Георгий Соломон
Братья Красины ничего не пишут об этом событии, хотя Герман упоминает про визит Кеннана в Тюмень: «Я отлично помню этот приезд и самого Кеннана, хотя и видел его, по застенчивости, только издали, брат же Леонид присутствовал при свидании у нас на квартире». Они любили отца и начисто отрицали его вину; от них это убеждение перешло к советским исследователям. И не только советским: Тимоти О’Коннор, тоже не упоминая об осуждении Красина-старшего, пишет: «Весьма прозаические обязанности Бориса Ивановича не вредили его репутации доброго и отзывчивого человека. Он играл на скрипке, писал стихи».
Среди современников утвердилось мнение, что Красина-старшего, как говорится, подставили; наиболее красочно эту версию изложил Георгий Соломон, о котором пора рассказать подробнее, поскольку он был весьма близок с нашим героем. Он родился в 1868 году в Бессарабии в семье потомственных дворян, выходцев из Венгрии. Несмотря на это, еще в годы учебы в Военно-медицинской академии связался с революционерами и в 1895-м, после краткого заключения, уехал в Иркутск работать помощником контролера на строительстве Кругобайкальской железной дороги. С Красиным он познакомился еще в годы учебы (о чем будет сказано далее), а в Сибири они стали друзьями. В 1897 году, переведенный на Московско-Курскую железную дорогу, он участвовал в создании РСДРП и ее работе, примкнув к большевикам. В 1906 году был сослан в Сибирь, после освобождения жил за границей, а вернувшись домой, отошел (как и Красин) от политики.
В 1918 году Соломон (опять-таки как Красин) снова примкнул к большевикам, работал во внешнеторговых организациях за границей, а в 1923-м стал невозвращенцем. Поселился в Бельгии, где написал и издал мемуары «На советской службе» (в постсоветской России книга издана под более «завлекательным» названием «Среди красных вождей») и «Ленин и его семья». Смерть в 1934 году помешала ему закончить книгу о Красине, которая была передана его вдовой в Русский заграничный архив в Праге и после войны попала в Москву (ныне хранится в ГАРФ). Жизнь Соломона была полна болезней и бедности, поэтому в его книге то и дело прорывается зависть к более успешному другу, с которым он под конец решительно разошелся. Утверждая, что он «пишет только правду», мемуарист на деле нередко путает факты или сознательно искажает их, чтобы представить своего героя в невыгодном свете. При этом его книга полна интересных сведений о жизни Красина, который доверял Соломону многое из того, что скрывал от других.
Семья Красиных (кроме Леонида) в 1887 г. [ГАРФ]
Об отце своего друга Георгий Александрович пишет следующее: «Безукоризненно честный Б. И. Красин, став начальником округа (уезда), повел самую беспощадную войну со взяточничеством в полиции. Но, увы, эта борьба оказалась ему не под силу, и чиновники, без различия ведомств, все дружно сплотились и объединились против „опасного“ реформатора. <…> Началось дело. Б. И. Красина предали суду, предварительно уволив со службы и заключив в тюрьму. В результате Борис Иванович был лишен чинов, орденов, дворянского звания и приговорен к вечной ссылке в Восточную Сибирь. Тщетны были все хлопоты, все апелляции, требования о пересмотре дела. Тщетно сыновья Бориса Ивановича, Леонид и Герман, подавали прошения и настаивали на невиновности отца и требовали „повального обыска“ (т. е. опроса всех жителей округа). <…>
Б. И. Красин мужественно нес свой тяжелый крест, чему немало содействовала его семья, обожавшая и носившая на руках невинного страдальца. Необходимо отметить, что в ссылке все относились весьма сочувственно к злосчастной участи старика, этого лишенного прав состояния ссыльнопоселенца. Не говоря уже о прогрессивном иркутском обществе и либеральном чиновничестве, даже сам генерал-губернатор Восточной Сибири А. Д. Горемыкин старался, чем мог, облегчить судьбу старика. Он хорошо знал причину и все махинации осуждения Бориса Ивановича и сам несколько раз делал шаги к пересмотру его дела, но всегда наталкивался на неустранимые препятствия и решительный отказ. Вся та клика, которая возбудила это клеветнческое дело, была на страже, и многие ее участники достигли уже до степеней известных».
Во время суда над Красиным-старшим Соломона в Сибири не было, и он явно рассказывал эту историю со слов своего друга Леонида и самого Бориса Ивановича, с которым познакомился в Иркутске. Можно не сомневаться, что Красин, горячо любивший отца (как и других членов своей семьи), искренне верил в его невиновность и защищал всеми силами. Вероятно и то, что эта история, о которой умалчивает большинство его биографов, глубоко повлияла на юношу, убедив его в том, что существующие в империи порядки несправедливы и подлежат разрушению. Такую же роль в жизни красинского ровесника Владимира Ульянова сыграла казнь в том же году его любимого брата Александра. Конечно, в ту пору Леонид еще ничего не знал о революционном движении, но первый шаг к участию в нем был сделан в зале губернского суда, где прозвучал приговор отцу.
В виновность отца он не верил еще и потому, что хорошо знал о скромном достатке родителей, никак не совместимом с теми масштабными поборами, о которых говорилось на суде. После осуждения Красина-старшего материальное положение семьи с тремя несовершеннолетними детьми стало на какое-то время совсем плачевным. Болезненным для нее оказалась и потеря социального статуса, неизбежно связанная с лишением чина и дворянства. Называя Леонида Красина дворянином, его биографы заблуждаются. Его отец только в 1885 году получил чин коллежского асессора, дававший право на дворянство, но личное, а не потомственное. Вероятно, он не успел даже его оформить — во всяком случае, в списках дворян Тобольской губернии его фамилии нет. Таким образом, его сыновья не имели никаких прав на дворянское звание, хотя позже Леонид не раз «играл» дворянина, вращаясь в светском обществе, — конечно же, для блага революции. Все отмечают его отменные манеры, умение одеваться и знание этикета, но это объясняется не «благородным» происхождением, а быстрой обучаемостью и врожденным обаянием.
Эти качества Красин, очевидно, заимствовал у отца, о чем пишет Т. О’Коннор: «Леонид унаследовал от матери стремление к лидерству, от отца — довольно красивую внешность и общительный характер». Так и было: несмотря на важный полицейский чин Бориса Ивановича, тон в семье всегда задавала Антонина Григорьевна. Красин одинаково сильно любил обоих родителей, о чем позже писал: «Вспоминая о покойных отце и матери, я не знаю, кому из них приписать большую заслугу в создании той исключительно здоровой и необыкновенной по тем временам обстановки, полной свободы и вместе с тем участливого, заботливого руководства, которым мы, братья и сестра, пользовались в семье, пока не начали становиться на собственные ноги».
После пяти лет, проведенных с семьей, им снова пришлось расстаться: летом 1887 года, когда Леонид сдавал выпускные экзамены, а Герман оканчивал шестой, предпоследний класс Александровского училища, остальные Красины вслед за высланным отцом уехали в Иркутск. Леониду предстояло увидеться с ними только через восемь долгих лет, за которые он превратится из вступающего в жизнь юноши в опытного инженера и не менее опытного бойца революции. А пока что он 15 июня получил аттестат с «пятерками» по всем предметам, включая поведение. Под влиянием И. Словцова и учителя химии Ф. Бачаева он решил учиться на химика и подал прошение о зачислении в лучшее учебное заведение этого профиля — Петербургский технологический институт. Бачаев сам окончил этот вуз и сумел внушить ученикам представление о нем как об «идеале человеческого счастья и благополучия», а студентов-технологов считать «сверхъестественными существами, которым открыта любая дорога».
