Преследуя уцелевших от разгрома аланов, которые устремились на Кавказ, часть гуннов пройдя через Прикубанские степи и проникнув на Таманский полуостров подвергли разрушению города и поселения Азиатского Боспора (Сокольский Н.И., 1968, с. 251–261). Далее пройдя, вероятно зимой по льду в самом узком месте Керченского пролива гунны вступили на территорию Европейского Боспора (Гайдукевич, 1952, с. 133). Помимо нескольких небольших поселений и городов, вновь был разграблен и разрушен Пантикапей.

Гунны захватили огромную территорию от Волги до Днестра объединив под своей властью местное население — сарматов, аланов, готов. При этом, как свидетельствуют письменные источники, первоначально ставка главного вождя находилась где-то в Северном Причерноморье (Gordon С.D., 1960, p. 59). Однако и с перенесением центра гуннской державы в Паннонию во время правления Аттилы (445–454) Северное Причерноморье продолжало входить в политическое объединение гуннов (Засецкая И.П., 1994а, с. 132–161).

О материальной культуре Боспора этой эпохи можно судить по находкам из погребений обширного некрополя, расположенного по северному склону горы Митридата, восточной границей которого была Госпитальная улица, поднимающаяся с севера на юг, северной — Константиновская, а южная граница проходила по Эспланадной улице. На западе некрополь тянулся широкой полосой на несколько километров вплоть до вала, спускающегося с Золотого кургана (табл. 11, 4).

Раскопки в Керчи — античном центре на юге нашей страны, начались с 30-х годов XIX в. и продолжаются по сей день. Систематические исследования средневековых памятников начались только с начала прошлого столетия с раскопок В.В. Шкорпилом некрополя на Госпитальной улице. Наиболее «плодотворным» годом был 1904 г. Было открыто 36 катакомб и 18 земляных гробниц конца IV–VI вв. н. э. (Шкорпил В.В., 1907, с. 1–66). Кроме того, в этом же году кладоискатели нашли две богатейшие по материалу катакомбы (ОАК за 1904 г., с 78–83, рис. 123–133). Раскопки некрополя продолжались вплоть до начала первой мировой войны (Шкорпил В.В., 1907, 1909, 1913).

Долгие десятилетия особенное внимание исследователей привлекали отдельные предметы и категории вещей — главным образом произведения искусства и стеклянные изделия. Наибольшей популярностью пользовались украшения, исполненные в полихромном стиле эпохи переселения народов. И прежде всего исследователей интересовали вопросы происхождения и этнокультурной принадлежности этих изделий готской (De Baye, 1892), греко-боспорской (Штерн Э. фон, 1897, с. 1–15) греко-сарматской и иранской (Ростовцев М.И., 1925, с. 616–617), сармато-аланской (Мацулевич Л.А., 1926, с. 38), гуннской (Бернштам А.Н., 1949, с. 216–229), центральноевропейской (Амброз А.К., 1971, с. 102–103), закавказской (Бажан И.А., Щукин М.Б., 1990, с. 83–96).

Занимаясь классификацией полихромных изделий эпохи переселения народов по стилистическим данным, я пришла к выводу что вопрос происхождения их нельзя решать однозначно нельзя все полихромные вещи считать абсолютно однородной в стилистическом отношении группой предметов (Засецкая И.П., 1982, с. 14–30, 1993, с. 32–34). В результате анализа нами было выделено шесть групп изделий, различающихся функционально, а также по стилистическим и технологическим признакам. Как показало картографирование некоторые относящиеся к одному времени группы имеют определенное локальное распространение что может указывать на этнокультурные различия их, а также на разные центры производства. Кроме того, проделанный анализ наглядно показал преемственность одних групп полихромных вещей от других, что свидетельствует об их разновременности.

Весьма ценный вклад в изучение Боспорского некрополя на Госпитальной улице внес Л.А. Мацулевич. В своей книге «Серебряная чаша из Керчи» он дал блестящий искусствоведческий анализ серебряным изделиям прикладного искусства и в том числе знаменитой чаше с триумфальной сценой изображающей императора верхом на коне в сопровождении оруженосца и богини Ники (рис. 5). Предположения о том, кто был этот император, высказывались неоднократно начиная с первой публикация этой вещи Н.В. Покровским и И. Стржиговским (МАР, 1892, вып. 8) и кончая статьей Н.А. Фроловой (Фролова Н.А., 1998, с. 247–255).

Наиболее обоснованной представляется точка зрения Л.А. Мацулевича, считавшего, что на чаше изображен Констанций II (Мацулевич Л.А., 1926, с. 53–59). В дополнение к этой гипотезе хотелось бы несколько уточнить дату выпуска чаши, связав ее появление с определенным историческим событием. После смерти отца (Константина Великого) Констанций II, стремясь к единовластию, одержал полную победу над другими претендентами на престол и с 353 г. стал единодержавным правителем всей Римской империи. Это событие он отпраздновал триумфальным въездом в Рим в 357 г., которое и было запечатлено в сцене на серебряной чаше из Керчи (Засецкая И.П., 1994а, с. 225–237).

Таким образом, если первый вывод Л.А. Мацулевича об отождествлении персонажа на чаше с Констанцием II не вызывает сомнений, то заключение его о том, что керченская чаша изготовлена на Боспоре представляется весьма спорным. Л.А. Мацулевич опирается на некоторые детали изображения, которые, по его мнению, могли возникнуть только в результате соприкосновения греко-римского и сармато-готского миров (Мацулевич Л.А., 1926, с. 59). Однако следует учитывать, что в III–IV вв. н. э. не один Боспор был областью соприкосновения греко-римского и варварского миров. Чаша могла быть изготовлена в мастерской одного из восточных городов, входивших в состав Византийского государства.

Большое значение имеет сопоставление техники изготовления чаши с триумфальной сценой и двух чаш с изображением бюста Констанция II, выпущенных в 343 г. в честь двадцатилетия его цезарства и найденных в других богатых боспорских склепах. Как убедительно показал Л.А. Мацулевич все три чаши сделаны в одной технике с применением одинаковых инструментов, что, несомненно, убеждает в единстве их происхождения. Не исключено, что керченские серебряные чаши были изготовлены в антиохийских мастерских, о чем свидетельствует греческая надпись на одной из чаш (Засецкая И.П., 1994а, с. 230, рис. 3), а также применение позолоты и черни для частичной расцветки фигур. Как отмечает Л.А. Мацулевич, ссылаясь на работы Л. Брейля и Ч. Диля, этот прием становится типичным признаком антиохийской школы VI в. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 58). Кроме того, в своей монографии Л.А. Мацулевич останавливается на характеристике некрополя в целом и, в частности, на полихромных украшениях, исполненных в технике перегородчатой инкрустации, а также на датировке склепов, которые он относил к IV–V вв. н. э. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 23–53).

Большое внимание в литературе уделено также стеклянной посуде, составляющей неотъемлемую часть погребального инвентаря керченских склепов. Исследования в этой области принадлежат одному из российских специалистов по античному стеклу, Н.П. Сорокиной. На основании технологических и морфологических признаков ею разработаны типологические схемы по некоторым формам позднеантичного стекла, рассматриваются вопросы распространения, происхождения и датировки отдельных категорий стеклянной посуды (Сорокина Н.П., 1971, с. 85–101; 1963, с. 134–170; 1978, с. 267–274; 1979, с. 57–67). Открытие нескольких мастерских в Крыму позволило исследователям поставить вопрос о местном боспорском производстве нескольких групп стекла (Высотская Т.Н., 1964, с. 7–20; Белов Г.Д., 1965, с. 237–239).

Приведенный краткий обзор истории изучения материалов Боспорского некрополя требовал более глубокого и всестороннего изучения боспорских склепов, а также подробной их публикации (Засецкая И.П., 1993, с. 23–105, табл. 1-64).