Дитлоф фон Тизенгаузен, ловкий и красноречивый лифляндский дворянин, произнес от имени всех краткую благодарственную речь за это царское благоволение и милость и под присягой дал за всех обет до самой смерти быть верным и преданным отцу своему, царю всея Руси. Царь ответил: “Любезные дети мои, молите бога за нас и наше здравие. Пока мы живы, у вас ни в чем нужды не будет”. Он прикоснулся пальцами к своему жемчужному ожерелью и сказал: “Даже если придется поделиться с вами и этим”. Царь протянул вперед руку с посохом, и немцы должны были по очереди подходить и целовать руку ему и его сыну. Немцы обедают в царском дворце. После этого он приказал, чтобы все остались обедать за его царским столом. Был принесен длинный стол и поставлен прямо перед царем и его сыном. Старейшие были посажены за стол так, что царь мог видеть их лица, а к остальным он сидел спиной. Прежде всего, на накрытый стол был подан отменный пшеничный хлеб и соль в серебряной посуде. Знатным боярам велено было прислуживать и подавать. В первую подачу этот большой, длинный стол был до того заставлен разными отменными яствами и кушаньями, что едва хватало места, куда каждый мог бы положить отрезанный ему кусок хлеба. Так подавали до вечера. Было большое изобилие всевозможных сортов иноземных вин, а также медов и пива и т. д. Первые кушанья царь велел поднести сначала себе, отведал их и сказал: “Любезные наши немцы, мы позвали вас на нашу царскую хлеб-соль и сами с вами вкушаем, берите и кушайте что бог послал”. Немцы встали, призвали благословение на его трапезу и сказали: “Дай, господи, нашему государю здоровья и долгой жизни”. Точно так же царь первым пригубил и, повелев сначала провозгласить имя каждого, сказал: “Мы пьем за всех вас. Примите нашу здравицу”. Бояре сильно понуждали немцев пить, но они соблюдали меру, поскольку им было известно от их приставов о воздержанности царя и о том, что он не любил пьяниц. Милостивый царь заметил это и, засмеявшись, спросил, почему они не веселятся и не пьют вовсю за здоровье друг друга, как это принято у немцев. Они ответили, что здесь для этого неподходящее место, ибо здесь каждый должен вести себя учтиво, и что в присутствии царя нельзя не сохранять меры и т. д. Царь ответил: “Мы хотим вас угостить, раз мы вас пригласили, и что бы вы сегодня ни сделали, все будет хорошо. Пейте все за наше здоровье. Уже дано распоряжение, чтобы к вашим услугам были кареты и лошади, и каждого, когда придет время, доставят без всякой опасности домой”. Серебряные бочонки. Сказав это, царь поднялся и приказал отвести себя к своей супруге. Он велел доставить в палату бочонки из чистого серебра с золотыми обручами, полные разных дорогих напитков, и приказал боярам так угостить немцев, чтобы им было невдомек, как они попали домой, что с большинством и случилось.[199] 18 декабря немцев повели в Разряд (Razareth). Дьяки (Canzler) разбили их на четыре группы. В первую выделили старейших и знатнейших и объявили им, что царь, их отец, по случаю их приезда жалует каждому сверх ежемесячных кормов по 50 рублей деньгами, по венгерскому кафтану из золотой парчи, по куску черного бархата и по сорок прекрасных соболей, чтобы они оделись в честь царя, и что столько же денег им положено на годовое жалованье, каждому поместье, а к нему 100 вполне обеспеченных крестьян. Все это было дано им в ближайшие дни. Во вторую группу выделили тридцати- и сорокалетних мужчин. Им выдали по 30 рублей, по куску красной камки, по сорок соболей, по кафтану из серебряной парчи и каждому поместье с 50 обеспеченными крестьянами и 30 рублей годового жалованья. В третью группу выделили молодых дворян и несколько наиболее опытных воинов. Им выдали по 20 рублей, по куску простого бархата, по куску красного шелка на кафтан, по сорок соболей, по 30 обеспеченных крестьян к поместью, и 20 рублей было их годовым жалованьем. В четвертую группу определили молодых простолюдинов и тех, кто были слугами и мальчишками у дворян. Им дали по 15 рублей, по куску шарлахового сукна на камзол, по куску желтой камки, по сорок простых соболей и каждому поместье с 20 обеспеченными крестьянами во владение, их годовое содержание было 15 рублей. Помимо того, всем было объявлено, что если царю они понадобятся против его врагов, то они должны быть всегда готовы; это им, конечно, и надлежало за такие прекрасные поместья и хорошее жалованье чистоганом. Таким образом, милостивый, добрый царь Борис Федорович многих бедняков сделал знатными, богатыми людьми и превратил их горе в радость, о чем везде и повсюду стали говорить.[200] Год 1602 Послы из Любека. В Москву прибыли послы из города Любека: господин Конрад Гермерс — бургомистр, господин Генрих Керклинг — член совета города и Иоган Брамбах — секретарь, с большим сопровождением и ценными великолепными дарами и подношениями. Они ходатайствовали от имени всех членов Ганзы о праве свободно вести торговые дела, о возобновлении своих прежних привилегий в России, а также о восстановлении имевшихся тут раньше контор. Выслушав это ходатайство, царь заявил, что до членов Ганзы ему никакого дела нет, поскольку он о них ничего не знает, но городу Любеку, который ему знаком, он всегда милостиво склонен выказать дружбу и добрососедство. И действительно он предоставил и дал им большие привилегии для торговли в своей стране и милостиво позволил также вновь открыть и привести в прежнее состояние конторы, так что любекцам на этот раз удалось добиться и достичь столь многого, что, не случись плачевной войны и разорения страны, город Любек ежегодно мог бы пользоваться значительным доходом.[201] В общем, этот Борис стремился так править, чтобы его имя восхваляли во многих землях, а в его земле была тишина и подданные благоденствовали бы. Он возвел и укрепил много городов и крепостей в стране. Весь большой главный город Москву он велел украсить и укрепить высокой и толстой обводной стеной из тесаного камня, а также обнести такой же очень высокой стеной толщиною в 23 фута город и крепость Смоленск, так что войска польского короля (когда король, как дальше будет сказано, осадил Смоленск) едва смогли соорудить штурмовые лестницы такой длины, чтобы можно было добраться до бойниц.[202] На татарском рубеже он выстроил две мощные крепости, одну из которых по его велению назвали в честь него Борисградом (Borissgrod), а другую в честь всех царей — Царьградом (Zayrogrod), чтобы помешать и воспрепятствовать ежегодным набегам татар.[203] Он искренне хотел добра своей земле, но над его правлением все же не было благословения божия, ибо он достиг царства убийством и хитростью, Jus talionis[204], в конце концов, пал на него самого. Quod fecerat, idem ipsi Deus retribuebat[205]; что он содеял, то случилось с ним самим и с его близкими. Его владений и короны так сильно домогались, что он, подобно Ироду, должен был пребывать и жить в постоянном беспокойстве. Первым подстрекателем против него был нечестивый злодей, жестокий и беспощадный враг немцев, Богдан Бельский, в прошлом спальник (Cammer-Junker) Ивана Васильевича, которого он толкал и наущал на многие жестокости. Этого изменника царь послал воеводой и начальником над строителями на татарский рубеж, чтобы завершить постройку крепости Борисграда. Когда же крепость была выстроена, злодей посмел объявить, что он теперь царь в Борисграде, а Борис Федорович — царь в Москве. Но титул этот он носил недолго, ибо как только об этом стало известно Борису Федоровичу от немцев, которые были посланы с Бельским, он приказал доставить этого самозванного борисградского царя оттуда в Москву в таких регалиях, какие приличествуют не государю, а такому негодному бунтовщику, как он, а ничего лучшего достоин он и не был. Поскольку, однако (как говорилось выше), царь Борис дал обет в течение 15 лег не проливать крови, то он конфисковал всё его имущество и добро, дав его людям право служить, кому они захотят. У Богдана Бельского вырывают бороду. Одному шотландскому капитану, по имени Габриэль, царь приказал вырвать у самозванного царя пригоршнями всю густую длинную бороду и, в конце концов, сослал последнего в опалу в Сибирь, которая находится в нескольких сотнях миль от Москвы и некогда была завоевана у татар, чтобы у него там прошло cacoethes regnandi[206].[207] вернуться Почетный прием и большие льготы, предоставленные 35 ливонским немцам, бежавшим из Ливонии в Россию в 1601 г., Соловьев объясняет стремлением Годунова завоевать популярность в Ливонии, с тем чтобы осуществить свой тайный план овладения этой страной. Военные действия, развернувшись в Ливонии в самом конце XVI—начале XVII вв. в ходе ожесточенной династической борьбы Сигизмунда III (сына шведского короля Иоанна III, избранного в 1587 г. королем польским) и Карла IX (отнявшего у своего племянника Сигизмунда в 1599 г. шведский престол и объявившего себя королем Швеции), разорили окончательно страну. Терроризованное воюющими сторонами население, как показывает пример, описанный Буссовым, искало защиты в Русском государстве, где было охотно принято. Хотя далеко идущие планы в отношении Ливонии с помощью лишь ловкой дипломатии (“грозить, — по словам Соловьева, — Швеции союзом с Польшей, а Польше — союзом со Швецией”) Борису осуществить не удалось, однако широко известная благосклонность его правительства к ливонцам привлекала последних на русскую службу (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 31, 48—49). Город Нейгаузен (по русским источникам Новгородок), упомянутый Буссовым, представлял собою крепость, расположенную на границе Ливонии и Псковской области. С 1558 по 1582 г. Нейгаузен был во владении русских, потом перешел к полякам, а затем к шведам. Война Швеции с Польшей тянулась с 1599 по 1629 г. В начале войны Карл имел успех — под его власть перешла вся Эстония и большая часть Ливонии. Но с весны 1601 г. шведы терпят поражение от поляков. Последние захватывают лифляндские города, в том числе взят был и Нейгаузен. Часть населения Лифляндии, присягнувшая ранее Карлу IX, видимо, спасалась бегством в Россию. Печерский монастырь, в котором лифляндцы нашли убежище, находившийся в 53 километрах западнее Пскова, в XVI в. представлял собою крепость, которая выдержала в 1581 г. осаду войск Батория. Все связанные с этим событием фактические данные Буссов мог узнать от самих немцев. Это предположение вполне вероятно, так как сам Буссов, прибывший в Москву немногим ранее ливонцев, возможно, проходил тот же путь определения на русскую службу, что и они. Кроме того, Буссов еще в Ливонии мог быть знаком с этими немцами, так как они пришли в Россию именно из-под Нейгаузена, комендантом которого был он (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 48—49; Д. Цветаев, стр. 245—246). вернуться Сведения о величине окладов и поместий, определенных для немцев в Разряде (Разряд — центральное управление, ведавшее служилыми людьми, их набором, определением жалованья и поместий, назначением на службу и контролем за ее исполнением), в других источниках не встречаются. Согласно Буссову, в Разряде для немцев величину поместья определяли числом крестьянских дворов. Однако это не соответствовало законодательной и делопроизводственной практике XVI—XVII вв., когда величина поместья, как правило, определялась количеством земли в четвертях (четверть равнялась 1/2 десятины). Эта неточность в изложении имеется лишь в некоторых списках Хроники Буссова. Например, в той рукописи Хроники, которую перевел и напечатал Устрялов, размер поместий для ливонцев определен в четвертях (Н. Устрялов, ч. I, стр. 27). Из документов известны поместные оклады иностранцам в четвертях. Так, французу Маржерету по приезде его в Россию был назначен поместный оклад в 700 четвертей и денежный оклад в 80 рублей (Г. Жордания. Очерки из истории франко-русских отношений конца XVI и первой половины XVII в., ч. I. Тбилиси, 1959, стр. 249). вернуться Представление царю посольства любекского бургомистра Гермерса и др., прибывшего в Москву 25 марта 1603 г., состоялось 3 апреля (Н. М. Карамзин, т. XI, стлб. 47). 10 апреля 1603 г. послам был дан ответ царя на их челобитие (Дополнения к актам историческим, относящимся к России, собраны в иностранных архивах и библиотеках. СПб., 1848, стр. 258—264). Буссов сообщает, что попытка посольства Гермерса хлопотать о торговых привилегиях для всех ганзейских городов была отвергнута Борисом Годуновым, который ограничил круг переговоров лишь торговыми делами с Любеком. Однако Карамзин, излагая ход переговоров по архивным источникам, приводит жалованную грамоту ганзейским (59) городам от 5 июня, в которой ганзейские купцы обязываются платить таможенную пошлину наравне с другими иноземными купцами. Размер пошлины с любекских купцов уменьшался наполовину; кроме того, они освобождались от таможенного досмотра. Ганзе дозволялось торговать в Архангельске и завести гостиные дворы в Новгороде, Пскове и Москве, имущество умерших в России купцов передавалось их наследникам, ганзейские купцы могли держать в домах. русское вино, а продавать лишь оптом и только иноземные вина (Н. М. Карамзин, т. XI, стлб. 47—48). Соловьев излагает историю отношений Руси с Ганзой при Борисе в соответствии с Карамзиным: “Борис исполнил просьбу 59 городов и дал им жалованную грамоту для торговли, при этом любчанам сбавлена была пошлина до половины” (С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 37). Н. Устрялов занимает другую позицию. Он считает соответствующим действительности сообщение Буссова о том, что Борис не хотел иметь дело с Ганзою и послам было заявлено, что “государь Ганзы вовсе не знает”. Точка зрения Н. Устрялова находит подтверждение в специальной работе о ганзейском посольстве в Москву В. Бремера (W. Bramer. Die hansische Gesandtschaft nach Moskau im Jahre 1603. Hansische Geschichtsblatter, Jahregang 1889, Leipzig, 1891, стр. 27—51). Описывая ход переговоров в Москве, Бремер указывает, что предложения послов (выраженные в документе из 15 пунктов, переданном на аудиенции царю, — стр. 39—40) были частично приняты русским правительством. Вскоре после аудиенции от имени царя послам было заявлено, что ганзейским купцам дается право свободно торговать по всей России, пользоваться беломорским путем, строить торговые дворы в городах, печатать из своего серебра монету, передавать имущество умерших в России купцов законным наследникам и т. д. Вместе с тем русское правительство отклонило просьбы об освобождении ганзейских купцов от таможенных сборов и таможенных досмотров, отказалось разрешить ганзейцам строить свои церкви при торговых дворах и т. д. (стр. 42). В ходе дальнейших переговоров (26 мая) русские пошли на уступки и согласились уменьшить с любекских купцов таможенную плату наполовину. Попытки послов добиться распространения этой привилегии на все ганзейские города не имели успеха (стр. 44—45). О привилегиях только любекских купцов говорилось и в той грамоте за золотой печатью, которую вручил послам на прощальной аудиенции царь Борис. После перевода этой грамоты на немецкий язык (перевод приведен Бремером, стр. 47—48) послы увидели, что “многие пункты, утвержденные на царской аудиенции, были опущены, другие изложены темно и двусмысленно” (стр. 47). Так, не добившись привилегий для всех ганзейских городов, посольство 29 августа 1604 г. вернулось в Любек (стр. 46). Изложенное выше показывает, что сообщение Буссова о ганзейском посольстве 1603 г. заслуживает полного доверия. (Отчет о поездке ганзейского посольства из Любека в Москву и Новгород в русском переводе см. в книге: Сборник материалов по русской истории начала XVII в. Перевод, введение и примечания И. М. Болдакова, СПб., 1896, стр. 2—45. Документы посольства изданы: О. Блюмке: Bericht und Akten der hansischen Gesandtschaft nach Moskau im Jahre 1603 von Otto Bluemcke. Halle, 1894; это составляет VII том серии “Hansische Geschichtsquellen”). вернуться Говоря о Москве, Буссов имеет в виду Белый город, построенный Борисом Годуновым еще в царствование Федора, в 1585—1591 гг. Строителем его был выдающийся русский мастер каменных дел Федор Конь. Белый город представлял собой третью линию укреплений Москвы и полукругом охватывал Кремль и Китай-город. Стены Белого города были воздвигнуты из камня и “бело на бело выщекатурены” (Описание путешествия в Москву посла римского императора Николая Варкоча, с 22 июля 1593 г. ЧОИДР, 1874, кн. 4, стр. 35). К Земляному городу (четвертой линии укреплений), построенному в 1591—1592 гг., описание Буссова не подходит. Указание Буссова, что Борис возводил и другие постройки, соответствует действительности. Кроме “белокаменных стен” “Царева города”, Борис строит в Москве много зданий и церквей. По словам Иова, Борис “самый царствующий богоспасаемый град Москву, яко какую невесту, преизрядною лепотою украсил”. При Борисе строятся: колокольня Ивана Великого, обширное здание приказов у Архангельского собора, большие каменные палаты “на взрубе”, новые каменные ряды в Китай-городе, мост через р. Неглинную, построены многие каменные церкви и т. д. (С. Ф. Платонов. Борис Годунов, стр. 88). Смоленский кремль был построен в 1596—1602 гг. Строителем его был Федор Конь. Крепостные стены Смоленска общей протяженностью в 6,5 километров имели в среднем высоту около 10 метров при толщине до 5 метров. В стену входило 38 трехъярусных башен, достигавших 22-метровой высоты. Крепость имела 9 ворот. (Н. Никитин. История города Смоленска. М., 1848, стр. 125—127). вернуться Борисграда и Царьграда, построенных якобы Борисом “на татарском рубеже”, русские источники не знают. Буссов, вероятно, неправильно понял двойное название города Царева-Борисова, действительно построенного Борисом в 1600 г. Из двойного названия этого города он ошибочно образовал названия двух якобы городов. Политика укрепления южных границ, отмеченная Буссовым, была характерна для правительства Бориса Годунова. В 80—90-х годах (т. е. во время правления Бориса) были построены Курск (восстановлен в 1597 г.) и Кромы (1595 г.), на линии р. Быстрой Сосны поставлены Ливны (1586 г.), Елец (1592 г.) и Чернавский городок (1592 г.), по течению р. Оскола — города Оскол (1598 г.) и Валуйки (1599 г.), на Дону — город Воронеж (1586 г.), на Донце — г. Белгород (1598 г.), а южнее его город Царев-Борисов (1600 г.). Эти города, размещенные по татарским дорогам, закрывали пути к Москве (А. А. Новосельский. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М., 1948, стр. 44). вернуться Закон воздаяния за зло равным злом. вернуться Что он содеял, тем ему бог и воздал. вернуться Расправа Бориса Годунова с Богданом Бельским, о которой пишет Буссов, произошла в конце 1600 г. По мнению С. СР. Платонова, дело о ссылке Бельского и Романовых — это одно дело, чему, кстати, не противоречит и изложение событий Буссовым (С. Ф. Платонов. Очерки смуты. Л., 1937, стр. 183). Расправляясь с Бельским и Романовыми, — о последних Буссов говорит ниже, — Борис Годунов “разделывался с виднейшими представителями оппозиции, работавшей против него и до и после его избрания” (там же). Б. Я. Бельский, боярин, был одним из ближайших советников Ивана IV и пользовался полным доверием царя в последние 13 лет его Царствования. В частности, он вел переговоры по тайному делу о сватовстве Ивана Грозного к племяннице Елизаветы английской Марии Гастингс. По преданию, Иван IV умер, играя с Б. Бельским в шахматы. После смерти Грозного Б. Бельский находился в составе ближайшего ко двору царя Федора кружка бояр — своеобразного регентского совета. Он был назначен также опекуном царевича Димитрия. Приверженец опричнины Ивана Грозного, Б. Бельский вскоре возглавил заговор, целью которого было “побить бояр” и восстановить опричные порядки. В случае успеха Бельский намеревался посадить на престол Димитрия. Но заговор был раскрыт, против Бельского выступили низы городского населения. В апреле 1584 г. Б. Бельский выехал в почетную ссылку — в Нижний Новгород, а 24 мая в Углич был отправлен Димитрий с матерью и родней. Бельский пробыл на воеводстве недолго, в 1591 г. он участвует вместе с Борисом Годуновым в походе против крымского хана, а в 1592 г. в войне против шведов. Борис Годунов не мог не рассматривать Бельского как своего соперника и врага. Он искал повода, чтобы с ним расправиться. Скоро повод нашелся. Отправленный на “Поле” в 1600 г. для строительства города Царева-Борисова на Донце, Бельский, как сообщает Буссов, вел себя крайне неосторожно, стремился завоевать популярность в войсках, величал себя царем в Борисове и т. д. По доносу Бельский был вызван в Москву, допрошен под пыткой, лишен имущества и чинов, подвергнут телесному наказанию и сослан в понизовые города на Волгу в тюрьму. Вернулся в Москву лишь при Лжедимитрии I. В другом месте Хроники Буссов говорит об обещании Бориса в течение 5 лет никого не казнить (стр. 83), здесь этот срок — 15 лет. |
