Можно добавить, что иногда Ленин поступал по отношению к Красину даже жестче, чем другие партийные лидеры. Например, во время голода 1921 года Нарковнешторгу поручили срочно организовать закупки зерна за рубежом, продав для этого запасы золота и музейные ценности. На декабрь было закуплено 8 млн. пудов хлеба, но Ленин не был удовлетворен этим и предложил Сталину «дать Красину архиэнергичную телеграмму: если не купите в январе и феврале 15 миллионов пудов хлеба, уволим с должности и исключим из партии». Характерно, что при утверждении текста телеграммы в ЦК товарищи Ленина настояли на смягчении последней фразы — вместо нее в окончательном тексте стояло: «Партия вынуждена будет принять самые решительные меры взыскания».

Тем не менее Красин ценил (можно даже сказать, «любил») Ленина больше всех прочих руководителей партии. Он глубоко переживал сначала его болезнь, а потом и смерть. Двадцать третьего января 1924 года он вместе с другими соратниками нес гроб с телом покойного вождя с дачи в Горках на станцию, а позже принял деятельное участие в комиссии по организации его похорон. После них он вечером 27 января писал своей возлюбленной Тамаре Миклашевской: «Только что похоронили Ленина. Вся эта неделя как какой-то сон. И горе и скорбь невыразимая, но и сознание чего-то неизъяснимо великого, точно крыло Истории коснулось нас в эти жуткие и великие дни…»

Есть версия, что именно Красину принадлежит идея мумифицирования тела Ленина и что он допускал в будущем возможность его воскрешения. Он якобы был поклонником теории Николая Федорова о всеобщем воскрешении мертвых как результате технического прогресса человечества, с которой его познакомил А. Богданов. Единственным подтверждением этого является свидетельство старого большевика Михаила Ольминского о том, что в 1921 году на похоронах другого старого большевика, Л. Я. Карпова, Красин публично заявил, что верит в воскрешение мертвых, но не всех, а только «великих исторических личностей». Это, однако, никак не доказывает, что Красин был поклонником теории Федорова или вообще знал о ней; скорее, он, как и другие видные большевики, хотел использовать культ Ленина для сплочения масс вокруг партии.

Красин действительно стал инициатором создания мавзолея, конкурс на лучший проект которого был объявлен 3 февраля. Именно он 7 февраля предложил в газете «Известия» провести широкую дискуссию на эту тему, подчеркнув всемирное значение покойного и важность прославления его памяти: «Память Ленина должна быть и будет увековечена в целом ряде архитекурных памятников на всем пространстве нашего Союза. Это будет работа для нескольких поколений, но начать ее надо немедленно». В той же статье говорилось о выборе материалов для гробницы — красный или серый гранит, нефрит, лабрадор — и о контроле за качеством памятников Ленину; те из них, что уже появились, были, по Красину, «не только неудачны, но попросту отвратительны, и некоторые из них за их безобразное, я бы сказал, святотатственное несходство с Владимиром Ильичом следовало бы подвергнуть обязательному и навсегда уничтожению».

Чуть позже Красин возглавил комиссию по проведению конкурса, победителем которого стал выдающийся архитектор Константин Мельников. Однако 21 февраля нарком от лица комиссии отменил прежнее решение и объявил, что мавзолей будут строить по проекту другого архитектора — Алексея Щусева. 26 марта группа ученых под наблюдением Красина начала бальзамировать тело Ленина, а через два дня он вошел в состав новой комиссии по увековечению памяти покойного (но вечно живого) вождя, которую возглавил В. М. Молотов. В мае был построен деревянный мавзолей, где поместили саркофаг с телом Ленина, а в ноябре Красин вместе с Луначарским предложил возвести более прочный каменный мавзолей. Его начали строить только в 1929 году, уже после смерти наркома.

В мае 1924 года состоялся XIII съезд партии, на котором Сталин, Каменев и Зиновьев «съели» Троцкого, образовав новую правящую тройку. Красин по итогам съезда был избран — впервые с 1906 года — в состав ЦК. Избрание повторилось и на следующем съезде, последнем при его жизни, — он состоялся в декабре 1925 года. Между этими двумя событиями случилось давно ожидаемое: 18 ноября 1925 года Красин оставил должность наркома внешней торговли СССР в связи с объединением наркоматов внешней и внутренней торговли. Новый наркомат возглавил бывший председатель Госплана А. Д. Цюрупа, а Красин получил должность его заместителя — чисто номинальную, поскольку он давно уже находился на дипломатической работе, да и состояние здоровья не позволяло ему заниматься этой непростой деятельностью. За семь лет на посту наркома он проделал громадную работу в интересах укрепления советской экономики, хотя позже об этом предпочитали не упоминать — слишком уж неортодоксальными для тех лет были подходы Красина к решению многих проблем, слишком негативное отношение они встречали со стороны партийного руководства, которое использовало таланты «красного купца», но вовсе не собиралось учитывать его мнение по вопросам развития страны.

На посту наркома Красин принял участие в двух острых и долговременных дискуссиях, отнявших у него немало сил и времени. Они касались внешнеторговой монополии государства и вопроса о концессиях, причем по первому вопросу он одержал победу, а по второму — потерпел поражение. Идея монополии возникла еще в первые дни Советской власти, когда большевистские лидеры боялись, что иностранный капитал, проникая в Россию, поставит ее под свой контроль и приведет к реставрации капитализма. Двадцать второго апреля 1918 года был принят декрет «О национализации внешней торговли», в соответствии с которым при Наркомате торговли и промышленности (его тогда еще возглавлял не Красин, а Бронский) был создан Совет внешней торговли, который должен был осуществлять все импортно-экспортные операции. Побудительным мотивом этого стал Брестский мир, разрешивший торговлю между Германией и Россией. До войны германские компании активно действовали в России (Красин хорошо знал это, как сотрудник некоторых из них), и теперь существовали опасения, что они захватят российский рынок.

Однако масштабная торговля с Германией и другими странами так и не началась из-за Гражданской войны и бойкота экономических отношений с Россией, объявленного союзниками в октябре того же года. Стране остро требовались многие не производившиеся в ней товары (например, лекарства, механизмы, промышленное оборудование), а у государства не было ни опытных кадров, ни денег для их закупки за рубежом. В результате ставший наркомом торговли Красин столкнулся с всеобщим нарушением декрета о монополии: предприятия и наркоматы осуществляли импортно-экспортные операции самостоятельно, не спрашивая разрешения наркомата. Да и сам Красин как глава Наркомвнешторга вскоре включился в эти операции, поскольку они были единственным способом обеспечения Советской республики жизненно важными товарами.

Его заместитель Андрей Лежава описывал эти операции так: «Отдельные ведомства и учреждения привлекали на свой риск и страх различных спекулянтов, давали им деньги, отправляли их свободно: пойди добудь мне такое-то количество йода, такое-то количество хинина привези. Если привезешь, хорошо, а не привезешь — это будет не наш риск, стало быть, пропало». Позже многие из этих «спекулянтов» стали сотрудниками советских торгпредств — именно поэтому там постоянно возникали скандалы, связанные с хищениями и бегством за рубеж, которые не раз ставили в вину Красину как руководителю Наркомвнешторга.

О том же способе торговли писал Семен Либерман: «Предприимчивые молодые люди отправлялись в пограничные районы, снабженные бумажными деньгами (более надежные коммунисты получали для этих операций драгоценности), и, пользуясь услугами профессиональных контрабандистов, приобретали кое-какие заграничные товары, например краски и т. п. Конечно, все это носило очень случайный характер, вся работа была вне контроля, да и размеры всей этой государственной „внешней торговли“ были весьма мизерны. Красину пришлось начать с централизации разнообразных отделов всевозможных советских учреждений, занимавшихся этим делом: он сделался, так сказать, шефом государственной контрабанды. К группам молодых людей он приставил кой-кого из старых коммерческих дельцов, которых он знал по прежним временам, ибо ни опыта, ни знания товаров у работников „внешней торговли“ не было. Эти дельцы оказались весьма полезными и проявили немалые способности на первых порах государственно организованной борьбы с блокадой».