— Нет, — качнул головой Карин под изумленный вдох всех, кто сидел за столом. Сивер с силой опустил кружку на стол, не веря, что опять слушает возражения от послушного до недавнего времени ребенка.

— И что ты собираешься делать? — поинтересовался, сдерживая гнев.

— Я собираюсь взять ее в жены и жить так, как хочу я, а не так, как хочешь ты, — Карин так же не поднимал головы, определенно испытывая неловкость от спора, но в голосе проявился холод. Гостята вдруг преисполнился гордости, как будто он воспитал этого молодого мужчину, отстаивавшего свои интересы, хотя, если подумать, то жизнь в селе и постоянные ограничения и добавили ему недостающей жесткости. Хлебнул браги, приготовился слушать дальше.

— Но ты обещан богам! — крикнул Сивер, привлекая внимание даже хозяина и кухарки, выглянувшей из-за двери. — Ты не можешь!

— Что не могу? Любить ее не могу? — сжал кулаки Карин. Со всего размаха ударил по столу, попав при этом по кружке, даже зарычал. — Как же тогда быть с тем, что я чувствую? Да, знаю, что нежить, знаю, что мавка. Знаю, что сердце у нас одно на двоих. Мое! — Распластал ободранные пальцы на своей груди, пачкая одежду в кровь. — Но я добровольно им делюсь, его хватит, чтобы она жила. Рядом со мной!

— Карин! — потрясенно выговорил Данко. Карин сник, ссутулился, словно разом потерял все силы. Устало огляделся вокруг, на когда-то потерянного друга, на приютивших его людей, слушавших с выражением ужаса на лицах, на отца, вырастившего его и теперь говорившего страшные вещи о каких-то жертвах, которые он должен принести.

— Я люблю ее, — повторил он. — И выберу ее в любом случае. Можешь вырвать мне сердце прямо здесь и сейчас, только так удержишь.

— Она тебя приворожила… — потрясение от слов Карина заставило смуглого Сивера побледнеть. Он добавил сдавленно, все еще надеясь, что сын образумится и вернется на свой путь, которому следовал неуклонно двадцать лет: — Ты же из дивьего народа… Как можно?

— Мы друг друга приворожили, — возразил Карин, — если уж смотреть с такой стороны. Она такая, какая есть. И я не могу изменить свою природу. Мы замкнулись друг на друге, так что просто оставьте нас в покое. Не можете принять — забудьте о нас.

— Она на самом деле мавка? — неверяще вскричал Бел, озвучив вопрос всех сельчан. Вскочил со стула, потом сел обратно, дернул себя за бороду, выражая крайнюю растерянность. — Как быть такое может⁇ Скажи! — потребовал у Карина, хмуро глядящего на него. — Скажи, что он все придумал!

— Тайя — человек, — Карин вздернул вверх брови на тяжелый взгляд отца. — И на этом все. Сейчас — она человек, и им же останется.

— Она убьет тебя, — предрек Сивер, сжимая зубы до скрипа.

— Уже много раз она могла это сделать, — более спокойно ответил Карин. — Но вот только я до сих пор жив. Очень странное поведение для той, кто, по твоему убеждению, жаждет узреть мой хладный труп. Не так ли?

Шестеро человек смотрели друг на друга как давние враги, напряженно, настороженно. Казалось, еще секунда, и они сцепятся как волки из чужих стай.

— Дурак! — выплюнул наконец Сивер, не сдержавши уже чисто отцовского негодования. И отвесил Карину подзатыльник, как обычному нашкодившему подростку. — Мальчишка! Даже невесту не мог нормальную выбрать! Все у тебя через пень-колоду!

Уровень напряжения, висевшего в воздухе, начал понижаться. Миг Данко и Солн смотрели на старшего, а в следующий уже хохотали, согнувшись пополам. Даже Сивер, глядя на них, не удержал подобие улыбки. Ткнул еще раз сына, дернувшего щекой, в плечо, уже не так сильно.

— Ладно уж, — проворчал едва слышно. — Наверное, должен радоваться, что упыря домой не привел. Но спать в одной кровати…

— Отец!

— Что отец? — при этих словах Данко заинтересованно подтолкнул ногой Карина, тот зашипел на него в ответ. Сивер продолжил кипятиться: — Мой сын спит с женщиной в одной кровати! Как, по-твоему, я должен расценить это?

— Тоже удивился, узнав, откуда я взялся, — как ни в чем не бывало отозвался Карин, вызвав сдавленный смех за столом. Поднял глаза на Сивера, потерявшего дар речи от подобной наглости. — Мой отец и моя мать… До сих пор привыкаю…

— Такой занимательной беседы я отродясь еще не слыхал, — давясь брагой, вымолвил Бел.

— Они точно меня не выгонят?

— Точно. Смотри под ноги.

— Дождутся, когда тебя не будет рядом, и…

— Я буду рядом.

— Но ты не можешь ходить со мной постоянно.

— Могу и буду. Если тебе так спокойнее, привяжу к себе цепью.

— Замолчите уже, — обернулся Данко, идя немного впереди. — Завидно вообще-то… Подумайте о других, кому еще некого к себе привязывать. Иду тут, слезы пускаю.

Карин улыбнулся Тайе и обнял ее крепче, с радостью чувствуя, как часто колотится ее сердце от испуга перед жителями Северных гор. От страха ли, волнения или страсти, но оно билось, и это наполняло его восторгом. Отец хмурился, ведя их скрытой тропой, но молчал: они все выяснили за столом в далеком уже городке.

Знакомство прошло напряженно, Тайя все время пряталась за Карином, Сивер держал руки за спиной и опасался сказать что-нибудь лишнее, так и рвавшееся с языка. Болтал в основном Бел, украдкой вытиравший щеки при мысли о скором расставании. Отдал Карину на прощание колечко, снятое с бороды. И велел обязательно наведываться в гости. Солн с отцом обещали приехать сами вскорости.

Городские собрали в дорогу столько даров, что унести их было просто невозможно. Напоследок, пряча глаза, явился Идан просить прощения, уверяя, что ведьма его попутала и заставила. Данко, сгружавший свертки и корзины в повозку купца, не поверил городскому помощнику ни на миг, косо глянул и велел убираться. Толпа мигом выставила Идана за пределы корчмы. Сам глава Рослав не явился. Околдован ли он был или добровольно пошел на сделку с ведьмой — так никто и не узнал.

Но пришли оборотни. Совершенно неожиданно волки возникли во дворе вместе с Преславом и Ланом, заставив людей застыть. Карин, разглядев их в окно, сбежал вниз и крепко обнялся с уже товарищами, с которыми пережил столь трудные времена и одному из которых был обязан за жизнь Тайи.

— Мы уходим, — сказал ему Преслав и обвел рукой свою стаю. — Им не место среди людей, не могут обернуться обратно. Идем в леса, там и останемся, думаю, навсегда.

— Я могу помочь? — тут же спросил Карин. — Я должен тебе, хоть так отплачу.

— Ничего ты не должен, разве что встречу когда-нибудь, — Преслав на миг зажмурился. — Прекрати раздавать себя, я тебе уже говорил это. У тебя есть о ком заботиться, вот и делись с ней.

Лан кивнул, благодаря. Преслав хлопнул по плечу, и стая исчезла так же быстро, как и появилась, оставив Карину смутную тоску. Вздохнул, потряс головой. Когда-нибудь они действительно встретятся, грустить не стоит.

Камни перед ними расступились столь внезапно, что солнце моментально ослепило путников. Тропка вывела на крутой выступ на вершине гребня и ветер подхватил полы плащей мужчин, закрутив вокруг ног. Тайя поежилась в тонкой тунике, подаренной одной из городских, Карин сразу же накинул ей на плечи свой плащ, туго завязал тесемку у горла и надвинул на голову капюшон. Сердце забилось чаще при виде порозовевших щек и сверкающих глаз девушки, он счастливо вздохнул, совсем не ощущая ледяных порывов, забиравшихся под рубаху.

— Замерзнешь же, — проворчал Данко. — Идем вниз.

Тайя осторожно подошла к краю, чтобы взглянуть вниз. Карин, помня о своем собственном падении, тут же схватил ее за руку, удерживая, не пуская дальше.

— Отошли бы вы оттуда, — напряженно приказал Сивер и добавил для Карина: — Больше чтобы на вершинах я тебя не видел. И вообще, выше чем на локоть чтобы от земли не поднимался.

Карин рассмеялся. Данко покривился, тоже желая вымучить улыбку, но вышла кислая мина, как вспомнил себя, орущего вниз, в темноту. Только Тайя, не слушая, вглядывалась вдаль.

— Я будто видела уже это.