Махнула она костлявой рукой и взглянула на Ларию. Подумала, что ее собеседница ничуть не лучше — вобла сушеная, оттого Агнер Кэрдан и не глядит в ее сторону.

— Много б ты понимала, — отмахнулась от назойливой старухи Лария, ей как будто было все равно, сколько девиц попортил Кэрдан.

— Да что тут понимать? — пронеслась мимо стоящих у порога старостиной избы Малуша. Разговор увядающей девы и повидавшей жизни старухи она слышала прекрасно, вот и вмешалась. — Кэрдану всегда будет мало. Попомни эти слова, Лария.

Сказала это красная от бега Малуша и скрылась за домом. А за ней, будто сговорились заранее, и Влад, молодой рыбак, давно уже наезжавший из соседней деревни. Долго Влад обхаживал Малушу, а сегодня наконец добился своего — получил ее согласие и первый робкий поцелуй.

Лария проводила молодых завистливым взглядом и вновь тяжело вздохнула. Никому нет дела до ее беды, вон, как веселятся!

— Пойдем с нами веселиться, — подбежала к ней старостина жена, Ганна — улыбчивая, краснощекая, совсем как девчонка. Схватила Ларию за руку и потянула за собой, увлекая к общим играм.

В это утро Яблоневый сад походил на Вейренскую ярмарку. И дети, и старики — все веселились. Кто за большим гостеприимным столом в доме приветливого старосты, а кто на улице — играя в снежки и водя хороводы.

— Спорим, не догонишь меня! — бросил на ходу Риган, сын кузнеца, и скривил Элинэе безобразную рожицу.

Ведунья рассмеялась в ответ и кивнула, принимая вызов мальчишки.

— Убегай, — сказала она сорванцу и бросилась за ним вдогонку.

Утро, спасибо богам, выдалось дивное, солнечное и морозное. В пору было сбежать на улицу и затеять игры в снегу. И Элинэя, оправившаяся после болезни, сбежала. Да только не в лесную чащу к затейливой нечисти, а к людям в Яблоневый сад. Встала спозаранку и отправилась лесной дорогой в сторону деревенских жилищ. И не прогадала. Жители Яблоневого сада встретили Элинэю с большой радостью и новостью о помолвке Малуши и Влада.

А уж как поздравляли молодых, можно было и песню сложить! Желали им добра, счастья и детей — целую ораву. Малуша от этих напутствий прятала глаза и краснела, а Влад выпячивал грудь, и не было большей радости для молодых, чем ожидание свадьбы.

— Вот догоню, — в шутку грозила Элинэя, забирая вслед за шустрым Риганом, — узнаешь, какой снег холодный.

— А ты не стращай почем зря! — дразнился затейник. — Сначала догони!

Всюду носились малые дети и молодежь, катались в глубоких сугробах, захлебываясь восторженными визгами от набивающегося за шиворот снега, играли в снежки, лепили высокую бабу с корягами вместо рук, толкались, потешались друг над другом, пели песни и водили хоровод. Кто-то из стариков даже вышел на мороз, прихватив с собой стакан подогретого меду.

— Славный сегодня день!

— И то правда, дед Мальгер.

И никто не вспоминал про недавнюю болезнь, неизвестно откуда пришедшую в их деревню и свалившую добрую половину жителей. Главное, что справились с ней и излечили несчастных.

— Ох, передохнуть бы, — покачала головой запыхавшаяся Ганна. Сегодня она и бегала, и хороводы водила, и выплясывала, как девчонка, а теперь вот решила перевести дыхание. Отступила в сторонку и посмотрела на остановившуюся неподалеку Ларию.

— А может мне спросить совета у ведуньи? — неожиданно произнесла срывающимся голосом Лария. — Как думаешь, Ганна? Поможет мне Элинэя с лордом Кэрданом? Влюбит его в меня?

Ганна только пожала плечами и отвела глаза. Сомневалась она, что ведунья поможет. Лария не была красавицей, даже в юности от нее отворачивались мужчины. А уж теперь, когда годы брали свое….

— Вот сама у нее и спроси, — посоветовала старостина жена.

Лария как-то нерешительно кивнула, но почему-то с места не сдвинулась, осталась стоять неподалеку от носившихся, как ураган, детей. Уставшая после быстрого бега и игр, Лария переводила дыхание, держась рукой за грудь, сокрытую овчиной и вязаной шалью. Тонкие, как плети, руки были спрятаны в рукавицах, на голове платок, а на шее нитка из стеклянных бусин — единственная ценность, что водилась у нее за душой.

— Напрасно Элинэя заключила сделку со Сверестенем и попросила помощи в целительстве, — в это время причитал староста Реген.

Он стоял чуть поодаль ото всех, а вместе с ним и Мирим Мальгер — древний, как лес, старец, проживший почти сто двадцать лет. Вечно облаченный в черное, напоминал он ворона, но жители Яблоневого сада любили отзывчивого и мудрого старика.

— Напрасно, — кивнул Мальгер, потягивая горячий мед из высокого глиняного стакана.

— Ей и самой эта затея пришлась не по душе, — продолжил Реген, отвлекаясь на детей, что пробежали рядом, — ведь Сверестень с нее слово взял.

Его собеседник сдвинул белые брови, нахмурился и крепко задумался.

— И чего ж захотел зловредный выдрень? — так Сверестеня называл только Мирим Мальгер, остальные жители деревни не решались на подобную вольность.

— Чтоб помогла ему, когда попросит.

Реген помолчал немного и добавил с неохотой:

— И не прибегала к помощи ведуньства.

Серо-зеленые глаза деда Мальгера сузились, и на губах проступила зловещая улыбка. Он, как и Реген, знал больше остальных и понимал, чем может обернуться сделка со Сверестенем.

— Вот, значит, как?

— Прежде никто из них не брал подобного слова с Элинэи, — намекнул староста на остальную нечисть заколдованного леса.

Мальгер тяжело вздохнул и посмотрел на пробегающую рядом Элинэю. Знала ли она, что древний дед и безобразный староста не те, кем их считали все в округе?

— Раз Сверестень взял слово, значит вскорости попросит о помощи.

Реген кивнул умудренному старцу и произнес тихо-тихо, так, чтобы он один и мог его услышать:

— Нам надо помочь бедной девочке.

Мальгер повернул к нему голову, и глаза его, удивительно ясные для такого возраста, сверкнули.

— Ты не хуже меня знаешь, Реген, что подобное нельзя отменить. Данное нечисти слово не воротишь.

— Но Сверестень может потребовать слишком многого.

— Вот, когда потребует, тогда и подумаем, чем сможем помочь.

Разговор двух старцев неожиданно прервал порыв сильного ветра. Деревья, укрытые снегом, закачались. Зашумело в ветвях, и Элинэя, признав голос давней подруги-плакальницы, остановилась, не добежав немного до дразнившего ее Ригана. Она прислушалась к голосу ветра и побледнела. Затем кинулась к реке, не оборачиваясь вслед кричавшему ей мальчишке.

Сейчас она спешила к берегу Вязги, где дожидалась ее плакальница.

Неупокоенный дух девы стоял у самой границы занесенного снегом берега и скованной льдом реки — обители утопленниц, подобных той, которая теперь дожидалась Элинэи. Белая, как смерть, девушка тянула худые руки и вглядывалась вдаль. С длинной русой косой, босая и в простой льняной рубахе — именно такой ее и выловили из реки местные жители.

— Элинэя, — разомкнула иссини-белые губы речная дева.

— Зачем звала меня? — с трудом переводя дыхание, спросила ведунья.

Плакальница покачала головой, опечаленная и растерянная.

— Я узнала про дитя, — прошелестел ее тихий голос, и Элинэя застыла на месте. Недоброе предчувствие сковало сердце страхом.

— Про какое дитя?

— К ведьмам привели сироту.

Элинэя от этого известия вздрогнула, пошатнулась и едва не упала в снег.

— Девочка еще жива. Ведьмы как-будто ждут чего-то.

Элинэя кивнула плакальнице и попыталась взять себя в руки.

— Спасибо, что предупредила.

Она уже собралась бежать лесною тропой, но ее вновь остановил голос речной девы.

— Это не все, Элинэя. Ты должна знать, что эту девочку привел к ведьмам Сверестень.

«Ты должна знать, что эту девочку привел к ведьмам Сверестень», — голос подруги-плакальницы отзывался в мыслях Элинэи глухой болью.

«Каков же нечистый!» — зло думала она, пока бежала.

Да, лесной дух часто устраивал «шутки» со смертными. Заводил людей в глухой лес, пугал, создавая миражи и плутая тропинки. Но «играл» он таким образом только со взрослыми. Детей же, насколько она знала, он никогда не трогал. А ведь мать Элинэи, покуда была жива, предупреждала о его несносном нраве и советовала быть осторожной со Сверестенем. Да и со всей лесной нечистью без исключения.