Благодаря исследованиям в последние десятилетия биритуальных и кремационных могильников XI–XII вв. в Западном Закубанье — низовьях левых притоков Кубани (поздняя хронологическая группа Казазово-1, Циплиевский-1, Черноклен, Абинский-4, Ленинахабльский, ранняя хронологическая группа Убинского, Псекупс-2 и 4) выявляется их большое сходство с могильниками Северо-Восточного Причерноморья конца XI — первой половины XIII в. (Армарчук Е.А., Малышев А.А., 1997, с. 109). Более того, такое сходство наблюдается и для периода VIII–IX вв., и кремации обоих регионов уже объединены в одну, «абинско-новороссийскую» или «кубано-черноморскую» группу (Каминский В.Н., 1993, с. 110; Пьянков А.В., Тарабанов В.А., 1998, с. 18–32). Закубанские могильники этого времени и XI–XII вв. тоже сопоставимы (Пьянков А.В., 1993, с. 136–137; 1988; 2000, с. 21–22; Носкова Л.М., 1999, с. 191–192) и, возможно, при дальнейшем изучении встанет вопрос о существовании здесь, на Северо-Западном Кавказе, в последней четверти I тыс. н. э. — первой четверти II тыс. н. э. единой археологической культуры. Пока же носители кремационного погребального обряда и сопряженной с ним культуры в тех формах, которые выявлены в Северо-Восточном Причерноморье и Западном Закубанье, не определены, и спектр предполагаемых этносов включает абазин (Алексеева Е.П., 1971, с. 191–196), тюркские или тюркоязычные племена, вышедшие из болгарской группировки (Дмитриев А.В., 1979а, с. 56; Пьянков А.В., 1986; Каминский В.Н., 1993, с. 110), угров (Михеев В.К., 1985, с. 97; Тарабанов В.А., 1994, с. 58–59). Накопившийся археологический материал из обеих областей дает, как мне представляется, некоторые веские основания для отождествления носителей этого обряда с касогами, а его ареал совпадает со сведениями нарративных источников X–XIII вв. об их стране. Сохранилось ценное в этой связи письменное свидетельство Масуди о кашаках, в котором сообщается о том, что этот народ исповедует религию магов («маджус»). В.Ф. Минорский обратил внимание на данный термин, который мусульманские авторы применяли к древним русам и норманнам, видимо, из-за их обычая сжигать мертвых, известного им со слов Ибн Фадлана, но искаженно понятого как «огнепоклонничество» магов (Минорский В.Ф., 1963, с. 206, примеч. 81).

Другие элементы культуры Северо-Восточного Причерноморья, представленные материалами поселений и ингумационных погребений с каменными конструкциями и ящиками, берут начало в старой местной среде. Именно они создают основной фон, на который накладываются новшества, и распространены не только на севере, но и на юге побережья. Южная часть Восточного Причерноморья традиционно связана с Абхазией и Закавказьем.

Достаточно выпукло обозначаются иные направления связей. Объясняться они могут по-разному: культурно-торговыми контактами, этническими процессами, определенными путями «миграции» вещей или модой, случайными заимствованиями и многим другим. Так, на севере побережья, особенно под Анапой, это наличие вещей — поясной гарнитуры и уздечных наборов, присущих позднеаланской катакомбной культуре западного варианта, а, в целом, развитие упряжи и вооружения в одном русле с аланскими. Правда, путь распространения отдельных категорий вещей (например, золоченых сбруйных украшений) еще не определен: от алан на запад или наоборот. Кстати, тесное взаимодействие культур Северо-Западного Кавказа и Центрального Предкавказья (и Приазовья, Подонья) отмечается и в VIII–IX вв. (Носкова Л.М., 1991, с. 76–77). Далее связи уводят на Тамань, где в посуде Тмутаракани тоже присутствуют лепные горшки с насечками по плечикам (тип В), красноглиняная керамика — кувшины с рифлением, ойнохоевидным венчиком, парадным усложненным лощением и пифосы с рифлением (Плетнева С.А., 1963, рис. 23, 2; 24; 27, 3; 27, 1). Некоторые типы сосудов, в том числе поливных, и амфор, в их числе с дуговидными и высокоподнятыми ручками, объединяют весь византийско-причерноморский мир, и продолжается активный поиск мест изготовления тарной и прочей керамики (типа: табл. 101, 14) (Волков И.В., 1989; 1996). Предстоит выяснить источник проникновения на север побережья предметов с христианской символикой: из Древней Руси, Крыма, где есть им прямые аналоги, из таманской православной ойкумены или Византии?

Наконец, наличие в могильниках Северо-Восточного Причерноморья серии своеобразных ингумационных погребений с конем свидетельствует о кочевническом присутствии. Об этом В.И. Сизов и Н.И. Веселовский заговорили сразу после обнаружения таких погребений у Раевского городища и у Варваровки, но связать их с половецким присутствием на Северо-Западном Кавказе стало возможно после ряда исследований (Алексеева Е.П., 1959, с. 17; Минаева Т.М., 1964, с. 174–175; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 250–251; Дмитриев А.В., 1988; Армарчук Е.А., Малышев А.А., 1997, с. 110–112).

Письменные источники не оставили сведений о взаимоотношениях половцев и населения Северо-Восточного Причерноморья. Следы кочевнического влияния, относимые к XII–XIII вв., обнаруживаются археологически в северной части этого региона. Период постепенной инфильтрации половцев-кипчаков в местную среду прервался неожиданным смешением и переселением народов в связи с татаро-монгольским нашествием.

Монголы подчинили себе население Кавказа, а Северо-Восточное Причерноморье, практически почти не затронутое военными действиями, попало в сферу влияния золотоордынского государства. В конце XIII в. возникают и набирают силу новые явления, связанные с образованием и ростом золотоордынского государства. Особенно ярко они проявляются в XIV — начале XV в. Материальная культура в регионе заметно меняет свой облик. Усложняются украшения — в их изготовлении широко применяется техника скани и зерни, ажурные детали, плетеные изделия с металлической нитью; появляются вновь после долгого перерыва наборные пояса с орнаментированной гарнитурой из серебра и золота; разнообразнее становятся формы глиняных сосудов. Вместо прежних перстней-печаток встречаются западноевропейские с латинскими надписями и геральдическими знаками. Тщательнее изготавливаются каменные ящики для погребенных, в которых нередко устраивались в своем роде семейные усыпальницы-ограды с несколькими гробницами. Результаты раскопок могильников в Лобановой щели, Гостагаевского и ряд других поздних материалов из Северо-Восточного Причерноморья по-прежнему позволяют говорить об их близости к закубанским, главным образом, к культуре белореченских курганов.