— Я ничего не хочу сказать, я не знаю, — Карин затянул шнурок на штанах кузнеца и отряхнул руки, все так же сидя на корточках. — Но в этом селе точно происходит что-то ненормальное. Думается, что сюда подтягиваются все несчастные души, которых чем-то обидели при жизни. Еще и пес тот вынюхивает кого-то, не уходит же. И не трогает ведь никого: ни пропавших, ни погрызенных нет. Ну, — он просунул руку под спину Кия, — попробуем сами.

Сначала усадил его, потом перевесил через свое плечо. Оперся на ноги и встал, глянул в последний раз наверх и зашагал в обратную сторону, таща на себе под сто пудов будто вес был не больше бараньего.

— Боги… — пробормотал старик, устремляясь за ним. — Лошадь унесешь?

Карин усмехнулся.

В избе сгрузил кузнеца на лавку и вытер лицо, стащил мокрую рубаху.

— Закрою-ка я окошко, пусть лучше в духоте, чем пялиться туда остаток ночи, — Карин крепко прижал друг к другу ставни и завернул щеколды, еще и привесил сверху связку чеснока. Сразу стало спокойнее: чтобы не происходило в ночи, в избе было светло и тихо, они с дядькой Белом понаставили на столе еще миски с песком, куда потыкали больше горящих щепок. — И как вы вообще тут жили?

— Удивишься, — проворчал Бел, устраиваясь на лавке напротив лежащего на спине Кия. — Но до твоего появления было довольно скучно и однообразно. Иди спать уже, рассвет скоро.

Действительно, над селом проорал петух. Карин заглянул за перегородку, где спала Тайя: она лежала на боку, подложив под щеку обе руки, совсем как ребенок. Спала, их ночная беготня ее не потревожила. Карин присел рядом, потянул повыше покрывало и пригладил волосы, выбившиеся из косы: утром заплетет ее снова. При этой мысли улыбнулся, облокотился спиной о стену, уходить на свою часть не хотелось. Решил посидеть, пока не рассветет, тут и осталось все ничего, какой-то час.

И стоило только прикрыть глаза, как провалился вниз, в каменный склеп, полный покойников, спрятанных под неподъемными гранитными плитами, не пропускающими ни запаха, ни воды, ни света. На каждой плите были начертаны знаки, означающие имя и род, и одна из них была очень знакома, он не раз ее видел и немало времени провел, сидя на этой холодной могиле. Провел пальцами по углублениям, читая, тут же увидел себя, в слезах выбивающего эти самые знаки. А за спиной стоял тот самый мужчина, которого он признал за отца.

Во сне схватился руками за крышку, всем весом налегая на нее, чтобы сдвинуть в сторону, чтобы заглянуть внутрь… Знал, что не нужно этого делать, но что-то толкало его несмотря на внутреннее сопротивление. Вдруг стало так страшно, словно заглянул в глаза самой смерти, сердце рвануло из груди. Карин задержал дыхание…

Увидел под собой бледное лицо и распахнутые глаза, и их выражение встряхнуло его, Карин начал приходить в себя. Отпрянул назад, больно стукнувшись спиной, насильно прогоняя ужас, затопивший сознание. Лихорадочно огляделся, вид своих же сжатых побелевших кулаков заставил тихо и горько рассмеяться.

— Сон, всего лишь сон, — проговорил он, с трудом разводя в стороны пальцы. Сел на покрывале, вытер пот, стекавший по лицу и утопавший в бороде, ставшей уже такой густой, что ни один гребень не мог ее продрать. Дернул ее так, что самому стало больно. — Я пойду на лавку.

Тайя лежала на спине, не сводя глаз с дрожавшего парня. Ему явно было нехорошо, он тяжело дышал и выглядел перепуганным. И ее напугал, накинувшись сверху и вцепившись обеими руками так, будто она убегала.

— Иди сюда, — потянула его вниз. Нечего ему бродить по избе, она сама хотела его утешить. Еще одно утро, последнее. — Расскажи, что ты видел?

— Ничего, — мотнул он головой. — Ничего такого, чтобы я мог понять, бессмыслица какая-то.

Он не хотел говорить. Тайя приподнялась на руках.

— Принести тебе воды?

— Нет. — Где его рубаха? Карин опустил глаза вниз и тут же мысленно простонал, вспомнив, что бросил ее где-то на полу. Зашел посмотреть на Тайю и уснул, так и не одевшись. — Вот теперь я точно пойду.

— Все это я уже видела, — что ее заставило смутить парня еще больше, Тайя не знала. Но он так мило залился краской, пряча при этом глаза, что она уже обхватила его за талию двумя руками: — Не пущу никуда! Буду любоваться, пока не окосею.

— Тайя! — шокировано вымолвил Карин. Одно дело, когда он больной был и рукой пошевелить не мог, другое дело — совершенно здоровый и раздетый. Еще и чувствует себя странно, будто крылья растут от ее восхищенного взгляда. И в животе все сжимается в узел. — Мы не можем…

— Как скажешь, — шепнула Тайя и прижалась к его губам, что тут же подхватил Карин вопреки своим же словам. Подумал о лекаре и его больном, и тут же пообещал себе, что через минуту встанет.

Но через ту самую минуту уже лежал, крепко удерживая голову Тайи в своих руках и целуя ее с такой жадностью, словно в последний раз видел. Запустил пальцы в уже полностью растрепанные волосы, наслаждаясь их шелком, легонько массировал кожу, не в силах оторваться от ледяной свежести маленького идеального рта.

За перегородкой всхрапнул кузнец и с грохотом свалился с лавки, перевернувшись во сне. Следом раздался стон, отрезвивший Карина. Он замер, с силой втягивая в себя дыхание девушки. Потом прикрыл глаза длинными ресницами.

— Мы продолжим, — хрипло сказал он. — Плевать на все, но мы закончим то что начали. Сегодня. Перед этим проведем обряд, и ты станешь моей женой.

Сел, прижал руки к глазам и потер их, не увидев полные слез глаза Тайи, которые она прятала. Потом встал, прикусил губу при виде склоненной головы.

— Прости, — шепнул он, — я, наверное, напугал тебя.

— Нет, совсем нет, — Если бы Кий ненароком не остановил их, неизвестно, где бы закончился их поцелуй. И точно бы отразился на Карине серьезней, чем объятия. Тайя постаралась, чтобы голос прозвучал обычно, и чтоб нос не хлюпал. — Нам надо поговорить. Это важно. Прошу.

— Конечно. Только в порядок себя приведу и мои уши полностью в твоем распоряжении, — он вышел за перегородку. Тайя завернулась обратно в одеяло с головой, чтобы никто не услышал ни звука, и безмолвно разрыдалась.

Солнце еще не успело полностью показаться над лесом, а над избой лекаря пронесся возмущенный вопль, следом раздался грохот мисок и крик самого Бела:

— И что ты сделал? На кого теперь похож стал⁇ О Боги… За что мне это⁇

— На себя похож стал, — буркнул Карин, с наслаждением проводя ладонями по идеально гладким щекам и подбородку. Как же хорошо и свежо сразу стало, будто скинул с себя изводившую в жару шубу. — Дядька Бел, поворчат все и привыкнут.

— Да ты же… — старик задохнулся, оглядывая твердый подбородок и изгиб губ, о которых мечтает каждая девица. Но достались они парню. Сел на лавку. — Ты хоть понимаешь, что все это, — с отчаянием указал на свою седую бороду, — отводило от тебя взгляды. Теперь мучайся сам, вот только разглядят тебя — и из избы больше не высунешь носа. Ой болван…

На полу завозился Кий, покряхтел, сел, схватился за голову, с удивлением нашел шишку на затылке. Поднял глаза и вытаращился на Карина.

— Чур меня! — закричал после секундного замешательства, отмахиваясь обеими руками. — Бес? Чертяка?

— Хорошо ты его треснул, мозги набекрень, — ворчливо заметил Бел и повысил голос: — Эй, не ори. Ученика моего не признал?

— Ученика? — переспросил кузнец.

Карин подошел ближе и присел рядом с поползшим было к стене кузнецом, давая себя разглядеть.

— А где… это… — Кий с опаской дотронулся до лица парня. Потом подумал и выпалил: — Выпали? Это как у собаки плешь бывает?

Старик Бел подавился водой, которую пил в этот момент. Закашлялся, изо всех сил сдерживая хохот. Кузнец тем временем советовал внимательно слушавшему Карину, чем мазаться надо, чтобы мужское украшение выросло еще гуще, чем было до хвори.

В дверь быстро стукнули и на пороге возник Гостята, судорожно мня в руках края рубахи и оглядывая избу и людей в ней.

— Где он? — быстро спросил у лекаря.