Долго мок Карин в воде, которую периодически подогревали. Солнце уж взошло, когда он перестал трястись и смог расслабить сведенные мышцы. Его крайне странный недуг, донимавший по утрам в селе, опять вернулся.

— Жив? — грубовато спросила старуха, закинув наверх перегородки сухую одежду.

— Жив, — откликнулся Карин, откинув голову на широкий деревянный бортик. — Спасибо, тетка.

— Собирайся тогда быстрее, хозяйка очень недовольна была.

Стоило согреться, как слабость словно рукой сняло. Наскоро поев, он уже почти бежал к арке, скрывающей вход в подземелье.

Узница из ближайшей клетки встретила его почти радостной улыбкой, и, судя по ее оживлению, сегодня чувствовала себя явно лучше вчерашнего. Карин кивнул ей в ответ, но более всех его тревожил Данко. К нему он и направился в первую очередь.

Молодой мужчина уже сидел, кутаясь в принесенное одеяло. Быстрый осмотр показал, что ни жара, ни иных ухудшений за ночь не случилось. Карин не смог скрыть облегченной улыбки и потрепал друга по грязным спутанным волосам, на что тот легко хмыкнул.

— Где ты был все это время? — напряженно спросил он.

— В селе в лесу жил, — просто ответил Карин. — Дядька отвез туда, сказал, что чем дальше от рек, тем лучше для меня.

Данко кивнул сам себе — понятно, почему они не смогли отыскать Карина, ведь держались ближе к воде.

— Почему ты не возвращался? — хрипло, с упреком произнес, дернув щекой. — Хоть бы дал знать, что живой, мы же испереживались все! Твой отец…

Карин вздохнул, глядя за спину Данко, в сырую стену. Потом встретился с серыми глазами, в которых стоял вопрос и укор.

— Сначала я ничего не помнил, — начал он рассказывать. Его друг нахмурился, укор на его лице быстро сменился тревогой. — Память вовсе отшибло, как чистый лист стала. Со временем начали появляться крохи — то увидел себя на скале, то в гроте. Вспомнил отца, теперь вот — тебя. Но этого мало, я до сих пор не пойму, куда мне надо идти и что искать. Данко… — Данко неотрывно глядел на него. Карин склонился, почти прошептал на ухо, боясь, что могут подслушать: — Кто я? Где моя семья?

Это объясняло все: и молчание друга, и его столь длительное отсутствие. Смятение пополам с ожиданием, которые читались в каждом жесте, слове, убеждали Данко, что Карин не лжет, он на самом деле ничего не помнил. Поэтому так же тихо Данко вкратце поведал, что живут они в недрах гор, ушли от равнинных жителей. И что они мало чем отличаются от остальных людей, разве что некоторыми умениями, которые смогли сохранить благодаря закрытости своей жизни.

— Но я… — начал Карин.

— Ты — другое дело, — прервал его Данко, чуть оглядываясь. — У тебя с рождения было другое назначение, ты уже родился великим врачевателем. Отец мой говорил, что ты в малом детстве лечил зверей и птиц без трав и заговоров. Твой отец все думал отправить тебя в обучение, но как-то не складывалось. Иногда думаю, что он нарочно затягивал время, не хотел отпускать. Вот и дотянул, пока ты в долину не улетел.

— Все же я — человек? Ведь не бес, не демон? — невольно вырвалось у Карина.

— Человек, — пробурчал Данко и на миг словно забыл, что они в клетке, что к ноге его приделана цепь и еще вчера он захлебывался криком, когда в нем пытались обнаружить несуществующие силы. Легко дотронулся до щеки друга и улыбнулся, наконец, уверившись: — Жив все же. Жив… Слава богам! Вот дядька Сивер обрадуется-то!

— Отец здесь? — быстро спросил Карин. Данко быстро закивал:

— В городе он остался, и теперь вряд ли уйдет. Если бы только сообщить ему, где мы — он поможет, ведь скала здесь, — для убедительности просунул руку сквозь прутья и стукнул по камню. Карин не понял, тогда Данко пояснил: — Он может говорить с камнями, путь они ему открывают в любое место, куда попросит.

Карин напряг память, но только кольнуло в висок. Этого он не помнил, да и показалось ему выдумкой, чтобы сквозь камни мог человек ходить, не бестелесный же он. Даже ведьме такое не под силу.

Тяжелая дверь отворилась, впуская прислужника, и Карин подхватил миску с отваром и ткань, которой протирал раны Данко, вышел из его клетки, сообразив, что уже довольно долго сидит на одном месте, и что другие узники внимательно прислушиваются к их разговору.

Войдя в клетку одной из русалок, тюремщик отхватил ножом прядь длинных волос и так же молча ушел. Пленница опустила глаза, дотрагиваясь до короткого ежика, оставшегося у виска. Одна из лежащих мавок зашевелилась, протяжно вскрикнула.

Карин направился к ней, даже не представляя, чем же ее лечить — спина была сплошной раной. Знал, что она у этих девиц отсутствует с момента возникновения, но по-другому видел такую особенность. Тут же было сплошное месиво, к которому не то что прикасаться, смотреть было жутко. Человек с такими ранами был бы уже давно мертв.

Моментально вспомнил свою Тайю и весь содрогнулся. Растопырил пальцы, кончиками касаясь оставшейся кожи, и закрыл глаза, умоляя богов помочь несчастной.

На следующее утро вновь дрожал под шкурами, начиная улавливать связь между своим желанием помочь и последующим состоянием. Пришел в ужас, поняв, что может направлять исцеление, ведь Сулена и в самом деле могла заставить его продлевать ей жизнь и для этого даже не придется прибегать ни к каким зельям, только лишь к угрозам.

— Ты дурак, если собираешься использовать себя в качестве лекарства, — хрипло произнес незнакомый мужской голос и закашлялся, не успел Карин закрыть за собой дверь в темницу. Лекарь быстро оббежал глазами клетки, в одной вместо раненого волка увидел молодого мужчину, с которого свисали бинты. Не больше двадцати лет, со светло-серой гривой волос, достающих до лопаток, он свернулся в углу, наблюдая за Карином почти желтыми глазами. Жесткие черты лица были и красивы, и одновременно жестоки, одну сторону лица пересекал свежий кривой шрам от подбородка и разделял густую бровь надвое. — Я Преслав. И я благодарен тебе за помощь.

Карин против воли глянул на соседнюю клетку, но черный волк оставался волком. Не рычал, и ярости в его взгляде уже было поменьше. Но так же неотрывно наблюдал за человеком. Серый оборотень проследил за взглядом лекаря.

— Он Лан. И он мой старший брат, попался из-за меня. Поверил я тому мерзавцу рыжему…

— Перевязать дашь? — с опаской спросил Карин. Поскуливающее животное казалось более добродушным, чем жестко смотрящий на него человек. Преслав вдруг усмехнулся и шрам покривился, исказив четкие черты.

— Лекарь, два дня ты входил в мою конуру и не спрашивал. Решил манеры показать?

Захватив с собой мазь, которой смазывал раны Данко, и чистые бинты, Карин открыл дверцу клетки.

— Видел тех, кто на улице? — поинтересовался волк, пока его ребра туго стягивали. Дождавшись кивка, добавил: — Они не собаки. Так, на всякий случай, будь осторожнее, нежных чувств у них осталось с мизер.

Карин заметил, что не сильно и удивился тому, что дом охраняют оборотни. Смазал шрам, накрыл баночку с мазью.

— Вас кормили?

— Только ты вчера, — честно ответил Преслав.

— Понял, — возмущаться смысла не было, Карин просто постучал по двери и попросил принести пищу для узников и одежду для обернувшегося волка.

Одна из мавок, которую он вчера лечил, сегодня выглядела намного лучше. Вторая слабо шевелилась на полу. Но стоило только направиться к ней, как Преслав негромко зарычал.

— Не делай этого, лекарь, — повторно посоветовал он, щурясь на факел, отчего его глаза загорелись огнем. — Она придет в себя чуть позже и так. А вернешь ли ты то, что отдаешь — это вопрос.

[1] Другое название «сенна». Растение, помогающее при запорах

[2] Нездоровый, неправильный человек

Тайя напрочь отказалась оставаться в селе и пригрозила, что сбежит за телегой. И была права — там, где молчали живые, говорили мертвые. Ни один человек не указал им дорогу, зато мавки, среди которых уже давно разнеслась весть о невиданном до этого союзе человека и нежити, охотно делились с Тайей увиденным.