Муж подал ей глиняный стакан, и она, с благодарностью приняв сосуд, наполнила его с улыбкой.

— Вот, наливочки моей попробуйте, согрейтесь, — женщина она была в возрасте, а щебетала будто влюбленная девица.

— За гостеприимство твое, Ганна, спасибо, — он поднес стакан с наливкой к губам и опрокинул, осушив до самого дна.

Бордовая, как кровь драконов, жидкость, просочилась меж нижней губой и стаканом, и пара капель попали Кэрдану на теплый плащ. Он отер рукой в перчатке черные усы и блаженно выдохнул. Наливка была что надо! Сейчас бы еще и теплую девицу под бок, да не какую-нибудь, а непременно Элинэю. С ее бледной матовой кожей и шелковистыми золотисто-рыжими волосами, которые напоминали драгоценное полотно. Зарыться бы лицом в эти ее волосы, вдохнуть горьковато-сладкий аромат целебных трав и сорвать поцелуй с девичьих губ.

— А я говорю, что это происки ведьм! — не унималась Ганна. Женщина она была упрямая — это правда: — Наслали на нас беду, а теперь потешаются.

От звука ее грубого голоса Кэрдана передернуло, и он в который раз за этот день поморщился. То ли дело голос Элинэи. Когда говорила ведунья, казалось, поет весенний ветер — ласковый и тихий.

— Ну с чего им насылать заразу, объясни, глупая женщина? — староста, видать, за последние дни пререканий с женой все же сорвался и ударил по столу раскрытой ладонью.

Вот умела Ганна довести до ручки.

— А мне почем знать? Может захотелось им так. Они же любят гадить добрым людям.

Их спор прервало сухое покашливание лекаря, до этого державшегося в стороне. Он уже прошел вглубь избы, уселся на узкую лавку, что стояла под окном, и вперил нечитаемый взор прямо в лорда.

— Ну, а ты, что скажешь? — спросил у него Кэрдан и пододвинул опустевший стакан старостиной жене.

Та вмиг сообразила, чего от нее ждут и разлила наливку, в этот раз щедро плеснув и себе, и мужу. Лекарю она не стала предлагать, тот, окаянный, не пил ничего, кроме травяных настоев. Должно быть, оттого и был таким дотошным и противным. Не даром ни одна девица в деревне не позарилась на его сухую вытянутую рожу. Что с него, высохшего пня, взять?

— Откуда взялась эта хворь, мне неизвестно, — лекарь произнес последнее слово особо громко, — но многих в деревне эта зараза и в самом деле подкосила. Большинство попросту не способны встать с постели и самостоятельно передвигаться.

Кэрдан тяжело вздохнул и уставился на полный стакан, поднес ко рту и жадно присосался. А ведь поначалу, когда только получил первое послание от старосты Регена, подумал, что это неудачная шутка старика. Да кто ж в здравом уме решит шутить со своим лордом?

А позже отправленный из замка лекарь подтвердил страшные опасения деревенского старосты о том, что многие переболевшие ослабли настолько, что даже самостоятельно подняться не способны.

— Уж, как мы намаялись, ваша милость, — скорбно вздохнула Ганна, особенно вспоминая последние дни, — от одного дому к другому только и бегали, и помогали нашим соседям. Да что поделать, коли нам повезло не заразиться этой хворобой. А вот Элинэе…

Она не договорила, а Кэрдан, снова потянувшийся за наливкой, едва не подавился, услыхав знакомое имя.

— Да-а-а… с этой хворобой темное дело, — проговорил староста.

И тут все трое: лорд Кэрдан, Реген и Ганна — посмотрели на притихшего лекаря.

Тот, надо отдать ему должное, стойко выдержал взгляды лорда, старосты и старостиной жены. А после неуверенно мотнул головой. Его темные волосы с редкой проседью были гладко зачесаны назад и собраны в низкий хвост. Впалые щеки, морщины у рта и длинный нос придавали ему даже некой схожести со Сверестенем.

— Я только и могу, ваша милость, что посоветовать набраться терпения, — прямо сказал лекарь и потер вспотевшие от напряжения ладони о длинный фартук, завязанный поверх серых одежд.

Чего было ожидать от Агнера Кэрдана он и правда не знал, а потому уже приготовился к худшему.

Ганна после такого ответа лекаря ахнула, поднесла правую руку к лицу, прикрыла рот и возвела глаза к небу.

— Ваша милость, — снова взял слово староста, — мать всегда учила меня верить в лучшее. Вот этой верой я и живу. И всех в деревне учу. Глядишь, и все образуется. К людям снова вернутся силы и здоровье, а про эту хворобу позабудем, как про страшный сон.

Кэрдан кивнул и потянулся за новой порцией вишневой наливки. В душе лорда все ликовало, в крови бродил добрый хмель, а в мыслях то и дело всплывал образы нежной Элинэи. Он опрокинул очередной стакан, и его руки сами собой потянулись к пирогу с потрошками — вкусному, сытному, с подрумянившейся корочкой. Ганна тут же кинулась помогать ему, при этом украдкой поглядывая на мужа. Тот одобрительно кивнул ей и стал наблюдать.

Кэрдан медленно стянул перчатки для верховой езды, положил рядом с собой на лавку и принялся за кусок пирога, который положила ему на тарелку заботливая старостина жена. Тесто пропеклось как надо, потрошки не потеряли в сочности, и Кэрдан пережевывал пирог с большим удовольствием.

— Показалось мне, или наливка в этот раз вышла крепче? — спросил он у улыбающейся Ганны.

Думать о бедах деревенских жителей ему уже совсем не хотелось. Куда приятнее было думать о прекрасной Элинэе.

— Что вы, ваша милость, — блеснули, как у хитрой лисицы, Ганнины глаза, — наливка такая же, как и всегда, — и она придвинула уже почти опустевший кувшин к стакану лорда.

Тот не стал отказывать себе и даже решил не ломать голову над бедой, которая пришла в Яблоневый сад. Может староста и лекарь правы, и стоит набраться терпения и подождать?

— Ганна, — вдруг спохватился он, — а что ты там говорила про Элинэю?

Ганна и Реген переглянулись беспокойно, и это не укрылось от лорда. Агнер Кэрдан нахмурился, предчувствуя недоброе.

— Ну, так что с ведуньей?

Старостина жена покачала головой, озабоченно вздыхая.

— Так заболела наша Элинэя. Слегла с той же заразой, что и остальные. Приходила на днях, приносила заговоренные коренья, а потом…

Взмахнула рукой Ганна, не договорила, но лорд Кэрдан и так все понял. Поморщился недовольно. Поднял опустевший стакан из-под наливки и ударил им по столу от злости. Он-то рассчитывал ехать за ней, забрать в свой замок, а выходило вон как.

— Что ж, Реген, — Агнер Кэрдан медленно поднялся из-за стола, — вижу, что мое присутствие здесь ничего не решит. Впрочем, как и нахождение лекаря. Видимо, и в самом деле нужно подождать.

А вот чего ждать, и когда это настанет, он не стал говорить, махнул рукой, нагнулся к лавке и забрал перчатки. Перед затуманенным взором стояла Элинэя с длинной золотисто-медной косой, перекинутой через плечо. Мысли о ней горячили кровь и не давали покоя. Прижать бы ее, такую хрупкую и ладную, и не отпускать. А вместо этого он стоит тут, среди стариков, да переливает из пустого в порожнее. Но все же от мысли ехать за Элинэей отказался. Зачем она ему, больная и слабая?

Кэрдан поблагодарил Регена и Ганну за гостеприимство, махнул лекарю со словами возвращаться в замок и направился к выходу. Не увидеться ему сегодня с Элинэей. Видимо, придется еще подождать. И с этими мыслями разочарованный и захмелевший лорд Кэрдан отправился обратно в свой замок.

— Какой мужчина, — со вздохом промолвила Лария и покосилась на расчищенную этим утром деревенскую дорогу.

Три дня прошло, как покинул Яблоневый сад лорд Кэрдан. А за ним и замковый лекарь. Три дня, как отступила неизвестная болезнь, и жители, которые заразились ею, вновь обрели силы и возможность ходить. Все же подействовало новое целительство Элинэи, заговоренные корни белотора излечили больных.

Лария же, которой повезло не заразиться, в который раз за это утро опечалено вздохнула и опустила глаза, полные горькой досады и разочарования. В Агнера Кэрдана она была влюблена давно. Да только безответно.

— Да прожорливый он, — прошамкала старуха Ингерилья, вкладывая в эти слова особый смысл, — прожорливый. Ни одной девкой не насытится. Напрасно ты по нему вздыхаешь.