Хелена, так звали родительницу Элинэи, часто рассказывала о непостоянстве обитателей Сумеречного леса. Сегодня они твои друзья, а завтра — враги.

Элинэя внимала словам матери, запоминала все, о чем она говорила, и с годами научилась быть осторожной в общении с нечистью. Соседи, как-никак. А с соседями, известное дело, враждовать не следовало. Вот Элинэя и не враждовала. Жила в мире и согласии, приглашала в свой дом и сажала за стол.

— Нечисть остается нечистью, — однажды заговорила об обитателях леса Хелена, — с духа не смыть едкой слизи, а Сверестеню не обрести бессмертной души.

Элинэя внимательно слушала родительницу и хмурилась.

— Выходит, Сверестень мне не друг? — печально спрашивала девочка.

— Не друг, — отвечала Хелена и гладила по длинным мягким волосам, с любовью глядя на единственное чадо.

Сидели они, мать и дочь, схожие добрым сердцем и сильным даром, на лавке близ печи, грелись и говорили о нечисти.

— Но отчего же, матушка? — вопрошала Элинэя. — Ведь со Сверестенем мы часто играем. И он никогда меня не обижает. А вчера, вон, мы зайцу помогли и не позволили лисице выследить его.

Хелена на это улыбалась и качала головой.

— Запомни доченька, Сверестеню чужды добрые дела. Он делает лишь то, что посчитает нужным.

— Как это?

— Ему нет никакого дела до других, — терпеливо поясняла Хелена, — вот, вчера вы помогли зайцу уйти от лисицы, а Сверестень сделал это не из добрых побуждений, а лишь потому, что ему захотелось так.

— Выходит, нечисть проказничает и делает только то, что вздумается?

— Да, доченька, все так.

— И лесные духи такие из-за того, что у них нет души? — неуверенно спрашивала Элинэя, и ее мама неопределенно кивала в ответ.

Что ж, в том, что у Сверестеня не было души, Элинэя не сомневалась. Сколько раз он поднимал метель и создавал миражи? Скольких смертных едва не загубил из-за одной только прихоти? И если бы не Элинэя, сколько душ сгинуло бы в лесу? И все же детей до этого дня он не трогал.

«Ты должна знать, что эту девочку привел к ведьмам Сверестень», — звучал в голове тихий голос плакальницы.

— Что ж, теперь я знаю, — сердито повторяла ведунья, пока бежала, — и не забуду.

Поскорей бы свидится со Сверестенем и задать ему хорошенькую трепку! Да только лес, как будто не пускал ее, не давал пройти к обители ведьм — Гиблой поляне. Деревья наступали с обеих сторон, тянули к Элинэе корявые руки-ветви, противно скрипели и пугали, напоминая чудовищ из старых легенд. Элинэя бежала, не разбирая дороги. Благо, ее вело чутье и страх опоздать.

В ушах набатом звенели слова подруги-плакальницы о невинной душе, которую могли сгубить три злые ведьмы.

«Коли правда то, что всегда говорила о вас моя матушка, — мысленно молилась богам ведунья, — тогда вы не допустите лиха и убережете ребенка!»

Но были ли боги всесильны в этой обители, на земле, пропитанной древней магией?

Сумеречный лес, как бы ни хорохорился лорд Кэрдан, внимал лишь голосу ведьм. Это на бумаге и словах он принадлежал лорду, а на деле — трем сестрам с Гиблой поляны. И если бы они пожелали, то Элинэя, творившая вокруг добро и оберегавшая смертных, уже давно бы сгинула.

«Нет, лес не причинит мне вреда», — уверяла она саму себя.

А внутренний голос вторил ей:

«Ты жива лишь потому, что ведьмам нет до тебя никакого дела».

Но так уж и нет? Отчего-то же они позволяли ей жить на этой земле? Закрывали глаза на помощь смертным и добрые дела? Не обращали внимание на то, что не давала нечисти губить невинные души?

«Тебя защищает договор», — однажды обронил в разговоре мудрый староста. Знал Реген, несомненно, больше, чем могло показаться.

Наверное, прежде чем бежать в ведьмину обитель, ей следовало бы задержаться в деревне и спросить совета у старосты, но поворачивать уже было поздно, и Элинэя продолжала свой путь.

Неожиданно позади раздалось грозное рычание. Элинэя вздрогнула, оступилась, упала в снег и на мгновение прикрыла глаза, готовясь к худшему.

Своего преследователя она признала не сразу. Потому и не ждала ничего хорошего.

Заговоренный ведьминой магией Волк бросился на нее со спины и схватил зубами подол теплого платья, вцепившись мертвой хваткой так, что не оторвать.

— Пусти, — взмолилась Элинэя, одной рукой придерживая юбку платья, а другой скользя по белому холодному снегу.

На что она рассчитывала, упрашивая дикого зверя? Тот крепко держал, не разжимая челюстей, все больше обнажая острые клыки и лютуя.

— Пусти, прошу, — дрожал ее голос.

Но Волк не думал отпускать. Зверь мотнул остроухой головой, будто нерадивое дитя, а в глазах его, желтых, как топазы, мелькнуло осознание.

Неожиданная догадка пронзила, словно молния. Элинэя перестала сопротивляться заговоренному зверю, отпустила платье и позволила тянуть себя назад, как можно дальше от Гиблой поляны.

— Ты не хочешь, чтобы я шла туда, верно? — спросила у него и заглянула в самые глаза.

Прирученный ею зверь мотнул головой и разжал челюсти, выпуская теплую шерстяную ткань платья. Неспешно подошел к протянутой девичьей руке и ткнулся влажным шершавым носом в мягкую ладошку.

— Понимаешь, я должна, — ответила ему Элинэя.

Взгляд у ее Волка походил на человеческий — осмысленный, тоскливый, полный страха и тревоги за нее.

— Если не пойду, не смогу помочь маленькой девочке, что оказалась в беде, — продолжила она, едва касаясь грубой стылой шерсти.

Зверь опустился перед Элинэей в снег и замер, глядя грустными глазами. Наверное, хотел увести ее и уберечь от встречи с ведьмами, но та просила, терпеливо объясняя, почему должна ступить на проклятую землю.

— Кроме меня ей никто не поможет.

Элинэя указала рукой на поляну. За большими деревьями, которые росли здесь с незапамятных времен, виднелись огни. Они мигали, точно звезды, а между ними — силуэты нечисти.

— Позволь мне пройти, — попросила она у зверя и снова оглянулась, посмотрела на поляну.

Сумерки уже опускались на землю, становилось нестерпимо холодно. Тьма сгущалась, как и предчувствие беды. С каждым мгновением улетучивалась надежда на спасение сироты, попавшей в руки ведьм и нечисти.

Наконец Волк отпустил ее, послушно поднялся на мощные лапы, мотнул головой и первым ступил в сторону защитного круга. А за ним уж последовала и Элинэя, мысленно благодаря защитника и нежданного друга.

Огни приближались с каждым их шагом, и голоса нечисти становились отчетливей.

Вместе, зверь и Элинэя, шагнули за круг сожженных черных пней — магической защиты, которая окружала ведьмину обитель. И голоса лесных духов вмиг стали разборчивей. Вот и грымза Сороха, и каменный тролль, и призраки, и Сверестень. Сердце Элинэи на миг перестало биться. Она остановилась в шаге от отделявших ее от нечисти деревьев.

— Не бойся, дитя, — откуда-то издалека донесся до нее женский голос, противный и скрипучий, словно не смазанная старая дверь, — входи. Мы ждали тебя.

Волк подле Элинэи зарычал, пригнув морду к земле.

— Только шавку свою усмири, — предупредил ее все тот же голос.

Нечисть, которая скрывалась от глаз ведуньи за деревьями, притихла, и Элинэя сразу догадалась с кем говорит. Лесные духи боялись только истинных владычиц леса — ведьм.

Девушка шепнула Волку ободряющие слова, и зверь успокоился, перестал скалиться и рычать.

— Здравствуй, Элинэя, — с кривой ухмылкой поприветствовал ее выглянувший из-за дуба Сверестень — еще вчера приятель по играм, а уже сегодня враг.

— Здравствуй, — выдавила из себя Элинэя.

Горькая обида, разочарование и злость душили, не давая говорить спокойно и ровно. Как же хотелось ответить колким словом этому нечистому! Но Элинэя держалась. Не сейчас, когда она одна, в окружении врагов и на чужой земле. В этой обители она не властна так, как ведьмы.

— Ну же, проходи, — повторил в нетерпении все тот же мерзкий голос.

И Элинэя прошла.

Перед большим бревенчатым домом ее ослепило. Горящие факелы торчали из укрытой снегом земли, и повсюду были обитатели леса — рогатые, клыкастые, в шипах и с острыми когтями.