Та великолепная цивилизация, которая создана слабым мозгом, скорее всего, не является ни великолепной, ни цивилизацией.

А все восторги порождены лишь тем, что настоящей цивилизации никто и никогда не видел.

Но!

Из этого не стоит делать трагедию.

Факт надо принять спокойно, с достоинством. Все равно сравнить и понять, как выглядит действительно развитая цивилизация, человечеству явно не светит.

Так что можно не переживать. Человек навсегда останется в самодовольном неведении.

Жалкий мозг обеспечит и эту жалкую радость.

Случайному эффекту коры, разумеется, была незнакома не только «тяга к знаниям», но и самое простое любопытство.

Увы.

Его было не от кого унаследовать.

Вселенная — малоприятное местечко. Здесь дурацкие законы.

Здесь, чтобы что-то иметь, это «что-то» необходимо унаследовать от предковых форм.

Данное правило в равной степени распространяется на всю материю.

В том числе и на т. н. «живую».

Обидно и глупо, что свойство нельзя купить или украсть. Все только «через завещание».

Да, развить и приумножить наследство, конечно, можно. Утратить тоже, но не бесследно. Оно просто притаится.

Что такое любопытство?

Это непобедимая потребность пройти по цепочке явлений к их первопричине.

Но животные не имеют такой потребности. У них нет необходимости расшифровывать тонкости мироздания. От знания исходной точки события не зависит ни выживание, ни размножение.

По этой причине не существует и той структуры мозга, которая могла бы запускать механизм познания причин.

Безразличие животных абсолютно и непобедимо.

Гравитация не интригует бегемота. А цинодонта не волнует аэродинамика жука.

При ином раскладе палеозой стал бы конгрессом натуралистов, что в ту тяжелую пору было бы не вполне уместно.

Да, животные способны испытывать т. н. «интерес».

Но то, что маркируется этим красивым словом — простая концентрация внимания на изменениях или перемещениях известного.

Этот «интерес» — всего лишь щупальце рефлекса.

А вот неведомые раздражители рефлекс не запускают. Они либо игнорируются, либо пропускаются по «ведомству страха». А это мощное чувство все стрижет под одну гребенку, просто бракуя и отторгая.

Идеальной иллюстрацией служит толпа кудрявых оболтусов, забравшаяся на борт «Индевора» (корабля Джеймса Кука) в апреле 1770 года.

Все они принадлежали к племени Куугу.

Никогда и никаких кораблей, клямсов, бимсов и пушек кудрявые не видели и не подозревали об их существовании.

Кук хотел потрясти дикарей австралийского побережья флотской эстетикой, которую на тот момент воплощал его 22 пушечный барк.

Но!

Куугу игнорировали якоря, квартердеки и такелаж. Остались равнодушны к румпелям и штурвалам. Даже образцовый гальюн «Индевора» у кудрявых не вызвал ни малейшего интереса.

Для них не существовало корабля, по палубе которого они разгуливали.

Чувства, причем сильнейшие, у них вызвали лишь черепахи, выловленные на матросский суп. Вот тут куугу расплясались, развылись и заверещали. Черепашки подверглись тщательному осмотру и ошлепыванию.

Да, носок, смоченный лубрикантом течной суки, обязательно будет выкопан кобелем из кучи других носков.

Но тот же самый кобель, учуяв неизвестный запах — никогда не начнет раскопки. Как бы остро эта неизвестность не пахла — ни малейшего желания добраться до нее не возникнет.

Человек унаследовал свой мозг от предковой цепочки животных. Вместе с прочими радостями ему досталось и полное безразличие к миру и его загадкам.

Миллионы лет оно передавалось из черепа в череп. На мягких извилинах homo безразличие расположилось так же уютно, как и под лобной костью аллигатора или тюленя.

Именно по этой причине человек и прощелкал клювом полтора миллиона лет, не видя и не слыша крайне соблазнительных предложений природы.

Понятно, что у него была уважительная причина. При всем желании — «природному любопытству» человека просто неоткуда было бы взяться. Предковая цепочка не могла передать его, так как сама не имела.

Явление рассудка должно было все изменить. Но этого не случилось.

Банкет, сервированный в плейстоцене, продолжился в Шумерах. А затем и в Египте.

Смотрите сами.

Примерно 30–50 миллионов человек населяли Египет от его первой до его 31-ой, финальной, династии.

Из них, как минимум, десять миллионов стали хорошо просушенными и раскрашенными мумиями.

Что это означает?

Прежде всего, то, что командами «парасхистов», «тарихевтов» и жрецов Анубиса было сделано примерно 10 миллионов полостных вскрытий женских, мужских и детских тел.

На бронзу разделочных столов ложились дамы на разных стадиях беременности, старики, новорожденные, а также носители редких патологий и аномалий.

Дело в том, что египетская мумификация была отнюдь не целиковой засолкой и сушкой человеческих туш.

Это было тщательное разъятие тела с выемкой всех внутренних органов. Каждый извлеченный орган омывался и бальзамировался. Концентрированный раствор натра, в котором 40 дней вымачивался мертвец, обязательно отслаивал кожу, волосы и ногти.

Если натровый рассол был крепковат, то отпадали еще и соски, фаланги пальцев, мошонка, пенис, ушные раковины и губы. Отлохмачивались даже верхние слои мышц.

К концу отмокательно-засолочного процесса тело представляло собой просто набор органов.

Данный анатомический конструктор надлежало собрать заново, не утратив ни единой детали.

(Дело в том, что некомплектные покойники на суд Озириса не допускались. Даже кожу, срезанную со стоп, мертвецу надлежало иметь с собой, в мешочке, как первокласснику — сменную обувь.)

Эти действия свершались повсеместно и ежедневно на протяжении почти 3000 лет.

Тут-то и начинается величайшее из всех египетских чудес.

Т.е. нечто, на первый взгляд, абсолютно необъяснимое.

Обозначим загадку конкретнее.

Египетская ритуальная возня с одним трупом продолжалась примерно 50 (в среднем) дней. Это 1200 часов, как действий, так и наблюдений.

Перемножив 1200 часов на общее количество древнеегипетских мумификаций (т. е. на 10 миллионов) мы получим 12 миллиардов часов, которые Древние Египтяне потратили на распатронивание и запатронивание своих мертвецов.

Стоп. Секундочку!

Но это же 12 миллиардов часов полноценной клинической секционной практики.

Это 12 миллиардов часов наблюдений за внутренним строением организма, а также за связями меж поражениями органов и проблемами здоровья.

Результатом этих 12 миллиардов часов неизбежно должны были стать точные анатомические атласы, реестры болезней, патологий и травм.

При наличии письменности, языка, специальной касты, занятой только этим делом и ничем иным, неизбежно должны были образоваться обширные и точные знания в анатомии, физиологии и медицине.

Но! Никаких наблюдений. Никаких анатомических атласов. Никаких пониманий. И никакого любопытства к важнейшему механизму жизни человека, к его организму.

При этом ничто человеческое древним препараторам было не чуждо.

Их служение Анубису даже не пахло аскезой или религиозной прострацией.

Не случайно мертвых дам отдавали в руки парасхистов только подтухшими.

Дело в том, что у этой братии была цеховая традиция — насиловать любые попавшие к ним женские тела.

Чтобы немного попортить жрецам удовольствие, покойниц выдерживали дома до появления явных признаков разложения.

Но! Если верить вруну Геродоту — опарыши в вульве не портили сексуальный аппетит служителей Анубиса.

Потребность в медицинских и санитарных познаниях была огромна. Это не паровоз, без которого можно и обойтись. Это избавление от мук, напрасных смертей, болезней и ран.