Вероятно, близким было и назначение большей части терракотовых статуэток, не имеющих отношения к буддизму и скорее всего связанных с местными народными верованиями бактрийского населения и вошедших в его состав кочевых племен. Таковы прежде всего фигурки женщин, различающиеся стилем и качеством изображения, но, как правило, обнаруживаемые во всех памятниках без исключения, будь то крупный городской центр или небольшая деревушка. Сами эти изображения весьма разнообразны и, возможно, воспроизводят разные божественные персонажи, но убедительная единая типология для всех терракот пока не разработана. Дробная типология предложена исследователями Дальверзина (см. Дальверзинтепе, с. 161 и сл.). Для раннего времени выделяется тип стоящей обнаженной женщины с вытянутыми вдоль тела руками, встреченный на ряде памятников (Пугаченкова Г.А., 1966б, с. 219–221; 1973а, с. 105–106; Дальверзинтепе, с. 161). Фигурки застыли неподвижно, нагота иногда нарушена опоясками и браслетами. В собственно кушанский период статуэтки этого типа, судя по всему, не изготовлялись. К сравнительно раннему времени относится тип стоящей женской фигуры в тяжелой одежде, веерообразно расходящейся у подола, с руками, сложенными под грудью, и с зеркалом в одной руке. Представленный массовыми материалами из Саксанохура (Мухитдинов Х.Ю., 1973а, б), этот тип, возможно, воспроизводит какой-то вариант образа женского божества, популярный в среде жителей северо-восточной Бактрии. В Дальверзине и на соседних памятниках вырабатывается иной канон сидящей женщины в годах с тяжелым лицом, в плотных одеждах (Дальверзинтепе, с. 162, рис. 113, 5–8, 16, 18; Пугаченкова Г.А., 1973а, с. 107). Некоторые фигурки выполнены с уверенным мастерством, напоминая миниатюрные копии крупных каменных статуй. Как правило, сидящее божество держит у груди неясный предмет. Одновременно были распространены и терракоты, воспроизводящие стоящих женщин в плотных тяжелых одеждах, ниспадающих многочисленными складками. Они встречаются во всех районах Северной Бактрии, различаясь характером предметов, не всегда, к сожалению, достаточно понятых, которые они держат в руке. В Саксанохуре — это сосуд в одной руке и инвеститурное кольцо или венок в другой (Мухитдинов Х.Ю.. 1973а, с. 19), на Мирзакултепе — трилистник (Пидаев Ш.Р., 1978, с. 43).
Головки женских статуэток, часто находимые отдельно от самих фигурок, довольно отчетливо передают лица двух типов: одни с утяжеленным овалом лица, имеющего правильные черты и прямой разрез глаз. Как правило, эти головки увенчаны высоким головным убором типа кокошника. Головки второго типа имеют подквадратное скуластое лицо с резким скосом бровей, волосы у них охвачены начельной лентой. Г.А. Пугаченкова допускает, что здесь подразумевалась передача двух этнических типов: в первом случае «бактрийского», в другом — «сако-юечжийского» (Дальверзинтепе, с. 219). Затруднительно конкретизировать персонификацию различных божеств, воплощавшихся в терракотовых статуэтках. На кушанских монетах чаще других изображались три женских божества: Ордохшо, богиня плодородия и изобилия с рогом в руках, Ника и Хванинда. Однако прямой корреляции между этими изображениями, возможно, воспроизводящими своего рода официальные монументальные скульптуры, и массовой, народной терракотой нет.
Реже встречаются терракотовые статуэтки, изображающие мужчин. Среди них имеются и сравнительно редкие нагие персонажи, возможно связанные с обрядами и представлениями местного дионисизма (Дальверзинтепе, с. 219). Но более обычны уплощенные фигурки, изображающие стоящих мужчин в поколенном кафтане с оторочкой, переданной декоративной отделкой, перехваченным поясом, и в шароварах, заправленных в мягкие сапоги. Находка статуэтки подобного типа в нижних слоях шурфа, заложенного в Старом Термезе (Козловский В.А., Некрасова Е.Г., 1976, с. 33, рис. 2, 5), показывает, что этот тип терракот появился сравнительно рано, видимо, еще во II–I вв. до н. э. Эти фигурки, как правило, в одной руке держат сосуд, а в другой, как это видно по образцам из Айртама, иногда ветвь (Тургунов Б., 1973, с. 75, рис. 23, 2). Одежды этих мужских персонажей характерны для кушанской знати в той мере, в какой они известны по памятникам монументальной скульптуры.
Большим схематизмом отличаются фигурки, использовавшиеся как всадники на терракотовых же статуэтках лошадей. Впрочем, и здесь встречаются художественно выполненные образцы (Литвинский Б.А., Мухитдинов Х.Ю., 1969, с. 168, рис. 6). По ним видно, что всадник носит глухой кафтан и остроконечный головной убор, типичный для кочевых племен. Вполне вероятно, что распространение этих статуэток было стимулировано инфильтрацией в Бактрию сако-юечжийских племен и их постепенным проникновением в среду городского населения, что, кстати, отмечается и по данным антропологии (Ходжайов Т.К., 1980, с. 157–158). Встречаются статуэтки коней, на которых следы прикрепления всадников отсутствуют и которые, возможно, представляют собой вотивные фигурки, связанные с культом коня, столь популярного в мире степняков. Показательно, что эти статуэтки остаются в широком обиходе вплоть до позднекушанского времени, как об этом свидетельствуют раскопки верхних слоев Аккургана (Пидаев Ш.Р., 1978, с. 75, рис. 24; Валиев А., Кошеленко Г., 1976, с. 95) и Зартепе.
Имеются и более редкие терракоты, как, например, изображение нагого юноши, борющегося со змеями, которое Г.А. Пугаченкова склонна рассматривать как воспроизведение персонажа древнеиранской мифологии Зохака (Пугаченкова Г.А., 1973а, с. 118). Разнообразны статуэтки музыкантш, играющих либо на арфе, либо на «короткой лютне», характерной, судя по этим изображениям, именно для бактрийской среды (Дальверзинтепе, с. 168). В стилистическом отношении ранние терракоты отчетливо следуют эллинистическим традициям в приверженности к круглообъемной лепке, мягкой драпировке одежды. Затем предпочтение отдается фронтальному, иератическому стилю, складки одежд застыло неподвижны, так же как и черты лица, размеры головы непомерно велики по сравнению с туловищем. На позднекушанском этапе все более ощущается эта диспропорция форм, которая теперь сопровождается тяжеловесностью и всевозрастающим схематизмом. Разумеется, такова лишь общая тенденция развития, в рамках которой встречаются экземпляры, выполненные с разной степенью художественности и мастерства.
Монументальная живопись Северной Бактрии пока известна преимущественно по небольшим фрагментам, хотя в отдельных случаях удается более или менее убедительно говорить о композиции в целом или о ее значительных частях. Стенопись наносилась на слой глиняно-саманной штукатурки, которую предварительно покрывали тонкой белой гипсовой подгрунтовкой. Ее наиболее ранние образцы представлены в халчаянском дворце, где на панели — изображения побегов, листьев, плодов, различных цветов и виноградной лозы. На отдельных участках имелась сюжетная композиция, поскольку сохранилась крупная мужская фигура в богатых одеждах. Особенно выразительны изображения голов, одна из которых причесана и подстрижена по греческой моде, а другая явно воспроизводит степняка с присущими ему антропологическими чертами и небольшой косичкой на бритом черепе. Головы даны объемно с большой выразительностью, внешне даже напоминают фаюмский портрет. Но в них нет присущей последнему психологической глубины; несмотря на объемность лиц, они в целом не лишены некоторой линейности. Но во всяком случае эллинистическая школа, эллинистические традиции в этих изображениях проступают весьма явственно.
Иная манера в живописи Дальверзина, относящейся уже к периоду расцвета кушанской державы. Здесь в небольшом здании, видимо игравшем роль храма, найдены упавшие на пол части многофигурной композиции, центр которой занимало восседающее на троне женское божество. Вокруг него на красноватом фоне располагались женщины, бородатый мужчина, вероятно жрец, и детские фигурки, что в целом, видимо, иллюстрировало какую-либо мистерию. Передача фигур здесь становится еще более плоскостной, в постановке рук чувствуется нарочитая манерность, пластическая передача осуществляется с помощью легких красных бликов, но полного эффекта объемности этим не достигается. В одном из богатых домов того же городища сохранилась часть изображения тяжеловооруженного конного воина, основной ударной силы кушанских армий.