– Даже если Николас решил вернуть свою дочь – что с того? Она – законная наследница трона, – спокойно произнес третий мужчина. – Герман, этого следовало ожидать.

– Она ничто! – Толстяк ударил кулаком по столу. – Женщине править Огненной землей? Уму непостижимо! Да в момент, когда ее распутные ноги коснутся престола, дьявол восстанет из ада и еще раз проклянет нас всех!

– Не говори того, о чем не ведаешь, – понизив голос, рассудительно сказал третий.

– Ее мать была шлюхой, это все знают, – заметил блондин Домор таким тоном, будто сообщал прогноз погоды на завтра. – И девочка провела с ней всю жизнь. Даже для нашей своевольной земли это позор.

Ты охренел?!

Ника поперхнулась шампанским и поспешила приложить кулак к губам, чтобы заглушить кашель.

– Знаете, дорогой мой друг… – поучительным тоном ответил третий мужчина, снимая маску с лица и устало потирая глаза.

Стиснув зубы, Ника скосила на него взгляд: на вид ему было лет сорок, хотя, возможно, возраста прибавляли рытвины на лице, как после оспы. А в остальном он был самым обычным, с темными волосами и уставшими карими глазами, но Ника мысленно поставила ему плюсик за то, что пытался осадить высокомерных засранцев.

– Не ожидал от вас такого суждения. Вы сами по крови кто? – Он внимательно посмотрел на блондина, и тот поджал губы. – То-то же. Если по крови судить будем – здесь жить будет некому: все грязные, как вы выражаетесь. – Последние слова он адресовал толстяку.

Герман недовольно цокнул языком и сделал глоток из бокала. Ника стиснула зубы и уставилась в стол, разрываясь между желанием оторвать блондину хвост или спросить его о родословной. Интересно, а кто он по крови?

Козел, не иначе.

– К тому же, – спокойно продолжил темноволосый, – нам точно пойдет на пользу, если оклус объявит о наследнице. Он еще молод, но не настолько, чтобы народ не задумывался о смене власти. Меня до сих пор удивляет, что все они поют ему сладкие песни поддержки и восхваления. Но, помяни мое слово, недалек тот день, когда раздастся неприятный шепот. А там, где шепот, недалеко до бунта.

– Здесь ты прав, Фернусон, – с явной неохотой кивнул толстый Герман. – Охотники до престола найдутся. Не удивлюсь, если безбожник Саквильский…

Что затеял безбожник Саквильский, Ника так и не услышала, потому что гости на первом этаже разразились бурей аплодисментов, и немногочисленная публика балкона, как по сигналу, повернула головы в сторону. Ника поднялась со своего места и подошла к перилам, чтобы лучше видеть происходящее. Гости смотрели на сцену, дружно хлопая, и их лица озаряли улыбки. Оперная дива закончила очередную партию и с поклоном удалилась, а ее место занял мужчина. Среднего роста, подтянутый, темно-русые волосы на висках тронуты сединой. Угольно-черный смокинг выгодно подчеркивал его стать; в руках, облаченных в блестящие серебристые перчатки, сиял бокал.

– Приветствую вас, мои дорогие гости! – сказал он громко и с нескрываемым задором. Аплодисменты стихли, и публика покорно замерла, внимая говорящему.

Ника машинально приникла к перилам, напряженно всматриваясь в силуэт мужчины. Это он. Без сомнений, это был он. Внутри что-то екнуло и оборвалось.

– Этот год подходит к концу. Он был спокойным, но мы с вами не должны забывать, что перед бурей всегда идет затишье. – Мужчина вдруг усмехнулся, тихо, едва слышно. – Однако я не буду утомлять вас длинными речами. Хочу лишь пожелать всем здравия, трезвости ума, новых свершений и побед! Наша земля всегда процветала, и пусть так будет дальше! Я обещаю проследить.

Он торжественно поднял бокал, и гости вновь зашлись в овациях. Кто-то крикнул слова одобрения, но он не отреагировал – вдруг поднял взгляд на балкон и посмотрел на Нику. Ее сердце бешено колотилось. Она отчетливо видела, как бьется жилка на его правом виске, и ей внезапно стало не по себе.

Ника не помнила отца: как он говорит, как выглядит – вообще ничего. Если верить Рите, в последний раз они виделись тринадцать лет назад, и над воспоминанием об этой встрече кто-то филигранно поработал. С самого начала дня она отодвигала мысли о Николасе на задний план, думая о чем угодно: о портале, устройстве мира, разговоре с бабушкой – но никак не о нем. Да, Николас был ее семьей, но не был родным, по-настоящему родным человеком. И как ей вести себя сейчас – Ника попросту не знала.

Скрипач заиграл трепетную мелодию, мужчины поспешили пригласить своих дам на танец. Не отрывая взгляд от Ники, Николас поднялся по лестнице, на ходу снимая маску. Глаза у него были карие, чуть вытянутые к вискам, брови – широкие и темные, за счет чего взгляд казался суровым, как у коршуна. Походка – тяжелая, уверенная, наверное, так и должен ходить правитель. Оклус. Ника прикусила щеку изнутри и смело посмотрела ему в глаза.

– Здравствуй, – тихо произнес Николас.

Неожиданно для себя Ника присела в реверансе. Внутри все бушевало от волнения, и она не смогла выдавить ни слова.

– Я бы… я бы не хотел, чтобы ты меня так приветствовала, – сказал он, и уголки его губ едва заметно дернулись.

Ника словно оцепенела. Она смотрела на отца. Прищурившись, изучала его лицо, пыталась найти хоть что-то общее между ними, и его голос на фоне этого звучал как будто издалека. Чужой и неправильный.

– Понимаю, мое приглашение было очень неожиданным, и нам о многом стоит поговорить… – неуверенно произнес Николас.

Не до конца понимая, что делает, Ника протянула ему руку. Николас несколько секунд растерянно смотрел на нее, а затем робко пожал ладонь.

– Я просто не знаю, о чем с тобой говорить, – честно призналась Ника. Краем глаза она заметила, как компания мужчин, обсуждавших ее правление, неотрывно смотрела в их сторону. Ника опустила руку.

– Ваше величество! – раздался голос из-за стола.

Толстый Герман приподнялся на стуле и поднял бокал в знак приветствия. Николас холодно улыбнулся ему и жестом попросил Нику пройти вперед.

– Господа, – величественно произнес он. От недавней неуверенности в голосе не осталось и следа. Мужчины, как один, выпрямились. Ника поймала заинтересованный взгляд блондина и угрожающе прищурилась, – надеюсь, вы хорошо проводите время?

– Конечно, все чудесно, – поспешил с ответом Герман. Остальные одобрительно закивали.

– Тогда не смею вам мешать. Веселитесь! Волшебная ночь, господа. Господин Домор, на пару слов.

Не мешкая, блондин вышел из-за стола. Его лицо – бескровное, бесстрастное, как у статуи, ни один мускул не дрогнул – контрастировало с лицами остальных, на которых читалось любопытство. Втроем они отошли к лестнице.

– Господин Домор, смею ли я полагаться на вашу преданность и умение держать язык за зубами? – Николас говорил спокойно и уверенно, и этот тип покорно внимал каждому его слову с таким видом, будто стоять вот так перед правителем было обычным делом. Нику это отчего-то удивило, хотя откуда ей знать, как у них тут заведено общаться.

– Безусловно, ваше величество.

– Рад слышать. Хочу вверить вам мою дочь.

Чего-о?

Ника надеялась, что умудрилась сохранить лицо и не вытаращиться на них. Ее губы дрогнули, и она заставила себя ухмыльнуться и дерзко взглянуть на блондина, но тот лишь скользнул по ней взглядом, да и то без особого интереса.

– Мне бы не хотелось, чтобы все в замке узнали о Николине. По крайней мере, не сейчас. И если я буду сопровождать ее ближайшие несколько дней, это вызовет вопросы – хватит и того, что я сейчас стою здесь. Мне будет спокойнее, если вы составите Николине компанию.

Ника опешила. Вот так сразу… Вот так сразу он решил избавиться от нее? С ума сойти. В груди зародился гнев. Злость, непонимание. Разочарование. Дурочка. На что ты надеялась? Не зря ведь Михаил сказал, что Николасу только и нужно, что проверить, почему какой-то неугодный им козел интересуется ее персоной. Политика, и только.

Домор чинно кивнул Николасу и наконец посмотрел на Нику. Она кисло улыбнулась ему. Хотела даже сострить на тему его рассуждений о Рите, но быстро передумала: не знала уже, на кого злится больше – на сплетника-блондина или отца-чужака.