Ранний состав украшений на рассматриваемом участке (в рамках последних десятилетий III — первой половины IV в.), наряду с упомянутыми лучковыми и прогнутыми подвязными, характеризуют две своеобразные местные серии фибул: одночленных с овальной спинкой, украшенной прессованным орнаментом, и трапециевидной ножкой с подвязным приемником (табл. 74, 52–53); сравнительно крупных железных дуговидных с бронзовой обмоткой, в рамках которой представлены как одночленные с верхней тетивой, так и двучленные варианты (табл. 74, 33, 35). Кроме обычных в Причерноморье браслетов и подвесок с завязанными концами, для ранних погребений показательны браслеты со «шляпками» на концах (табл. 74, 62, 63, 66). Не редкостью являются гривны, все они тордированные, с замком из крючков с шишечками на концах (табл. 74, 49). Своеобразны серьги, выгнутые из длинного прута, плавно утолщающегося к концу, который завершает биконическая или округлая литая «шишечка» (табл. 74, 54). Это ведущий тип серег для ранних погребений Бжида, а их аналог из Горгиппии (Трейстер М.Ю., 1983) единичен. От большинства кавказских и северопричерноморских памятников III–IV вв. Бжид отличается богатством ожерелий, в которых доминируют разнообразные янтарные бусы, в том числе так называемые грибовидные и дисковидные, обточенные на токарном станке, попадаются металлические полые бусы, подвески-лунницы, стеклянные подвески в виде клыка (табл. 74, 67, 69–74, 76). Очковидная подвеска к фибуле (табл. 74, 75) имеет ближайшие аналогии в материалах Абхазии (Воронов Ю.Н., Юшин В.А., 1979). Из ременной гарнитуры отметим портупею провинциального римского облика и уздечный набор с фасетированными зажимами, как у сармат на Боспоре и Северном Кавказе (табл. 74, 58–60, 78). Оружие представлено мечами, конское снаряжение — удилами с крупными кольцами (табл. 74, 77, 79). Из керамики известен миниатюрный лепной сосудик с зауженным горлом и своеобразный биконический сосуд с высокой шейкой раструбом (табл. 74, 64, 80).
Более поздние погребения этого же участка, датируемые в рамках IV в., сохраняют традиции предшествующего времени и непосредственно примыкают к зоне ранних могил. В качестве хронологического ориентира показательны изменения ожерелья: становятся хуже качеством и уменьшаются количественно янтарные бусы, зато преобладают изготовленные из синего стекла, а также разнообразные полихромные бусы и бусы с металлической прокладкой (табл. 74, 20, 22–23, 41–48, 56). Двучленные прогнутые подвязные фибулы из массивного стержня сменяются изготовленными из уплощенной пластины (табл. 74, 17, 30–31). Среди уникальных образцов обращает на себя внимание серебряная одночленная лучковая фибула, орнаментированная по дужке частыми короткими фасетками (табл. 74, 29). Пряжки представлены образцами с овальной утолщенной спереди рамкой и язычком, охватывающим около половины ее толщины (табл. 74, 14–15, 28). Наряду со старыми формами украшений появляются серьги с длинным обмотанным проволокой стержнем и округлой полой подвеской (табл. 74, 32). Браслеты с расширенными концами встречены в тех же комплексах, что и небольшие зеркала с петлей в центре обратной стороны, украшенной простейшим лучевым орнаментом или «елочкой» (табл. 74, 18, 19, 21). Оружие представлено разнообразными мечами, встречаются копья и своеобразные ножи с горбатой спинкой (табл. 74, 11, 27, 38, 39). Кроме лепных горшочков с раздутым туловом и зауженным горлом, керамика представлена, вероятно, импортными гончарными кувшинами и краснолаковыми мисками (табл. 74, 24–26).
Наиболее поздние погребения этого же участка характеризуются появлением новых вариантов тех типов вещей, которые были известны и раньше. Язычки на бесщитковых пряжках охватывают дужку по всей ее ширине, наконечник с валиком на конце узких вытянутых очертаний, прогнутые подвязные фибулы становятся крупнее (табл. 74, 1–2, 5, 6, 8). Все это соответствует направлениям эволюции материальной культуры многих групп восточноевропейских варваров в раннегуннское время (последние десятилетия IV — первые десятилетия V в.). Одночленная дуговидная пластинчатая фибула в сочетании со вставками, судя по концентрации аналогов, свидетельствует о связях с племенами Абхазии, как и наконечник копья с продольным ребром и «утяжеленным» жалом (табл. 74, 3–4, 13). В конской упряжи к инновациям относятся удила со стержневидными псалиями (табл. 74, 10), являющиеся одной из показательных форм V в. В керамике отметим появление сосудов, находящих аналоги в черняховской культуре (табл. 74, 12). Итак, прекращение функционирования участка 1 могильника Бжид приходится на конец IV или начало V в. и отличается интенсивными связями как в юго-восточном, так и северо-западном направлениях. Отметим, что к этому времени относится ряд гуннских походов в Закавказье, предшествующих перенесению центра активности гуннов в Центральную Европу, в конце IV в. происходят отмеченные выше изменения в районе Новороссийска, а в первой половине V в. — существенные изменения структуры населения на Северном Кавказе (Абрамова М.П., 1997; Малашев В.Ю., 1994). Однако о том, с какими событиями связаны изменения в жизни населения Северо-Восточного Причерноморья, которые можно предположить по материалам Бжидского могильника, данных явно недостаточно.
Памятники второй половины III–IV вв. из окрестностей Сочи представлены единичными находками. А это значит, что уловить особенности местных памятников, опираясь на выборку такого типа, практически невозможно.
О непосредственных связях в III–IV вв. местного населения с носителями цебельдинской культуры свидетельствуют аналоги в керамике, известной из ряда разрушенных погребений в районе Красной Поляны (табл. 75, 25–26). Те же и отчасти северные параллели имеет оружие: сохранившиеся в коллекциях мечи, копья, удила (табл. 75) позволяют предполагать и более широкую дату. Умбоны представлены лишь образцами, относящимися к последним десятилетиям IV — началу V в. (табл. 75, 19, 22, 23).
Состав вооружения местных племен можно реконструировать лишь по описанию погребения из окрестностей Красной Поляны, открытого при рытье траншеи в 1942 г. (табл. 75, 20). Комплекс включал два копья (табл. 75, 21), щит с позолоченным крученым умбоном (табл. 75, 19), топор, меч, возможно, с хрустальной подвеской к нему, кинжал. Все это находит ближайшие соответствия в вооружении цебельдинской культуры (Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982). Из этого же погребения происходит раннесасанидское блюдо (табл. 75, 28), какое-то время принадлежавшее, судя по надписи, царю Кермену Варахрану (262–274) (Воронов Ю.Н., 1979, с. 77–78).
Таким образом, доступные нам отрывочные материалы из Сочинского района позволяют говорить о связях местного населения с носителями цебельдинской культуры в III–IV вв. и о наличии, по крайней мере в конце IV — начале V в., вооружения, сопоставимого с цебельдинским. Коллекция удил и пряжек (табл. 75, 11–16) представлена образцами V в. Вероятно, это является свидетельством существенной роли кавалерии в военном деле местного населения. Находки более позднего времени единичны и свидетельствуют о сохранении до VI в. тесных связей с населением современной Абхазии (табл. 75, 3–7, 9, 29–32, 34), а в VI–VII вв. — о включении этого района в зону влияния византийской культуры (табл. 75, 1, 10).
По данным древних авторов, в районе Сочи и чуть севернее локализуются саниги, племя, близкое абазгам, испытавшее некоторое влияние позднеантичной цивилизации и имевшее разнообразные контакты с соседями, в частности — с апсилами (Воронов Ю.Н., 1998а, с. 30, 32). Такая атрибуция как будто подтверждается имеющимися археологическими данными, хотя для обоснования этнокультурной характеристики местных древностей необходимы новые широкомасштабные работы на ряде памятников.
