Данная концепция, изложенная столь подробно, может служить отправным пунктом для суждения о характере социальных отношений в закавказском регионе в древности. Эта концепция, как нам кажется, совершенно верно отражает некоторые основные факты и направления социального развития региона. Однако это не значит, что мы целиком согласны с основным выводом А.П. Новосельцева. Во-первых, им не учтены другие важные социальные факторы, а кроме того, отдельные приведенные А.П. Новосельцевым положения могут быть проинтерпретированы и иным образом.

Мы, естественно, не можем в данной работе подробно исследовать вопросы социальной структуры древних обществ закавказского региона сколько-нибудь подробно. Отметим несколько важных, с нашей точки зрения, фактов, которые, как нам кажется, позволят модифицировать картину, нарисованную А.П. Новосельцевым.

Назовем прежде всего то обстоятельство, что часть Закавказья вошла в государство Урарту и тем самым была включена в древневосточный мир. С точки зрения социальной структуры, Урарту больше всего напоминало Ассирийскую державу. Как бы в целом ни решался вопрос о формационной принадлежности древневосточных обществ, рабовладельческая основа строя Ассирии вряд ли может у кого-либо вызвать сомнения. Урартское наследие сыграло большую роль в последующей жизни закавказского региона. Но если мы признаем сохранение и в дальнейшем урартских традиций в области культуры, идеологии, то столь же несомненно, что в определенной степени сохранялись традиции и урартского общественного строя. Это тем более вероятно, что после падения Урарту на Армянском нагорье не произошел возврат к первобытнообщинному строю, а на руинах урартской государственности возникла раннеармянская.

Второе обстоятельство, на которое необходимо обратить внимание: значительная часть Колхиды достаточно рано вошла в государственные образования античного типа — сначала в состав Понтийского царства, а затем Рима, что имело своим естественным результатом распространение здесь рабства античного типа. Прибрежная Колхида очень долго находилась в составе Римской империи, была важным фактором римского влияния на Кавказе. Города, которые здесь существовали, являлись обычными провинциальными римскими городами, и главным элементом их социальной структуры было наличие рабства. Кроме того, можно полагать, что традиция римского влияния предполагала распространение классического рабства в государствах, тесно связанных с Римом.

Отмеченные обстоятельства заставляют думать, что концепция А.П. Новосельцева не полностью отражает ту социальную реальность, которая существовала в закавказском регионе в древности. Однако гораздо важнее два других момента.

Первый заключается в том, что из концепции А.П. Новосельцева полностью исчез город. В сущности им анализируются только отношения, существовавшие в деревне. Однако история закавказского региона в древности — это история обществ, в которых шел (как показывают и приведенные в данной части тома материалы) бурный процесс урбанизации. Он носил спонтанный характер, выражал общественный прогресс, в частности был результатом второго и третьего общественного разделения труда. Потребность общества в возникновении городов, выступавших как центры ремесла и обмена, была естественной, хотя пути становления городов различались. Процесс урбанизации общества начался достаточно рано и шел в различных частях закавказского региона с различной скоростью. Если на Армянском нагорье города появились уже в начале I тысячелетия до н. э., то в Албании они стали возникать только в первые века до н. э., но общая тенденция совершенно несомненна, и если общество Албании несколько отставало в этом отношении, то в первые века до н. э. оно переживало настоящий «урбанистический взрыв». К сожалению, наши сведения о внутреннем строе городов очень недостаточны. Наибольшее количество материалов для суждения о характере городов закавказского региона дает Армения. Выражением потребности общества в развитии урбанистического элемента своей структуры явилась градостроительная политика армянских царей. Наиболее подробные сведения мы имеем о Тигранокерте, основанном по воле Тиграна II. Это был типичный эллинистический город, крупный ремесленно-торговый центр, но в то же самое время имевший и полисный статус. Для нас представляется несомненным, что урбанизм в закавказском регионе, носивший спонтанный характер, вместе с тем приобретал определенные формы под воздействием эллинистического мира, а эти формы были порождены рабовладельческими отношениями. Города выступали как очаги развития рабства и рабовладельческих форм эксплуатации.