Почти 2 м культурного слоя около церкви оказалось буквально «забито» каменными ящиками могил, располагавшимися ярусами так, что перекрытие нижнего служило дном верхнего. По устройству ящиков и обряду эти погребения целиком вписываются в погребальные традиции средневекового Крыма (Махнева О.А., 1968, с. 155–168). Инвентарь, обнаруженный в них, находит бесспорные аналогии в плитовых могилах Крыма из старых раскопок Н.И. Репникова (Репников Н.И., 1906, с. 4–35) и раскопок О.И. Домбровского на Южнобережье (Домбровский О.И., 1974, с. 5–56). Могилы у стен церкви можно разделить на два горизонта: первый, древнейший, нарушал уровень дневной поверхности ее постройки, т. е. перерезал строительный мусор, второй не достигал его (табл. 48). Можно считать, что погребения первого горизонта были совершены вскоре после возведения храма, погребения второго горизонта — тогда, когда культурный слой около него вырос не менее, чем на полтора метра. Самые поздние погребения были открыты на глубине 0,75-0,8 м от современной поверхности, самые древние — на глубине 2,7 м от нее.
Одно из погребений первого горизонта принадлежало священнослужителю храма. Его каменный ящик был перекрыт тремя плитами так, что они образовали в плане подобие креста (табл. 47, 1). Швы между камнями были залиты белым известковым раствором. Плиты ракушечника, из которого сложен ящик, тщательно подтесаны и пригнаны впритык друг к другу. Плита изголовья украшена изнутри врезным орнаментом: в арке из двух дуг — круг с четырехлепестковой розеткой. В ящике оказалось одно погребение, крайне плохо сохранившийся скелет лежал на спине, его покрывал тлен с остатками длинной черной шерстяной рясы. Сохранились куски кожаного пояса и кожаной обуви. Еще три каменных ящика, открытые на той же глубине, принадлежали рядовым погребениям городского кладбища, ящики их были разрушены почти полностью, вещей мало: один рыболовный крючок — в одном, бронзовая пуговица, три бусины и подвеска из коралловой веточки — в другом (табл. 48, 9, 11).
Достаточно выразительны датирующие вещи в погребениях, расположенных на 0,5 м выше. Самая важная из них — серебряная монета Олега-Михаила, чеканенная, по мнению В.В. Кропоткина, во время его первого пребывания в Тмутаракани в 1078 г. (Кропоткин В.В., Макарова Т.И., 1973, с. 250–254).
Она была найдена в каменном ящике, в котором оказалось два последовательных захоронения, от нижнего сохранился только череп и кости рук, второе оказалось непотревоженным. На груди его и была найдена монета (табл. 48, 12). Сверху погребенного перекрывала камка. Другие каменные ящики первого горизонта тоже содержали по два-три последовательных захоронения. Все они были разрушены в древности: кости перемешаны с землей и камкой, первоначально перекрывавшей скелеты, а вещи разграблены. Судя по случайно сохранившейся золотой серьге с напускной бусиной и двум височным колечкам из серебра (табл. 48, 1, 2, 14), покойных сопровождал богатый инвентарь, что и оказалось причиной постоянных ограблений прицерковного кладбища. Оставшиеся в заполнении могил вещи дают представление о его характере. Прежде всего это необходимые детали одежды: разнообразных форм бронзовые пуговки и бубенчики, штампованные из двух половинок, круглые, слегка уплощенные (табл. 48, 6, 9, 13, 16–18), одна из пуговок — рифленая с большим ушком и с каплевидным окончанием (табл. 48, 7). В одном погребении были найдены костяная пуговка и наперсток (табл. 48, 3, 19). Из украшений надо упомянуть и три перстня: железный и два бронзовых, с утраченной вставкой и гравированным орнаментом на шестиугольном щитке (табл. 48, 15, 4, 5). О разнообразии нагрудных украшений говорят сохранившиеся отдельные бусины из хрусталя, сердолика, разноцветного прозрачного стекла, а также черные, рифленые (табл. 48, 8).
Больше всего аналогий вещам из первого горизонта прицерковного кладбища Корчева содержит инвентарь могильника Саркела-Белой Вежи. Это касается и отдельных вещей, и общего их облика в целом. Так, золотое височное кольцо с напускной бусиной, украшенной сканной нитью (табл. 48, 14), идентично саркельскому. То же можно сказать и о височных кольцах с заходящими концами из серебряной и бронзовой проволоки и о бубенчиках-пуговках (Артамонова О.А., 1963, с. 56, 57, 128, рис. 44, 45, 88, 89). Все найденные в погребениях первого горизонта бусы находят аналогии среди богатого ассортимента бус Саркела-Белой Вежи (Львова З.А., 1959, с. 326–330). Большинство саркельских погребений не выходит за рамки конца X — начала XII в. (Артамонова О.А., 1963, с. 103). К этому же времени можно относить и погребения первого горизонта корчевского кладбища.
К погребениям второго горизонта, не достигающим уровня строительного мусора церкви, относится большинство захоронений — 37, тогда как с первым горизонтом можно связать только 20 могил в каменных ящиках, вскрытых целиком или попавших в раскоп частично. Плитовые могилы второго горизонта можно с известной долей вероятности также разделить на два уровня по глубине залегания, самые нижние из них достигают глубины 2 м. Исключение составляет только одно захоронение, каменный ящик которого достигал уровня строительства церкви, но содержал инвентарь XIII–XIV вв. Очевидно, захоронение было совершено в летнее время и попало случайно на место, свободное от более ранних погребений. В большинстве случаев плитовые могилы второго горизонта, перекрывали предшествующие, чем и лимитировалась глубина их залегания.
Большинство могил второго горизонта обоих уровней оказались разграбленными. Это касается и детских захоронений в небольших каменных ящиках, и больших плитовых могил с перекрытием из двух-трех массивных блоков, содержащих до пяти последовательных погребений, и могил с одновременным захоронением женщины или мужчины с одним или двумя детьми. Такие черты обряда, как вытянутое, головой на запад, положение скелета, подсыпка из морского песка и камки, характерные для могил первого горизонта, сохранились. Сохранился и обычай разрушения предшествующих погребений со смещением черепов в один из углов ящика.
Общий облик инвентаря, найденного в плитовых могилах второго горизонта, мало отличается от инвентаря могил первого горизонта. Больше всего аналогий ему по-прежнему дает могильник Саркела-Белой Вежи, верхняя дата которого ограничена началом XII в.
Верхний уровень могил второго горизонта отличался тотальным разграблением: массивные плиты перекрытий часто разбиты на куски и перемешаны с грунтом и камкой заполнения, кости скелетов разбросаны. Случайно уцелевшие украшения из золота и серебра объясняют постоянные ограбления кладбища, а попадающиеся в заполнении могил керамика и монеты татаро-турецкого периода говорят о времени ограблений. Естественно, что возведение на месте древних построек Боспора и Корчева турецкой крепости не способствовало сохранению прицерковного кладбища. Но самые поздние средневековые захоронения второго горизонта, относящиеся к XII–XIII вв., говорят о том, что население не изменило своим традициям, хотя некоторые новые вещи, сопровождающие покойных, свидетельствуют о другом этносе и более позднем времени.
Из вещей, встречавшихся в наиболее ранних погребениях второго горизонта, надо назвать предметы металлического убора. Это височные кольца из витого и круглого в сечении дрота, сомкнутые и полутораоборотные, сделанные из серебра и золота (табл. 48, 30, 31, 36, 37). Серебряное височное кольцо с напускной бусиной почти идентично золотому из погребения первого горизонта (табл. 48, 29). Часто встречаются пуговки-бубенчики, штампованные из двух половинок (табл. 48, 22, 43), с каплевидным окончанием, рифленые и со сканой нитью посредине (табл. 48, 44, 45). Последняя выполнена из серебра, так же, как и изящная ажурная подвеска с каплевидным окончанием (табл. 48, 23).
Вместе с тем в инвентаре могил второго горизонта верхнего уровня залегания есть и вещи, ранее не встречавшиеся. Это витые из серебряной проволоки браслеты и крестики (табл. 48, 20, 46), височные кольца в виде знака вопроса с бусиной на конце и со стержнем, обмотанным тонкой проволочкой (табл. 48, 34–35), серебряная пластина от головного убора, найденная под черепом (табл. 48, 26). Бесспорные аналогии височным кольцам в виде знака вопроса, хорошо известные в золотоордынских памятниках, дают возможность установить дату этих поздних захоронений (конец XIII–XIV вв.) (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 39–41; Семыкин Ю.А., 1996, с. 174), а находка пластинчатого серебряного браслета с львиными головками (табл. 48, 33) позволяет ограничить ее второй половиной XIII в. (Крамаровский М.Г., 1978, с. 46–51).
