Элинэя повертела в руках игрушку.
— Что там? — спросил у нее подошедший Рен.
— Сама пока не знаю, — призналась ведунья и проследила за убегающим в лес Волком.
Снова поглядела на игрушку, а затем на Кириана. Задерживаться здесь не имело никакого смысла. Вновь расспрашивать мальчишку, который отвечал загадками, — тоже. А потому Элинэя и ее спутники решили вернуться в дом пасечника, поесть и отдохнуть, а уже после решать, что делать дальше.
— Рен, а о чем ты просил у Медовой? — обратилась к нему Элинэя.
Они шли рядом и всматривались в дорогу, которая вела к дому Ладана.
— Ты можешь поведать? Или это важный для тебя секрет?
Она робко улыбнулась ему.
— Вовсе не секрет, — ответил Рен, — я долгое время искал одного человека.
Он запнулся на этих словах, вспомнил о своей давней боли и сделался грустным. Элинэя сразу ощутила произошедшую с ним перемену. Вспомнила, как первый раз увидела его. Он мучался от приступа и в бреду повторял одно и то же имя — Ив.
— Этот малец, Кириан, — продолжил Рен, — сказал, что если я обыграю его, то смогу попросить о помощи у Медовой. Я и обыграл его. Мальчишка отдал мне камушек, сказал бросить на середину реки и попросить о желании.
Элинэя шла рядом и внимательно слушала. Ей казалось, что в этом есть нечто важное для них обоих.
— Я сделал все в точности, как он сказал. Попросил Медовую помочь отыскать дорогого мне человека. Мальчишка слышал мое желание и заверил, что не пройдет и дня, как оно сбудется.
Элинэя посмотрела на хмурившегося Рена.
— Но похоже, что он меня обманул.
Она хотела сказать ему, что вряд ли Кириан обманывал людей, просящих помощи у Медовой, но передумала. Прежде следовало самой во всем разобраться.
— Я думаю, что рано или поздно ты отыщешь дорогого тебе человека, — мягко произнесла она и в порыве коснулась его руки.
Они оба остановились и замерли, вглядываясь в лица друг друга. Рен улыбнулся, стащил со своей руки перчатку, а затем и с руки Элинэи, и осторожно погладил теплую девичью ладошку.
— Спасибо тебе, Элинэя.
Ответить она не успела, их разговор прервали Гарт и Эла. Завидев их еще из окна, Эла кинулась к входной двери, чтобы первой встретить Элинэю. Забыв про платок и шаль, она, как была в одном дорожном платье, кинулась обнимать ведунью, на ходу причитая, как наседка над цыпленком.
— Надолго запропастились, а нам что думать? Я вся извелась!
— Ты напрасно тревожилась, — уговаривала ее Элинэя.
Гарт с хозяевами дома и товарищами Рена тоже уговаривали ее и заверяли, что Элинэе ничего не грозило. Но Эла, похоже, и слушать никого не хотела. Только, когда удостоверилась в том, что ведунья цела и невредима, успокоилась. А после вместе с Миррой позвали вернувшихся отужинать и отдохнуть.
Когда входили, на пороге замешкались, и старик Ладан заприметил у Элинэи игрушку, которую та всю дорогу вертела в руках.
— Откуда это у тебя? — с волнением в голосе спросил старый пасечник.
— Вы про эту игрушка? — удивилась его вопросу Элинэя.
Ладан покачал головой, будто не веря, что видит вырезанного из дерева волчонка.
— Она знакома вам?
Остальные уже прошли в дом, и только они вдвоем остались стоять у порога. Ладан кивнул ей, с трудом скрывая охватившее его волнение.
— Этого волчонка я вырезал много лет назад. В подарок племяннику. Вот видишь на боку изрез? — он указал костлявым пальцем на бок волчонка. — Я так отмечал все игрушки, которые вырезал.
— Вы вырезали игрушки? — снова удивилась Элинэя, что-то она не замечала следов пребывания детей в его доме.
Ладан печально улыбнулся ей, обнажая поредевшие зубы. Сейчас, вглядываясь в его осунувшееся морщинистое лицо, Элинэя подмечала давнюю грусть в его глазах.
— Было дело. Вырезал для племянников. А этого волчонка я вырезал для Гарвина.
Ладан умолк, задумался о своем, больше не обращая внимания на Элинэю, а она взяла с себя слово вновь заговорить с пасечником о прошлом. Правда, возможность представилась ей только поздним вечером, когда все разошлись по комнатам. Рен спокойно заснул, и его не тревожила болезнь, и тогда Элинэя покинула снимаемую ей и Гартом с Элой комнату. Ладана она нашла в опустевшей кухне. В углу топилась печь, и от этого в помещении было тепло и уютно. Старик стоял у окна и вглядывался в раскинувшуюся снежную даль.
— Так и думал, что еще найдешь меня, — сказал он, оборачиваясь к ней.
В его голосе не слышалось упрека или удивления. Только какое-то смирение, разбавленное печалью.
— Верно, про игрушку хочешь расспросить?
Элинэя едва заметно кивнула. Ее намерения старик легко разгадал. Игрушка по-прежнему была в ее руках, а в глазах ведуньи читался невысказанный вслух вопрос.
— Вы сказали, что подарили ее племяннику, — напомнила Элинэя, — но почему тогда игрушка не у него?
Старик покачал седовласой головой и опустил взор, не решаясь смотреть на Элинэю.
— Гарвин… так и не вырос, — совсем тихо произнес он, — ему было восемь, когда я вырезал для него этого волчонка, — старик расплылся в улыбке от воспоминаний, — помню, как он долго упрашивал о нем. Каждый раз, как приезжал из соседней деревни со своей матерью, сестрой Мирры, бросался обнимать нас, а после выпрашивал для себя игрушки.
Элинэя слушала старика и улыбалась вместе с ним этим далеким и теплым воспоминаниям.
— Видишь ли, боги не дали нам с Миррой детей, и всю свою любовь мы отдавали племянникам. У Гарвина есть еще старшие братья и сестры. Теперь-то они уже и сами родители, а вот Гарвин… — Ладан тяжело задышал, как будто ему перестало хватать воздуха. — У него никогда не будет собственных детей.
Элинэя к тому времени уже догадалась о печальной участи мальчика, но расспрашивать об этом напрямую никак не решалась. И Ладан, почувствовав это, сам заговорил о произошедшей много лет назад трагедии.
— Однажды сестра Мирры приехала к нам погостить вместе со всеми своими детьми. Дом у нас вон какой — места всегда всем хватало.
Он перевел взгляд за окно. Вновь всмотрелся в снежную даль. Можно было подумать, что там он видел свою молодость, маленьких племянников, играющих во дворе. И среди них Гарвина.
— Каждому племяннику и племяннице была своя комната. И та, которую вы заняли, принадлежала Гарвину. Он очень любил эту комнату. Всегда прятал в ней свои находки. Камушки и ракушки со дна реки, жуков, которых ловил на лугу. А однажды приволок рака. Вот была потеха! И криков от Мирры, — Ладан рассмеялся.
На глазах старика проступили слезы, и он вытер их трясущейся рукой.
— Гарвин любил проводить время на реке. Много плавал и нырял. Мог уйти с рассветом и возвратиться только к обеду, переполошив в доме всех женщин. А однажды он ушел…
Ладан неожиданно умолк, и Элинэя поняла, что продолжения она так и не услышит.
— Мне очень жаль.
Старик всхлипнул и затряс опущенной головой.
— Надо было слушать Мирру и не пускать его на реку. Все могло бы обернуться иначе.
— Вы не могли знать.
Ладан украдкой утер слезы и бросил виноватый взгляд на Элинэю.
— Знаешь, девочка, временами накатывает такая тоска, что все становится безразлично. А ведь поначалу нам было невмоготу, Мирра даже собиралась уехать с сестрой в их деревню, а потом вспомнила.
Старик оборвал себя на полуслове и снова опустил глаза. Видимо, смотреть на Элинэю, которая пришла за правдой, было совсем невыносимо. Но ведунья не торопила его и терпеливо дожидалась продолжения его истории.
— Потом Мирра вспомнила про него.
— Про Кириана, — догадалась ведунья.
Ладан кивнул, вновь бросая тревожный взгляд за окно.
— Мы в Медунцах все зовем его так. Кириан. Но вряд ли у него одно имя. Видишь ли, он не просто сирота… ребенок… он все те дети, которые так и не выросли… которых мы схоронили в реке.
Шокированная такой правдой Элинэя не сразу нашлась с ответом.
— Ты может задавалась вопросом, почему в Медунцах нет кладбища.