещает пить вино. «Веселие Руси есть пити, не можем без него быти», – сказал он.

Греки оценили вино по достоинству. Судя по всему, понравилось оно и Мисаилу. Но и без вина хорошо было сидеть у костра, смотреть на искры, улетающие в ночное небо и мешающиеся там с неподвижными звездами, слушать далекие крики во тьме – не то зверей, не то птиц. Объевшись жаренной на углях баранины, я отошел в сторону, оставив своих бражничающих веселых спутников, и скоро уснул. Усвоив еще со времен похождений со своими беспечными каирскими друзьями древнюю поговорку: «Пей или уходи», я давно зарубил себе на носу, что трезвому не место среди пьяных. Хотя один из моих мудрых учителей придавал этим словам более возвышенный смысл, утверждая, что они призывают человека мужественно переносить превратности судьбы. Каждый находит то, что ищет.

Зато утром мои спутники не смогли подняться с первыми лучами солнца. Уже давно дымили костры, на которых варилась в котлах густая похлебка из проса. Она была хорошей заменой хлебу, который было невозможно испечь в походных условиях. Слуги перенесли на берег вещи доезжачего и увязали их во вьюки.

В степи было так тихо, что даже негромкий разговор разносился на сотню шагов.

Я слонялся вдоль берега, любуясь нежным рассветом, медленно разгоравшимся на востоке. Где-то в далеких городах сейчас с минаретов раздается крик муэдзина. Только насладиться в уединении благими мыслями мне не удалось. К своему удивлению, я увидел идущего в мою сторону Мисаила. Он вчера оставался бражничать до самого конца, но теперь почему-то вскочил ни свет ни заря. То ли его накануне нещадно обносили, то ли он сам проявил воздержанность, но вид его был довольно свежим и не говорил о вчерашних излишествах. Более того, он был серьезен и выражал озабоченность.

Мисаил молча ухватил меня за рукав и повел в сторону от нашего небольшого лагеря.

– Помнишь бальзам, которым я лечил тебя в Константинополе? – спросил он, когда мы отошли на почтительное расстояние. – Как он действует на человека? Открою секрет. Его выделяют из вина, и он содержит в себе силу вина, только многократно увеличенную. Вчера я ощутил его вкус. Честно скажу, не ожидал на этих дальних берегах.

Мисаил вместе со своими собутыльниками беспечно бражничал, с удовольствием вкушая славное смоляное вино. В общей беседе он участия не принимал, уютно расположившись немного в сторонке от костра. Вот тогда и заметил, как в вино что-то добавляют. Мисаил даже не мог вспомнить, что произошло сначала: то ли он почуял новый вкус, то ли увидел, как слуга доезжачего что-то подливает в чаши. Однако очень быстро определил, что это и есть такое же самое зелье, какое он носит у себя в потайной бутыли. Его вкус похож на вкус вина, и несведущему человеку невозможно их отличить. А опьяняет оно в несколько раз сильней. Значит, коварный ханский псарь зачем-то хочет подпоить ничего не подозревающих греков? Для того и было выбрано именно смоляное вино, чтобы заглушить привкус.

Мисаил немедленно перешел на воду, притворившись тем не менее пьяным. Улегшись у костра, поближе к Злату, он завернулся в плащ, изобразив спящего. Однако разговор так и остался ничего не значащей болтовней. Весь обратившись в слух, Мисаил ловил каждое слово, исходившее из хмельных уст, но сотрапезники так и проболтали весь вечер о пустяках, рассказывая друг другу старые истории. Только потом, лежа один в тишине и вспоминая весь разговор, мой товарищ обратил внимание, что к одной теме Злат возвращался несколько раз.

Он стремился выпытать у грека, что тот знает про мазь императрицы Зои.

Ромей рассказывал охотно и был многословен, как всякий знающий человек, получивший возможность излить на окружающих свою ученость. Он с удовольствием заводил речь о временах далеких и недавних, углублялся в подробности, удалялся в сторону. Но доезжачий упорно раз за разом возвращал его к загадочной мази. По словам грека, она давала человеку вечную молодость.

Про эту мазь мне уже приходилось слышать еще в Каире. Мисаилу тоже. Слух о ней доходил и до Майорки, и до Неаполя. Сказка не сказка, быль не быль. Императрица Зоя жила в Константинополе три века назад. Тогда империя ромеев еще не влачила такое жалкое существование, как сейчас, и хранила остатки былого величия и роскоши.

Рожденная во дворце, в императорской семье, Зоя прославилась красотой, сменила трех мужей, пережила много переворотов и превратностей судьбы. Среди длинной череды венценосных интриганов она выделялась разве что своим долголетием. Императрица прожила больше семидесяти лет.

Вот здесь и начинается легенда. Зоя не старела. Описывавшие ее хронисты в один голос утверждали, что она до самой смерти выглядела молодой. На лице ее не было морщин, а кожа сохраняла свежесть и нежный белый цвет.

Никакого колдовства или волшебства в этом не было. Императрица окружала себя алхимиками, искавшими рецепт вечной молодости. Современники вспоминали, что ее дом всегда был полон ретортами и колбами, перегонными аппаратами, где ученые растворяли и очищали, смешивали и разделяли всевозможные вещества. Зоя не жалела средств, чтобы отыскивать какие-нибудь редкие снадобья и древние рукописи с тайными рецептами, при этом оставаясь женщиной весьма практичной. Ее алхимики не только стремились постичь глубины бытия, но и занимались изготовлением благовоний, пудр и притираний. Сохранилось немало алхимических и медицинских трактатов, описывающих различные рецепты, приписываемые именно им. Мой дед собрал таких целый сундук.

Слышал я в детстве и о легендарной мази, сохранявшей молодость. Возможно, именно связанное с ней разочарование и отвратило некогда меня от занятий ремеслом предков. Вообразите себе впечатлительного мальчика, наслушавшегося сказок о чудесах мира и могуществе древних магов, который с трепетом сердца берет в руки старинную рукопись под названием «Мази», чтобы прочитать там о волшебном снадобье румийской царицы. И читает: «Возьми финики, сливы, изюм, инжир, луковицы лилий, измельчи, свари с медом». Увидевший на месте загадочного призрака, наводившего ужас в ночи, рваный халат, уныло болтающийся на бельевой веревке при свете дня, поймет мои чувства.

Кто любит смотреть чудеса фокусников на базаре, не должен пытаться разгадывать их секреты.

Правда, под названием мази императрицы Зои попадалось много разных рецептов. Например, из смеси воска со спермой кашалота. В нее еще добавляли миндальное масло. Рецепт этот был известен еще со времен Рима и приписывался тогда знаменитому врачу Галену, но на жаждущих красоты и вечной молодости женщин имя распутной императрицы действовало куда лучше, чем имя великого ученого.