Рассвет занялся, и фиолетовые блики скользили по безбрежным мировым просторам.

Тварь устремилась в синеющую на горизонте даль: через садовую калитку выворотилась на тропинку и, осиянная аметистовыми потоками рассвета, опустилась на корячки в лугах, дремлющих еще в рассветных тенях. Мало-помалу скореженный силуэт таял, угасал… пока не померк в блеске зари…

В помещении пожарной охраны полночная тишина. Сигнальный фонарь, подтянутый высоко к потолку, веером неярких лучей освещает квадратную комнату — топчаны у стен, шкаф с документами и запасными касками. За столом у окна двое пожарных играют в шашки, попыхивая вишневыми трубками. Играют вяло, просто чтобы убить время, — руки двигаются лениво, нехотя, на сонных, утомленных вахтой лицах скука. Время от времени то один, то другой широко зевает и потягивается, расправляя усталую спину, или едва внятно бросает слово-другое. И снова тишина, спеленутая клубами желтоватого трубочного дыма.

На топчанах устроились дежурные: у стены слева пожарный сладко храпел, выводя полную октаву, его товарищ напротив молча курил папиросу, рассеяно глядя в потолок. Наконец он очнулся, загасил окурок и бросил в угол. Кто-то из игроков спросил:

— Не спится, пан сержант?

— Да уж, не до сна. Играйте. А я еще тут поразмыслю.

Он снова растянулся на топчане, закинул руки за голову и задумчиво уставился на большую икону Святого Флориана. Невеселые, видно, думы одолевали сержанта — он хмурился, длинные черные брови мрачно сходились у переносицы.

Да и было над чем задуматься пожарному сержанту Петру Шпонару. Уже три недели, как в город вернулась его единственная дочь Магда, а вместе с ней все заботы и сомнения: два года назад сержант — были на то свои причины — отправил девушку к дальним родственникам, где ее не знали.

Удивительное существо — дочь пожарника. Высокая, гибкая, бледная, огромные черные глаза блуждают в неведомом… Руки, тоже бледные, в непрестанном беспокойном движении, нервно вздрагивают, судорожно извиваются пальцы — длинные, тонкие, всегда холодные. Буйные, блестящие, черные как смоль волосы змеятся из-под шелкового огненно-оранжевого платка — единственного богатства бедной девушки.

Бедна, очень бедна была дочь сержанта. Мать ее, Марта, по слухам, редкой красоты цыганка, умерла рано, оставив мужу существо болезненное, диковатое, видать, тоскующее по беспредельным просторам. Отец любил Магду всем сердцем, но любовь его омрачалась тенью страха. Да, Петр Шпонар боялся своей дочери. Боялся мраморно-бледного лица, тонких, упрямо сжатых губ, вечной задумчивости. И другие, более глубокие причины доставляли отцу немалое беспокойство.

Жене его, еще в те времена, когда она скиталась с табором, ворожея-цыганка нагадала: полюбит ее оседлый человек, родят они девочку, дочь огня, и отец жизнь свою положит в неукротимой борьбе с нею.

Ворожба странно сбывалась. Марте довелось узнать лишь половину предсказания, она умерла, когда дочери не исполнилось и пяти лет. С тревогой ожидал Петр своей дальнейшей судьбы, столь неясно предсказанной старой цыганкой. Время шло, и таинственные слова ворожеи обрели пугающий смысл. Магде Шпонар исполнилось пятнадцать, когда в городе на табачной фабрике, где она работала, случился первый пожар: будто сами собой загорелись ящики с папиросной бумагой, и пламя в считанные минуты охватило всю фабрику. Убытки исчислялись огромные. Виновного не нашли. Когда пожар погасили, работницу Магду Шпонар обнаружили в небольшом помещении, чудом уцелевшем в огненной стихии, — девушка крепко спала прямо на полу. По всей видимости, она проспала весь пожар, и лишь после двухчасовых стараний врачи с трудом привели ее в сознание. Как она не задохнулась в закрытом помещении, в море огня, как вообще уцелело помещение в глубине полыхавшей фабрики — навсегда осталось загадкой.

После того случая Магда не раз меняла хозяев — работала горничной в богатых домах, в гардеробных различных заведений, продавщицей в лавках. И везде по какой-то роковой случайности вскоре после ее поступления на службу горело. Причины бедствия всякий раз оставались невыясненными; очевидцы всегда заставали огненный смерч, от которого не было спасения.

Поначалу никому и в голову не приходило связывать пожары с Магдаленой Шпонар — девушка вела себя смирно и не привлекала внимания. Вскоре, однако, пожары участились, и среди городского люда расползлись всякие толки. Дело дошло до того, что в городе полыхало два-три раза в неделю, и — удивительно — всегда огонь будто выбирал районы, дома, семейства, упорно занимался словно в заранее намеченных местах. Наконец однажды, после страшного пожара на Левандувке, когда дотла сгорел только что отстроенный городским синдикатом доходный дом, упорные слухи прямо указали на виновницу бедствий: поджигательница — Магда Шпонар, прислуга в семье Долежанов. Разъяренная толпа окружила девушку на городской площади и расправилась бы с несчастной, не подоспей вовремя полиция, а с ней и отец, всеми уважаемый и ценимый защитник общественного достояния. Они-то и спасли Магду от разъяренной черни.

Скрупулезное расследование не выявило за Магдой ничего подозрительного; следователь, ко всеобщему удивлению, лишь констатировал на основании показаний свидетелей и самой обвиняемой, что в течение одного только года в городе случилось более ста пожаров, причем часто горело в домах ее хозяев. Кроме того, был установлен один характерный факт: в пятидесяти случаях из ста после того, как удавалось потушить огонь, Магду Шпонар находили без сознания, почти в каталепсии, обычно на месте катастрофы. Вот и все. Вины ее следствие не обнаружило ни в одном случае, ни разу не удалось изобличить ее в преступлении. О поджоге не могло и речи идти, ибо, как выяснилось из показаний свидетелей и пострадавших, она с самого начала и до конца пожара погружалась в транс, теряла способность двигаться; огонь же всегда занимался не там, где она находилась, а в соседнем помещении либо еще дальше.

Врачи-эксперты, живо заинтересованные делом, тщательно обследовали Магду и признали ее не вполне нормальной — в ней преобладала подсознательная, ярко выраженная склонность к каталепсии и даже сомнамбулизму.

В итоге ее сочли невиновной; однако судья в частной беседе посоветовал сержанту пожарной службы дочь в люди больше не отдавать — взбудораженное общество настойчиво обвиняло Магду в поджогах. И хотя девушку оправдали, с тех пор в городе ее прозвали Красной Магдой, считали поджигательницей и колдуньей, люди от нее шарахались, опасаясь пустить даже на порог дома.

Озабоченный отец отослал ее далеко в деревню к родственникам, справедливо полагая: со временем пожары забудутся, люди успокоятся, перестанут судачить о Красной Магде, и тогда девушка сможет вернуться.

Магда провела в деревне два года, не подавая о себе вестей. И вдруг три недели назад нежданно-негаданно вернулась в город. Еще больше побледнела, щеки еще глубже запали, глаза не просыхали от слез. На расспросы отвечала нехотя, односложно и рвалась устроиться на работу, чтобы не быть обузой отцу. В конце концов после настойчивых просьб он уступил и с тяжелым сердцем нашел место в доме богатого купца Духаница на Млынарской улице. Девушку взяли прислугой, и уже более недели она ревностно исполняла свои обязанности.

В городе возвращения Красной Магды вроде бы и не заметили. Но Петр Шпонар места себе не находил, со дня на день ожидая недобрых вестей. Хотя власти оправдали Магду и сама она отрицала свою вину, сержант не доверял ей; глубоко в душе своей он был убежден: все, что люди болтают о Магде, к сожалению, страшная и горькая правда. Он, отец и сержант пожарной охраны в одном лице, самолично гасивший все пожары, таинственно связанные в людском мнении с его Магдой, мог кое-что порассказать. Уж кому-кому, а ему довелось наблюдать все сопутствующие пожарам странности и основательно обо всем поразмыслить. Особым чутьем он отличал «ее» пожары от других, «обычных», которых тоже немало погасил за свою жизнь. Не случайно дослужился Шпонар до звания сержанта и считался первоклассным пожарным.