Учитель смеялся, очень долго, так долго, что ученик заволновался, но старался не показать этого.

— Учитель, что вас так развеселило? — Спросил хмурый ученик, когда учитель успокоился.

— Что смешного? — Учитель вскинул бровь и блестящими от веселья глазами посмотрел на ученика. — А то, друг мой, что эта рыжая даже не видит во что её заворачивает судьба. — Он издал ещё пару смешков. — Ты же знаешь, как определяется ученик к учителю?

Ученик вскинул брови, глаза расширились, а дыхание замерло от удивления и предвкушения. Несколько секунд учитель ждал, пока до ученика до конца дойдёт смысл услышанного, а потом наблюдал, как тот тоже рассмеялся, открыто и легко. Слышать его смех было приятно, и учитель прикрыл глаза, чтобы окунуться в прошлое, когда он ещё не был учителем, не был Смотрителем, не был даже Странником, да даже взрослым ещё не был.

Был ребенком, обычным ребенком, но слишком рано у него это отняли, как, впрочем, и у многих других Смотрителей.

Отец. Всегда суровый, холодный, никогда не ошибался и был кумиром сына, который пытался подражать, а вся семья умилялась. Высокопоставленный в родном мире.

Мать. Кроткая, мягкая, добрая, бесконечно нежная, а он, дурак, пыхтел и уворачивался от объятий.

Сестра. Сестра… Похожая на мать, но упрямая и амбициозная как отец.

В голову прорезался день… Один день, который хочется забыть. День, когда учитель начал становится тем, кто он есть. День, когда милая девочка не выдержала пыток, а её брат…

Падаю так, что ушиб колено и локоть. Эти придурки не заботятся обо мне, потому что единственное, что они не могут — убить. Ведь мой отец министр по внешним делам мира. А остальное никто не запретит. Раскалённый канэит, оплетённый магией Предела, касается меня. Боль пронзает не только в месте касания, но волнами растекается по телу заставляя хрипеть.

Руки учителя — ребенка, тело лёгкое.

Они хотят узнать что-то об отце.

Яд, оружие и сложное, опасное даже для исполнителя заклинание который мало кто способен осуществить правильно. Перед таким сочетанием невозможно устоять. Оно развязывает языки всем без исключения, потому что для Смерти не существует лжи. Смерть — есть истина.

И именно её ты ощущаешь, когда на тебе испытывают данную комбинацию, заставляющую не тело, но твое сознание страдать, ощущая вечность, словно этому нет конца. Надеясь, что это смерть, а как известно, мертвые боли не чувствуют. Но процесс не предназначен для убийства… к сожалению.

Вот и я, маленький мальчик, не могу терпеть. Я не должен плакать, но слезы льются. Я не должен молить предателей о пощаде, но слова сами срываются стоном. Я не должен мечтать о смерти, но жду её, как спасения. Я не должен… не должен проговориться, тайна отца должна быть скрыта. Я не предам. Поэтому с губ срываются крики, стоны, мольба — что угодно, кроме того, чего они ждут.

Когда боль превзошла возможность терпеть и держаться, учитель подчинился, но не боли, а чему-то внутри, что требовало свободы. Тогда он впервые переместился в другой мир, но уже не мальчиком.

Он постепенно стал тем, кто сейчас: сильным, уверенным, свободным… Смотрителем… Но так и не смог вновь смеяться, как раньше, легко, как этот молодой ученик, или как иногда может смеяться Эва.

Учитель снова рассмеялся, отпуская воспоминание, открывая глаза, и на миг ученику показалось, что смех учителя стал мягче… нет, показалось.

А ведь эта рыжая думает, что это она строит планы, а не на неё планы у вселенной, а зря.

Жизнь в Нарихэ наполнена светом и свежестью. Здесь нет режима, то есть бодрствуй и спи, когда пожелаешь и в зависимости от того, когда проснулся занимаешься каким-то делом. Можно, даже каждый раз разным. Сегодня я собираю ценнейший оздоравливающий нектар, который остаётся от каких-то червей на поверхности.

Этот нектар полностью покрывает этих червей, но самих червей никто не трогает, потому что те чувствительны к чужом вмешательству, так что могут даже погибнуть. Угу, знаю, что наших это не остановило бы: вырастили бы новых, создали бы целую ферму червей, ради нектара. А тут нет, видите ли, «каждое существо создано или рождено не просто так и его жизнь неприкосновенна, а всё, что нужно, можно получить без ужасных последствий». Это мне рассказала Флу Нари Эйтафюм.

Ммм, да на счёт имён. Эйтафюм — имя рода, что здесь не является чем-то важным, потому как все большая семья, дружны и близки. Нари — имя расы — добавляется вторым всегда и, в отличие от имени рода, имеет большое значение, потому что тут связь важна, ибо они все едины, а другая раса отличается. Флу — личное имя, которое редко повторяется и является отличием, которое нужно для определения одной личности от другой в пределах расы.

Ах да, мужчины, ну… Вообще, у Нари нет отличительных половых признаков, а внешний вид они принимают такой, который больше всего понравится собеседнику, поэтому, кажется, что все похожи. Истинное обличие мне отказались показывать. Ну и ладно.

Меня окружали сплошные Эйтафюм, им по статусу было положено. Они что-то вроде послов и специалистов по межмировым отношениям. Поэтому, пользуясь случаем, изучали меня по полной, в процессе работы, конечно.

Вчера я собирал воду. Точнее я собирал часть воды, которая мало чем отличалась от остальной, поэтому от этого дела меня отвадили, а я так и не понял в чем смысл.

Неделю целую набирал воздух… Ну, да. А что такого? Там ничего сложного, нужно носить приспособление, похожее на маску и дышать, а воздух набирается в контейнер, присоединённый трубочкой. И мне быстро надоело. Воздух собирают для тех, кто работает в пещерах или в горах.

В этом мире нет денег, даже их понятия. Каждый занимается полезным делом, принося пользу своей расе, а взамен получает, что нужно.

Я ещё много чем занимался, мне было интересно всё, но не всё можно узнать и понять. А вмешиваться в моё восприятие снова «девушки» сказали, что нельзя, ибо много чужого плохо для организма. Это успокоило несколько, и я окончательно расслабился, даже привык. Но мир движется, и настало время двигаться и мне.

В Окране я пробыл уже около восьми месяцев, когда Флу сообщила, что прибыл Смотритель, и завтра меня ждёт встреча с ним. Я растерялся сначала, потому что уже привык жить здесь, но потом вспомнил, что меня ждёт регистрация, и Пэм, и много миров. Обрадовался так искренне, всей душой, легко…

Нигде ещё я не дышал таким чистым воздухом. Нари перемещались с помощью воздуха прося его стать плотнее и подтолкнуть в нужную сторону. Со временем это становится искусством: изящные, более точные и мелкие передвижения.

Сейчас мы двигались по воздуху в сторону министерства по межмировым делам, или как тут оно называется «кинс».

Оно находится в другом поселении, поэтому путешествие мне понравилось. Ты чувствуешь себя птицей, только полетом управляет кто-то другой, и если расслабиться, то можно в полной мере насладиться видами неба и пейзажей.

Сейчас полет очень похож на жизнь, только люди почему-то сопротивляются ветру, не верят, что он приведёт их туда, где будет хорошо.

Я раскинул руки и прикрыл глаза, позволяя блаженной улыбке растянуть губы.

— Никогда не видела, чтобы полётом так наслаждались. — За мной заинтересованно наблюдала Флу и, пожалуй, все остальные спутники.

— В мире, где я родился это невозможно. Для полётов есть различные приспособления, но вот так самостоятельно человек летать не может. Там есть легенда о том, как один особенный человек создал крылья для себя и сына. Сын слишком близко подлетел к солнцу и погиб. Кто-то считает, что это легенда о том, что человек не должен делать того, чего не может получить, кто-то думает, что это такое изложение исторических событий. Я думаю, что это просто красивая сказка, потому что люди, всё же не умеют летать. Люди моего мира, а вот других…