— Добро пожаловать в Венецию, моя дорогая. Значит, даже мясник интересуется вами. Если позволите, Гретхен, я бы посоветовал вам сменить его. Не ходите больше в эту лавку.

— Хорошо.

— Значит, графиня хорошо разбирается в вопросах дьявольских искусств и ереси, — продолжил Джакомо. — Что ж, это меня не удивляет.

— Думаю, в этой связи я должна… — прекрасная австрийка умолкла в нерешительности.

Джакомо внимательно посмотрел на очаровательную собеседницу.

— Прошу вас, моя милая Гретхен, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

Гретхен отпила еще глоток невероятно вкусного густого шоколада. Казалось, она колеблется, не зная, что выбрать: хранить верность своей госпоже или же отдаться на волю безудержной страсти.

— Я чувствую, мне стоит предупредить вас, чтобы вы были осторожнее, — наконец произнесла она, тщательно подбирая слова.

— О чем вы говорите?

— О графине.

Джакомо не верил своим ушам: камеристка решила предупредить его о кознях своей госпожи? Мир перевернулся?

Однако обстоятельства определенно складывались в его пользу.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что я сказала, Джакомо. Я знаю, вы многое повидали и отлично умеете выбираться из сложных ситуаций с невероятной ловкостью и изяществом, но графиня — опасная женщина, поверьте. Я не сомневаюсь, что она хочет использовать вас для каких-то своих интриг, а потому просто не могу не предупредить вас об этом.

— Ну что же, не могу сказать, что это меня удивляет, по крайней мере, не слишком. Однако разрешите поинтересоваться, почему вы так считаете?.. Да и в конце концов, почему так рискуете ради меня?

— Вы нравитесь мне, Джакомо, это бесполезно отрицать. Вы смелый человек с добрым сердцем, несмотря на все сплетни, что слагают о вас злые языки. Чтоб им всем провалиться! Я знаю, что вы никогда не будете моим… Это невозможно, я понимаю. Как я могу надеяться завладеть сердцем такого легендарного соблазнителя? Вы настолько неотразимы, что вам достаточно щелкнуть пальцами — и все женщины Венеции будут у ваших ног. Но я не в силах промолчать о том, что мне очень не понравился тон графини, когда она отдавала мне письмо для вас. Госпожа протянула мне листок, приговаривая, что научит вас хорошо себя вести, и при этом в глазах у нее вспыхнул опасный огонек. Я не стала бы рассказывать вам об этом, если бы не дорожила вами так сильно. Признаюсь, я рискую всем, не ожидая взамен ничего. Но вам не стоит играть с графиней, Джакомо, прошу вас. Это может дорого вам обойтись.

— Гретхен… Дорогая Гретхен, я благодарю вас за искренность и заботу, но не переживайте: меня не так-то легко обвести вокруг пальца.

— Не сомневаюсь, но пообещайте мне помнить о том, что я сказала.

— Конечно, даю вам слово. И еще раз спасибо за вашу честность и за все теплые слова, которых я не достоин. И уже точно я не достоин того, чтобы вы рисковали собой ради меня…

— Джакомо, не произносите этого даже в шутку!

— Мы можем навсегда остаться верными друзьями и заботиться друг о друге, не ожидая взамен ничего большего, чем можем дать сами, — проникновенно произнес Казанова. — Вас устроит такое предложение?

Серые глаза Гретхен довольно сверкнули.

— О большем я и не прошу.

Она поставила чашку на лакированный столик и откинулась на спинку, явно приглашая Джакомо присоединиться.

Тот не стал себя упрашивать и уже через мгновение осыпал Гретхен поцелуями.

— А как же письмо? — с якобы невинным видом воскликнула она.

— Письмо подождет.

Оторвавшись от Гретхен, Джакомо остановил на ней долгий внимательный взгляд. Он прекрасно знал, как она желает его, и именно поэтому выдержал паузу, чтобы усилить наслаждение.

Затем Джакомо вновь приблизился и стал шептать ей на ушко восторженные комплименты. Может, он и не был в нее влюблен, но в тот момент австрийка казалась прекраснейшей из всех женщин мира.

— Вы великолепны, Гретхен! Клянусь, ваша красота способна свести с ума любого мужчину.

Она смотрела на него, и в глубине глаз загорался живой и совершенно особенный свет. Казанова видел свое отражение в ее серых зрачках и чувствовал себя покоренным нежностью и глубиной чувств: взгляд Гретхен выдавал все, что волновало ее душу.

Она отдалась во власть его сладких слов, пышная грудь все сильнее вздымалась от порывистого дыхания. Любуясь ею, Джакомо взял со столика шоколадную конфету.

— Их делают в Леньяно, — прошептал он, — и называют «сосками Венеры» за форму и чудесный вкус. Мне кажется, нет сладости лучше для такой красавицы, как вы.

Он поднес конфету к очаровательному рту Гретхен. Поначалу она, сопротивляясь, сжимала губы, но Джакомо слегка надавил, и они раскрылись, как лепестки. Его пальцы нежно положили круглое лакомство ей в рот.

Джакомо почувствовал нарастающее наслаждение. Гретхен следовала за ним с такой невероятной готовностью, разделяя любое смелое желание, что пламя, пылавшее внутри него, разгоралось все сильнее с каждой секундой.

Когда Гретхен проглотила сладкую конфету, Джакомо взял тонкий батистовый шарфик и завязал ей глаза. Потом он начал снимать с нее одежду: медленно, наслаждаясь каждым моментом, пока наконец она не осталась полностью обнаженной.

Гретхен чувствовала горячее дыхание Джакомо на своей коже, а его пальцы скользили по телу нескончаемой чередой пылких ласк. Он заставил ее встать на колени и шелковой лентой связал руки за спиной.

Опираясь головой на мягкие подушки, Гретхен оказалась полностью во власти Джакомо, и это делало удовольствие еще острее. Словно рабыня, она всецело покорилась ему, готовая принять абсолютно все, что он захочет с ней сделать.

Когда холодные хвосты маленькой плетки в первый раз коснулись ее ягодиц, дрожащих от желания, из глаз Гретхен брызнули слезы. Слезы благодарности. При втором мягком, но ощутимом ударе она что есть силы закусила губу. На маленьком порезе выступила кровь, и Гретхен почувствовала невероятное удовольствие, усиленное контрастом с болью.

Он ударил ее еще раз и еще. Сердце бешено колотилось, словно готовое выпрыгнуть из груди, и Гретхен ощутила волну блаженства, которая накрыла ее с головой, а затем вознесла на самый гребень наслаждения.

Она полностью отдалась ему, желая его больше жизни. Гретхен нетерпеливо дернулась, не в силах больше ждать, мечтая лишь о том, чтобы наконец разделить с ним тот огонь, что пылает внутри. И лишь тогда Джакомо овладел ею: резко, напористо, безжалостно, и в тот же миг Гретхен достигла пика удовольствия.

Весь остаток ночи прошел в блаженстве и экстазе.

— Проклятье, дочь моя! Ты хоть понимаешь, что творишь?

На благородного Никколо Эриццо было жалко смотреть: лицо побагровело от ярости, парик съехал набок, он в отчаянии хватался за голову, в надтреснутом голосе слышался неподдельный ужас. Если бы кто-то увидел его в этот момент, то точно решил бы, что тот лишился разума. Эриццо что есть силы пнул резной деревянный комод, только чудом устоявший на месте.

Франческа сидела за клавесином, ее пальцы так и застыли на черных и белых клавишах. В тот день она с удовольствием разучила две сонаты Доменико Скарлатти, обе невероятной красоты. А теперь ссора с отцом испортит все настроение, это уж точно.

Девушка стойко выдержала яростный взгляд Никколо, чем разозлила его еще сильнее. Как смеет дочь противиться его воле? После всего, что он для нее сделал!

— Я не позволю тебе разрушить выгодную партию из-за глупого каприза, поняла? Не хочу больше слышать про этого проходимца! Или я запрещу тебе видеться с соплячкой Контарини, ясно?

Франческа не могла этого больше выносить. Сохраняя уважение к отцу, она тем не менее ответила решительно и твердо. Она его не боится. И никогда не боялась.

— Отец, вы не можете заставить меня выйти замуж за Альвизе Дзагури вопреки моей воле. Я ненавижу его: он высокомерный глупец и любит только себя и свои деньги. Я не сделала ничего дурного, просто пришла на бал, где собралось пол-Венеции. Это совершенно естественно, что Казанова тоже был там.