Лежа в кровати, я безуспешно пытался не проснуться. Когда стало понятно, что светлый сон безвозвратно ушел, я встал и вышел из нашей комнаты. Привычным уже движением отодрав от двери нашей комнаты очередной листок с изображением симпатичного улыбчивого скелетика, я доплелся до умывальника и некоторое время плескал себе в лицо холодной водой. Окончательно проснувшись, вернулся в комнату и оделся. Толик тоже проснулся, встал и, потянувшись до хруста в костях, сказал шепотом:
— До планерки еще полтора часа, чего не спится?
— Айда за арбалетами! — так же шепотом ответил я.
— Куда без меня? — раздался возмущенный голос с соседней койки. Толик вздохнул:
— Ладно, подъем!
Чтобы попасть на склад, нужно было пройти по длинному и узкому бетонному коридору. Он мог бы выглядеть мрачно, но неизвестный благодетель расписал его стены при помощи аэрозольного баллончика с краской, и каждый раз, проходя по коридору, мы с удовольствием рассматривали эти картины. В основном они изображали Город, залитый солнцем.
Несмотря на раннее время, завхоз был уже на рабочем месте. Разложив на длинном деревянном столе блестевшие маслом винтовки, он сидел на табурете и сосредоточенно их перебирал.
— Здорово, Саня!
Завхоз беззлобно ругнулся:
— Для тебя, салага, я Александр Владиленович.
— Много букв… — отшутился я и перешел к делу:
— Нам бы, Саня, пару арбалетов выдать.
Саня, несмотря на молодость (а было ему двадцать пять лет) передвигался тяжело, как старик. Что-то у него с суставами было, от рождения.
Матерясь, он залез куда-то в дальний угол склада и вытащил… два тубуса, в каких обычно носят чертежи, только коротких. Толик удивленно мигнул:
— Это что?
— Арбалеты. Разобранные.
— И стрел к ним, ага?
Саня добавил к этим двум тубусам еще два, поменьше.
— И все?!
— Здесь в каждом по сотне! — раздраженно рыкнул Саня. — забирайте и проваливайте.
Когда мы вернулись в главный коридор, почти весь Лагерь уже был на ногах. Возле душевой выстроилась очередь, кто-то негромко переругивался, кто-то смеялся.
Мы вернулись в комнату и собрали один из арбалетов. Игорь восторженно прищелкнул пальцами:
— Да…
Арбалет был прекрасен. Ложе было из какого-то легкого металла светло-серого цвета, металлический лук в зависимости от освещения отливал всеми цветами радуги. Пистолетная рукоять и изящный складной приклад были сделаны из твердого самовосстанавливающегося пластика — царапины и трещины затягивались на нем. К арбалету прилагался четырехкратный оптический прицел.
Тонко запел динамик, вмонтированный в стену. Толик унес арбалеты в арсенал, и мы пошли на утреннюю линейку. Этим утром начальник был не в духе. Сначала он еще раз отчитал Толика за вчерашнее происшествие, затем прицепился к девчонкам из второй восточной ячейки «Ртуть», которым сегодня предстояла экспедиция.
Ячейка «Ртуть» была первой в истории Лагеря, целиком состоящей из девушек. И, по клятвенному обещанию начальника, последней: столько хлопот ему не приносил еще никто.
— А для тебя, Лена, еще раз повторяю: нам требуется только драгоценные металлы, драгоценные камни и немагнитные носители информации, например компакт-диски. Очень тебя прошу, не приноси больше картин, какими бы они старинными и красивыми они не были, и пожалуйста, не приноси больше детенышей мутантов!
— Ладно… — Буркнула в ответ Лена, командир ячейки. Эта девушка, стройная, с длинной темной косой, могла бы завоевать все мальчишечьи сердца в Лагере; но как и многие из нас, она озлобилась. Много раз за эти шесть месяцев в Лагере я видел одну и ту же картину: то один, то другой парнишка вдруг переставал реагировать на окружающее, а на лице его появлялся злобный оскал. Иногда они шептали что-то вроде "как они могли так с нами поступить" или проще — "ка-а-азлы"…
Посвятив свою жизнь саможалению и ненависти, Лена потеряла изрядную часть своей красоты. От постоянного прищуривания в уголках глаз появились недетские морщинки, а губы были постоянно искривлены презрительной усмешкой. Начальник ей не нравился, и свою неприязнь она не скрывала.
Стремительная тень пронеслась над нами. Начальник взглянул вверх, и, недовольный оттого, что не закончил свою речь, велел всем спуститься в жилые помещения. На вышке застучал пулемет.
Сегодня резать мясного червя выпало мне, остальные ребята нашей ячейки вместе с «Ртутью» (им тоже выдали два арбалета) пошли в тир пристреливать новое оружие. Я же с тяжелым вздохом похромал на ферму.
Мясной червь, похрюкивая, мирно чавкал в своем корытце. Я подошел к нему и приставил специальный изогнутый нож к его пупырчатой шкуре.
Строго говоря, мясной червь червем не был. Это была свинья, до неузнаваемости изуродованная генной инженерией. Он имел длинное тело, на котором буграми нарастало мясо, маленький беззубый рот, рудиментарные глаза и уши и не имел даже намека на конечности и желание что-либо менять в этой жизни. Словно в насмешку над природой, инженеры оставили червю симпатичный поросячий хвостик и розовый пятачок.
Я вырезал из тела червя длинный ломоть мяса и опрыскал открытую рану дезинфицирующим раствором. Кровь сразу же прекратила течь, рана стала покрываться желтой корочкой. Через неделю от нее не останется и следа. Хоть и утверждали, что мясной червь боли не чувствует, мне всегда казалось, что он вздрагивает, когда нож впивается в его тело.
Я отнес мясо на кухню и отправился в тир. Азартные крики оттуда были слышны по всему Лагерю: ребята затеяли состязание по снайперской стрельбе. Я выпустил пару стрел, но особых успехов не добился. Однако стрелять из арбалета понравилось: он стрелял почти бесшумно, с еле слышным щелчком, а взводился за две секунды при помощи рычага.
Первые места в нашем состязании заняли Лена из ячейки «Ртуть» и наш Мишка, чем безмерно всех удивил.
Обычно медлительный и неуклюжий, прильнув к окуляру оптического прицела, он мгновенно преображался. Куда вдруг исчезала вся его флегматичность! Стрела за стрелой летели точно в цель.
Наконец Лена со своей ячейкой ушла готовиться к походу. Нам же предстояло посетить несколько скучнейших занятий…