Мне казалось невероятным, что совсем рядом с нашим Лагерем могла находиться целая деревня. Это была самая настоящая деревня, которые я прежде видел лишь в кино: около двадцати маленьких деревянных домов, огороды и плетеные изгороди. С огромным изумлением я увидел возле одного дома самую настоящую корову, но еще большим изумлением для меня стала маленькая речка, огибающая деревню полукругом.
Спустя сорок лет после катастрофы, превратившей весь мир в Болото, реки представляли собой темную полупрозрачную жижу, кишащую непрерывно пожирающими друг друга причудливыми и смертельно опасными мутантами. По своей воле войти в реку — это было безумие. Со страхом и недоверием я подошел к берегу и тронул воду пальцем. Вода была прозрачна; где-то совсем рядом, скрытые туманом, в реке плескались дети — до меня доносился плеск воды и радостный смех. В воде промелькнула быстрая тень, и я испуганно отдернул руку.
— Не бойся. — подошел ко мне Алексей. — Это просто рыба. Настоящая рыба, не мутант. Ты, наверное, и не пробовал никогда?
— Пробовал однажды… в ресторане. Правда она, кажется, модифицированная была.
Алексей опустился на корточки, зачерпнул воды и сделал несколько глотков. Я смотрел на него, приоткрыв рот; он засмеялся:
— Вода чистая! Попробуй.
Еще не веря, я сложил ладони ковшиком и поднес немного речной воды к лицу. Нерешительно и осторожно я коснулся воды губами; вода немного пахла тиной, но это была именно вода, а не болотная жижа.
— Как это возможно?!
Алексей встал и махнул рукой, приглашая следовать за ним, и мы пошли вверх по течению. Тропинка вильнула, и река скрылась в тумане, однако ее мирное журчание стало заметно громче. Я вопросительно взглянул на Алексея, но тот лишь улыбнулся и пошел быстрее. Вскоре тропинка привела нас к огромному серому камню.
Вся земля в радиусе ста метров вокруг камня была испещрена ямками родников, а кое-где вода била вверх маленькими фонтанчиками. Маленькие ручейки сливались, и начиналась река.
— Сними бинт со своей руки.
Я недоуменно размотал бинт; глубокий и загрязненный порез, еще вчера сочившийся кровью, стянулся. Припухлость спала, края раны были того же цвета, как и вся кожа. Рука все еще немного болела, но это была лишь тень той тянущей, пульсирующей боли, что я чувствовал вчера.
— Видишь… это все река. Всего сутки ты пьешь ее воду, а твои раны уже исцеляются. Мы здесь никогда не болеем.
— И… голова у меня больше не болит только лишь из-за воды?
— Да. Но повязку снимать еще рано! — поспешно одернул меня Алексей, увидев, как я потянул за бинт.
— Откуда это? Какая-то… природная аномалия?
Алексей хмыкнул:
— Обойди камень с той стороны.
Вблизи я увидел, что весь камень покрыт письменами. Буквы были похожи на русские, но вместе с тем и отличались; большинство слов были мне незнакомы. В тумане я увидел тонкий лучик света. Еще не приблизившись, я с удивлением заметил, что с этой стороны обычный для Болота желто-серый цвет травы постепенно меняется зеленым. Трава здесь была почти живая.
Трещины на камне удивительно точно складывались в очертания исполинской двери, при наличии некоторой фантазии можно было различить даже петли и массивный замок. Лучик света выбивался из того места, где обычно бывает замочная скважина.
Затаив дыхание, я подошел и заглянул туда. Сначала свет ослепил меня, из глаза потекли слезы, но потом я притерпелся и увидел…
…Я увидел небо, стократ ярче и синее того, что когда-либо было над любым городом; траву чистого зеленого цвета и неизвестные мне деревья с нежной, не обезображенной обычными для Болота наростами корой. Узкое отверстие не позволяло мне видеть больше, но по солнечным бликам, играющим на листьях, я догадался, что камень стоит в воде.
Я оторвался от "замочной скважины" и поморгал, прогоняя плывущие перед глазами сине-зеленые пятна.
— Видишь? Эта река течет оттуда. Это какой-то другой мир…
— Неужели никак нельзя попасть туда? Взорвать дверь?
— Ее нельзя взорвать. Никак. Думаешь, не пытались?
— И что же? Только смотреть в замочную скважину?
Алексей улыбнулся и оперся о камень.
— Я думаю, однажды она откроется. Каждый раз, приходя сюда, я замечаю все новые и новые трещинки; я верю, она откроется. Дай Бог дожить до этого дня.
Я встрепенулся:
— Слушай! А я могу остаться здесь? Здесь, в вашей деревне?
— Да не вопрос, — засмеялся Алексей. — не выгоним же!
— А я могу привести сюда моих друзей? Мы не будем обузой!
Алексей заметно погрустнел.
— Видишь ли… если ты покинешь деревню, ты вряд ли сможешь вернуться назад. Тебя не удивляло, почему так близко от Лагеря находится никому не известная деревня?
— Удивляло, конечно… но чего только не бывает на Болоте.
— Сюда могут попасть далеко не все. Я не знаю, как это место выбирает людей; знаю лишь, что сюда может попасть только тот, кто бежит от смерти. Ты ведь бежал от кого-то?
— Бежал… но ведь можно, наверное, повторить?
— Нет. Все должно быть без обмана, только так.
— Это жаль…
Мы помолчали, потом я неуверенно спросил:
— Это про тебя, что ли, дядька Петро рассказывал?
— Петро? как он там, живой?
— Живой… с женой развелся.
— И что он рассказывал?
Я кратко пересказал ему байку дядьки Петро. Рассказал и свою историю. Услышав про «Алых», Алексей невесело усмехнулся:
— Да, похоже на Андрея. Но со мной не так все было… я Андрея не убивал. У него баллон в огнемете был бракованный, взорвался. И от возрастания я не убежал.
— А как было? Расскажи?
Алексей вздохнул:
— Ладно, пойдем тогда.
Мы вышли на самую окраину деревни; очевидно, некогда здесь была бензоколонка или что-то похожее, но теперь от нее осталась лишь потрескавшаяся асфальтированная площадка, куча ржавого железа и покосившаяся цельнометаллическая лавочка, которую время почему-то пощадило. Мы сели на лавочку, и Алексей, предупредив меня, чтобы я не пугался, оглушительно свистнул. Через несколько минут из-под листа жести выбрался матерый крысак.
Я автоматически хлопнул рукой по бедру, где прежде висел нож. Однако крысак не проявлял агрессии; он подошел к нам и, неодобрительно на меня посмотрев, ткнулся носом в колени Алексея.