Это, конечно, не означает полного исчезновения прямого влияния природной среды на общество, что иногда утверждается на основе представления о несопоставимости темпов относительно быстрого развития социальных процессов и медленных темпов изменения некоторых природных явлений. Ведь иногда природа демонстрирует ускоренное, даже скачкообразное развитие. Например, климатические колебания, вызывающие резкие похолодания или потепления, переувлажнения или усыхания обширных территорий, бывают столь быстрыми, что общество не всегда успевает на них отреагировать должным образом. Если подобные явления мы наблюдаем сейчас, то можно представить, насколько более значительное воздействие оказывала динамика природы на общество в прошлом.
У читателя может возникнуть мысль, что автор слишком далеко отходит от основной темы книги. Но это не так: рассматриваемые здесь вопросы имеют прямое отношение не только к миграции кочевников, но и к самой Куликовской битве. Классики марксизма-ленинизма, выдвигая на первый план социальный фактор, всегда учитывали географическую среду не только как материальную основу и предпосылку, но часто и как причину определенных общественных явлений. На конкретных примерах они выявляли ее важную роль в развитии социально-политических, экономических, этнических и других процессов.
Вскрывая причины замедленного развития Германии в прошлом, Ф. Энгельс писал в книге «Революция и контрреволюция в Германии»: «Причин такой отсталости германской промышленности было много, но достаточно указать две из них, чтобы ее объяснить: неблагоприятное географическое положение страны, ее отдаленность от Атлантического океана, который превратился в большую дорогу для мировой торговли, и непрерывные войны, в которые вовлекалась Германия и которые с XVI века и до последнего времени велись на ее территории»[75].
Если положение Германии в центре Западной Европы, удаленной от Атлантики всего лишь на несколько сот километров и имевшей широкий выход к Балтийскому морю, тормозило ее экономическое развитие, то для Северо-Восточной Руси географический фактор имел гораздо более серьезное значение. Расположенная в континентальной лесной глуши Восточной Европы, она была в значительной мере отрезана от активных путей мировой торговли и обмена информацией. После монголо-татарского нашествия Русь надолго потеряла всякую связь с южными морями, с такими важными центрами культуры того времени, как Византия.
К. Маркс в статье «Поражение правительства по финансовому вопросу. — Извозчики. — Ирландия. — Русский вопрос» писал, что «стремление подчинить себе Византийскую империю», относящееся еще к политике Киевской Руси X века, «обусловлено ее историческим прошлым, ее географическим положением, необходимостью для нее иметь открытые гавани в Архипелаге, как и в Балтийском море, если она хочет удержать свое верховенство в Европе»[76]. Вот яркий пример влияния географического фактора на политику Русского государства, издавна стремившегося вырваться из континентальной изоляции к морским путям развития мировой торговли и культуры.
Вначале интуитивно, а затем все более осознанно к этому стремились и кочевые народы, населявшие изолированную от морей и океанов степную зону Евразии. На протяжении многих веков и даже тысячелетий их путь на восток, к манящим морским берегам, был блокирован могучими китайскими государствами и империями. Покорить оседлое, крепко державшееся за землю население этих районов удалось лишь Чингис-хану.
Сравнительно более легким представлялся путь на запад, по привычным кочевникам степным просторам Евразии. Обитавшие здесь местные скотоводческие племена не могли серьезно противостоять движению более организованных орд из Центральной Азии. В кровавых битвах они сметались с пути или вовлекались в общее направление потока. Но и здесь кочевников ждало разочарование. Дойдя до западного предела степей, выклинивающихся на Дунайских равнинах, они не достигли заветной цели. До манящего края земли, где волны «последнего моря» отражают лучи заходящего солнца, было еще далеко. Идти дальше па запад кочевники не могли, так как они не в силах были далеко и надолго оторваться от степей — пищевой базы своего скотоводческого хозяйства. В этом отношении государства Западной Европы оказались в более выгодном положении по сравнению с Киевской и Северо-Восточной Русью, расположенными вблизи степных дорог воинственных кочевников.
Хозяйство скотоводов прямо зависело от природных, прежде всего климатических, условий и изменений, определявших биологическую продуктивность степной зоны. Особую опасность для кочевников представляли периоды пересыхания степи, вызывавшие резкое падение биомассы растительной и животной пищи. Бесплодность выжженной степи, пересыхание рек и озер — все это грозило неминуемой гибелью кочевникам. Но они обладали высокой подвижностью и способностью (с учетом опыта предшествовавших поколений) перемещаться в более благоприятные районы. Обычные хозяйственные миграции — летом на север, зимой на юг — сменялись в направлении к ближайшей спасительной прохладе и влаге лесных равнинных и горных территорий. Характер реакции кочевых племен на климатические изменения зависел от их масштаба и продолжительности.
Во время экологических кризисов, подрывавших экономическую основу скотоводства, темпы перемещения степных племен, несомненно, активизировались. Иногда эти миграции, вызванные природными изменениями, достигали огромных масштабов. Уже отмечалось, что усыхание степи во 2-м тысячелетии до нашей эры вынудило некоторые южные племена переселиться на север, в лесные районы Восточной Европы и Западной Сибири. Аналогичные природные изменения вызвали в 1-м тысячелетии нашей эры перемещение на север западносибирских тюрков, якутов и других скотоводческих групп. Проникнув в лесные районы, степные племена вынуждены были частично изменить традиционный тип своего хозяйства, приспособив его к новым ландшафтным условиям.
Голод, вызванный усыханием степей в 1-м и в начале 2-го тысячелетия нашей эры, по мнению некоторых дореволюционных и современных ученых (Е. Брикнера, М. Боголепова, П. Тутковского, М. Косарева и др.), был главной причиной, толкавшей орды кочевников в западном направлении. Именно этим объяснялись нашествия на Европу гуннов, аваров, венгров, печенегов, половцев, монголо-татар[77].
Однако оставалось непонятным: каким образом могли осуществить победоносные, всесокрушающие нашествия толпы охваченных голодом степняков на обессиленных бескормицей лошадях? На это явное несоответствие обратил внимание Л. Н. Гумилев. По его мнению, наиболее мощные вторжения кочевников (гуннов, монголо-татар) на запад связаны не с пересыханием, а, напротив, с увлажнением степной зоны. «Успешные завоевания и вторжения в Китай, Иран и Европу совершали не скопища голодных людей… а дисциплинированные, обученные отряды, опиравшиеся на богатый тыл. Поэтому такие исторические события совпадали с улучшением климата в степи. Ухудшение же климата было причиной миграции мелких групп, обычно оседавших на степных окраинах»[78].
Таким образом, по Л. Н. Гумилеву, крупные миграции кочевых племен происходили при увлажнении степей, а мелкие — при их усыхании. На этой основе он предпринял оригинальную, но довольно рискованную попытку восстановить историю климата степной зоны за последние две тысячи лет. Наиболее мощные передвижения кочевников были связаны с периодами расцвета степей. Оптимальные условия возникали здесь, по мнению Л. Н. Гумилева, из-за смещения путей атлантических циклонов в южном направлении. При этом они орошали в основном аридные районы Северной Евразии, вызывая повышение уровня вод в Арале и Балхаше.
Ослабление миграционных потоков, напротив, указывает якобы на то, что циклоны начинали проходить по более северным траекториям, увлажняя лесные районы. Потеряв атлантическую влагу, степи усыхали, а кочевники, утрачивая силу, становились менее подвижными. В эти периоды, по мнению Л. Н. Гумилева, должен был повышаться уровень Каспийского моря, так как его водный баланс определяется в основном Волгой, водосбор которой расположен в северных, лесных районах. Таким образом, получается, что подъемы уровня Каспия совпадают с периодами иссушения степей, а спады — с временем их увлажнения. В дальнейшем, опираясь на сведения о колебании вод в Каспии, Л. Н. Гумилев оценивает характер и значимость миграций кочевников.
