«Неужели всегда было так шумно по ночам»? — думал Карин, поднимаясь по тропинке к лесу. Он и не замечал.

— Эй, — позвал негромко, когда прошел по хвое. Вроде на этом месте они встретились вчера. — Тайя?

— Привет, — голос шел сверху. Карин поднял голову и начал улыбаться: знакомая забралась на высокую ветку и держала в руке молодую шишку, к тому же целилась в него. — Лови!

Карин увернулся и рассмеялся. Тут же в него полетела следующая, попав на этот раз в плечо. Он деланно упер руки в бока, собираясь отчитать стрелка, как перед глазами мелькнула такая же сцена, только вместо девушки перекидывался шишками он с парнем. Своим ровесником, и был он так знаком, что его имя прямо вертелось на языке. И глаза у него были серые, Карин вспомнил это так ясно, как и то, что его имя настоящее. Не прозвище, его так называли и ранее. Высокий мужчина с густой черной бородой…

Дальше боль прострелила виски, вынудив парня с силой сжать голову руками.

— Ты чего? — Тайя спрыгнула с ветки, когда заметила, что игру ее не поддержали. — Так больно, что ли?

— Погоди, — выговорил Карин сквозь сжатые зубы. — Голова… Прям наизнанку выворачивает…

Как только он переставал думать над видениями, что иногда подкидывала ему память, боль быстро проходила, как зачарованная. Так случилось и в этот раз. Уже через минуту Карин ощущал себя более чем здоровым. Послал мягкую улыбку девушке, в глазах которой плескался вопрос.

— Дядька говорит, что опоили меня. Поэтому и не могу вспомнить ничего, ни кто я, ни откуда взялся. Вот думаю — это навсегда или нет? Тайя, ты знаешь что-нибудь о русалках?

Ему наверняка показалось. Но при упоминании русалок его знакомая будто зашипела, совсем как кошка.

— О них каждый ребенок знает, — резковато ответила она.

— Дядька говорит, что они жуткие. Правда? — еще одна грустная улыбка, Карин подобрал шишку, сорванную перед этим Тайей, и повертел ее в руке. Подкинул, поймал, прицелился и запустил в ствол ели, от которого она отскочила со стуком. После чего повернулся к девушке, отметив, что она надела его рубаху. И ему стало приятно. — Я не помню.

Тайя подошла ближе.

— Ты стал будто… темнее? Что это? — она провела пальцем по его щеке.

— Лук. Идем.

Чуть дальше лежали поваленные стволы, на которых было бы удобно посидеть. Туда Карин и повел девушку. Глаз опять заслезился, что уже начало раздражать. Плечом оттер веко. Странно, что такое происходило только ночью.

— Не ругали тебя вчера?

Миг Тайя пыталась понять, о чем парень ее спрашивает, потом искоса глянула на него и невесело усмехнулась.

— Нет. — Подружки так и не поверили, что она говорила сама с собой. Да и она сама бы не поверила, так что винить их не могла. Весь день подыскивала разумное объяснение тому, что вывела Карина из леса вместо того, чтобы поиграть его головой в килу.[1] И почему не снимает одежду, которую он подарил. И зачем пришла к краю леса, чтобы снова увидеть его и послушать спокойную мелодию его голоса.

Карин дотронулся до ее руки и поразился, насколько она холодная. Словно хамелеон девушка подстраивалась под температуру воздуха.

— Ты не против, если я тебя немного погрею? — спросил он. Сам пылал как печка тетки Фатты, даже жарко стало.

— Опять обниматься полезешь? — ворчливо отозвалась Тайя, однако, придвинулась ближе по стволу. — Руки-то не распускай, день всего знакомы.

— Ничего такого, — он обнял ее за плечи. — Расскажи о русалках. Только тебя могу спросить, у меня… — запнулся, не зная, как назвать то место, где он сейчас жил. Дом ли село ему? — Дома. Наверное, так… Все что-то скрывают. И спросить не могу, потому что нельзя.

— Почему нельзя? — парень был такой горячий, что Тайя решилась прижаться к нему боком.

— Дядька сказал семье, что я не могу говорить. Не хочет, чтобы слышали мой голос. И, — указал свободной рукой на себя, — чтобы видели меня. Вышло так, что я подслушал — он меня у русалки украл. Поэтому и прячет. Не могу понять — они такие жуткие? На самом деле могут утопить? Или это просто слухи?

Девушка прекрасно понимала, почему неизвестный дядька велит Карину молчать. И почему скрывает его от людей. Но вот упоминание о русалке, которая положила глаз на парня, стало неприятной неожиданностью.

— Что еще ты слышал? Как он украл?

— Вроде она сама попросила вылечить. И сказала, что вернется. А он взял и уехал.

— Сама просила? — повторила Тайя. — Кто? Русалка⁇

«А сама-то что делала вчера?» — поспешила напомнить себе. — « Как не отводила беду от него»?

Сообразила, что полностью забралась ему под руку и млеет. И что воспринимать сидящего рядом человека как человека становилось все сложнее. Он словно был одной из душ, с которой было легко и просто. И никакой жажды, и ни одной дурной мысли не возникало. А еще хотелось встретиться с ним и завтра. И послезавтра…

— Уходи, — жестко сказала Тайя, скидывая его руку. Сразу стало холодно и одиноко, едва удержалась, чтобы не обхватить себя руками в чисто человеческом жесте. — И прошу, больше не возвращайся. Ты тревожишь меня, и очень сильно. Мне это не нравится.

Карин поднялся, глядя на нее сверху вниз. Светало, ему пора было возвращаться.

— Я приду завтра, — сказал вопреки ее словам. — И буду ждать.

[1] Русская народная игра с мячом

Ему было не до завтрака. Он снова трясся, кутаясь во все покрывала, которые смог найти. И мечтал о горячей воде. О глубокой каменной чаше, от поверхности которой поднимался пар к высокому потолку, чтобы потом холодными каплями падать обратно, в купель. И многократным эхом отражаться от гладких каменных стен, играющих бликами как живые волны, отчего пещера казалась спрятанной на самом дне океана.

Карин с силой сдавил голову и сжался на полу в комок, пережидая приступ страшной боли, которая сопроводила еще один всплеск воспоминаний. Какие-то обрывки, из которых все еще не представлялось возможным догадаться, кто он есть на самом деле. И где находится каменная чаша, в которой он, по всей видимости, когда-то купался.

— Горы, — выдохнул Карин и едва не завыл, укусил изнутри щеку, чтобы сдержать любой звук, который так и норовил вырваться изо рта. Молча переносить боль, когда хочется орать — то еще испытание.

За перегородку пробрался Солн с горячей водой.

— Держи, вот, — обернул пальцы Карина вокруг теплой кружки. — Это ты так каждое утро будешь просыпаться?

Ощущения были такие, словно из него вытягивали все жизненные силы. Карин с трудом смог удержать в двух руках кружку, сделать глоток, и при этом чуть не опрокинул воду на себя. Солн успел забрать. Заглянул купец, которого утренний недуг парня вогнал в ступор — второй раз за второй день, причем раньше за ним подобного не наблюдалось.

— Самое время показать его лекарю, — крикнула тетка Фатта из избы. — Заодно и насчет ученичества поговоришь с ним. У Карина талант к этому, пусть помогает людям.

Это имело смысл. Вот только найденыш вряд ли в состоянии дойти до жилища Бела, сельского лекаря.

— Приведу-ка я его к нам, — решил Гостята, бросив еще один взгляд на Карина, который, даже несмотря на луковую окраску, выглядел как побеленная стена избы. Жал зубы, кулаки, ноги к животу в попытке сохранить ускользающее от него тепло. — Будто бес к нему прицепился и тянет силы. Бр-р-р…

Сказал, конечно, к слову. Но, выйдя за порог, тут же вспомнил о нечистом еще раз.

Тревожная толпа сельчан текла к избе лекаря, мужики хмурились, бабы жали к себе детей. И молчали, словно покойника несли, только вот никого похожего на мертвяка среди них не было. Купец тут же вклинился в поток, пристал к соседу.

— Гойко же знавал? — спросил тот. Гостята утвердительно кивнул. Сосед понизил тон: — Помер вчера, шел и упал. — Огляделся и сдавил себе шею, наглядно показывая: — И дышать перестал.

— Как так? — вытаращился Гостята. — Да он же здоровее быка был!