— Желаю вам удачи и благополучного возвращения домой.

На этом он раскланялся и ушел, оставляя тревожное чувство в груди юной ведуньи. Что-то такое она прочла в его глазах… что-то, что ей совсем не понравилось.

В Яблоневый сад вернулись в срок. Всю дорогу обратно Гарт и Эла деликатно обходили темы Велебы и Дервинов, заговаривая с Элинэей только о доме. И ведунья была безмерно признательна им за чуткость и понимание. Она так и не рассказала о том, что произошло накануне их спешного отъезда. Вспоминать об этом по-прежнему было обидно и неприятно. И потому Элинэя гнала от себя всякие мысли о лорде Гарольде и Рене. Единственное, о чем она позволяла себе думать, так это об Иве, которому вознамерилась помочь. Но прежде следовало обо всем переговорить с дедом Мальгером и спросить у него совета.

В тот день, когда они вернулись домой, обрадованные жители деревни устроили праздник. В доме старосты накрыли столы и Элинэю весь вечер расспрашивали о том, как прошло ее время в Велебе. Бывала ли она на турнире, видела ли состязания прославленных воинов и что ей больше всего запомнилось в легендарном городе. Элинэя неохотно отвечала на вопросы, но все же старалась быть приветливой и внимательной с жителями Яблоневого сада. Ей совсем не хотелось обижать добрых людей, а потому она улыбалась им, когда хотелось плакать, и в красках расписывала все увиденное в Велебе, когда хотелось молчать и предаваться горю.

Когда же наконец ее отпустили, и она вернулась в свой сруб в лесу, то первым делом растопила печь и обреченно повалилась на лавку, в той же одежде, что и была с дороги. Переодеваться и умываться не стала и сама не заметила, как заснула. А когда проснулась и вышла из дому, повстречала дожидавшегося ее деда Мальгера. Но что интересно, заговоренного Волка, еще с прошлого вечера заснувшего в глубоком сугробе у ее дома, не было. Она огляделась, но ни самого его, ни следов его пребывания не заметила. И это встревожило девушку. Куда же он подевался?

— Ну здравствуй, Элинэя, — поприветствовал дед Мальгер, внимательно оглядывая ее бледное осунувшееся лицо и блестящие глаза, — теперь-то нашему разговору никто не помешает.

Ведунья вздрогнула от его слов, перевела виноватый взор на гостя. Говорить что-либо, оправдываться не было никаких сил.

— И вам здравствуйте, дед Мальгер, — промолвила она глухим голосом и уставилась на носочки своих теплых ботиночек, — напрасно вы пришли, мне нечего вам сказать.

— Так уж и нечего? — услышала она в голосе старика заботу и беспокойство.

— Подвела я всех. Не справилась, — призналась и тут же закрыла лицо холодными ладошками. Было стыдно перед ним, совестно.

— Не кори себя, Элинэя, — проговорил Мирим Мальгер и подошел к ней ближе, — не ты сотворила зло и не из-за тебя страдают невинные. Ты всего лишь хотела помочь.

— И не помогла, — открыла Элинэя лицо и подняла глаза на собеседника, — что теперь будет с девочкой? Я видела вчера, что староста Реген и Ганна привязались к ней, как к родному дитя. Каково им будет потерять ее?

— А ты не думай об этом, — посоветовал Мирим Мальгер, — а подумай вот, о чем… как совладать с моими сестрами, чтобы больше не смели причинять зла невинным!

А ведь прав был Мальгер. И Элинэя задумалась. Перестала понапрасну корить себя и вспоминать, как несправедливо обошлись с ней в Велебе.

— Вы говорили, что ваша покойная мать была ведьмой, — напомнила Элинэя, — и спасла вас от нее одна девушка.

И только сказала это, выжидающе уставилась на старика. В тот раз он обещал поведать ей свою историю. Но тогда сказал, что время еще не настало.

Мирим Мальгер кивнул Элинэе и повел в ее дом.

— Я поведаю тебе свою историю. И расскажу истории других… — пообещал он. Пошел вслед за Элинэей к ее срубу, но в последний миг не стал заходить, остановился у самого порога и вгляделся в глубокий сугроб неподалеку. Вчера там спал Волк. Нахмурился дед Мальгер, опасно блеснули его глаза из-под кустистых белых бровей. Догадался о том, что еще не распознала ведунья. Но поделится с ней опасениями не спешил. Пока решил рассказать ей о своем прошлом и о своей спасительнице. О девушке, которую повстречал в молодости и полюбил.

— Спасла меня Яна, — с нежностью вспоминал ее имя дед Мальгер, — спасла от матери и сестер, которые хотели вернуть меня в свой мир колдовства и чар. Ее любовь спасла.

Элинэя все время, что говорил он, слушала внимательно, не перебивая. А когда Мирим Мальгер наконец умолк, спросила у него о главном.

— Как Яна спасла вас?

Не сразу ответил ведунье Мальгер. Какое-то время молчал, раздумывая и собираясь с духом.

— Пожертвовала собой. Пришла на Гиблую поляну и сказала, что отдаст себя по доброй воле моей матери.

И снова замолчал он. А Элинэя и не торопила. Сидела на лавке напротив, не шевелясь и не дыша. Сердце ее после истории деда Мальгера сжалось от горечи и сострадания, а к глазам подступили слезы.

— Когда кровь Яны впиталась в тамошнюю землю, моя мать умерла, и ее силы перешли моим сестрам.

После долгой паузы продолжил дед Мальгер. Взглянул на Элинэю сочувственно и поведал еще и о том, что до этого дня от нее скрывали другие:

— Так же пожертвовал собой и твой отец. Отдал себя моим сестрам, чтобы защитить твою мать и ее не рожденное дитя.

Он еще говорил, но Элинэя не слышала. По щекам катились слезы, и она с трудом различала очертания собеседника, сидевшего напротив. Все в один миг сделалось серым и размытым. И звуки пропали: и крепчавший снаружи ветер, и тихий голос деда Мальгера.

— Ты, должно быть, догадывалась, — наконец расслышала она, — также победили и Праматерь ведьм и нечисти, Катару. Эрвальд Храбрый принес себя в жертву, чтобы спасти Ивеллу и их маленьких детей.

— Эрвальд? — переспросила потрясенная Элинэя. — И мой отец? И ваша Яна?

В мыслях у нее прояснилось и все вдруг стало ясным и понятным, как день. Она резко вскочила из-за стола и посмотрела на Мирима Мальгера.

— Против ведьм и их колдовства выступали смертные? Но не сами ведуньи? Не носители чар?

— Ну, что сказать тебе на это, девочка… — опустил голову дед Мальгер. Выглядел он подавленным и виноватым.

А внутри Элинэи разрасталось пламя праведного негодования и злости.

— Что сказать⁈ Сказать, что те, ради кого жертвовали собой смертные, трусы! — едва не выплюнула ведунья.

Она хотела бы сказать ему многое, но в тот миг в дверь сруба постучали, и послышался жалобный голос Ганны.

— Элинэя, ты здесь?

— Ганна?

Несчастная женщина вошла в дом ведуньи, растрепанная и заплаканная. Белая, как полотно, напуганная. Схватилась за сердце руками и чуть не повалилась на пол, благо, вовремя подоспел дед Мальгер. Он подхватил старостину жену и усадил на лавку.

— Отчего ты здесь, Ганна? Что стряслось? — спросил он у теряющей сознание женщины.

— Дочка приемная… пропала… — последнее, что успела вымолвить старостина жена.

Ветер крепчал. Завывал, будто жаждавший крови хищник, голодный и алчный. Бросал в лицо снег, трепал волосы и одежды, пробирался под рукава и воротник, царапал холодом. Встревоженная Элинэя озиралась по сторонам, оглядывая лес. Она как вышла к деду Мальгеру без платка, рукавиц и шали, простоволосая, с накинутой поверх платья расстегнутой овчиной, так и осталась мерзнуть в этом скромном наряде. На переодевания не было времени, и дед Мальгер сразу же перенес ее в Яблоневый сад. А затем уж вернулся за бесчувственной Ганной. Своими опасениями, куда подевался Волк, он тоже поделился с Элинэей и предостерег сразу же соваться на Гиблую поляну.

А в деревне в это время творилось что-то невообразимое. Из-за пропажи маленькой Тэи поднялась такая суматоха, которой прежде в здешних краях не бывало.

К появившейся на окраине деревни Элинэе подскочил сын кузнеца. Сразу же схватил ее за руку и потянул за собой, на ходу рассказывая о приключившейся в семье старосты беде: