— А, ну тогда ладно, — принцесса махнула рукой. — Я не против.

— Спокойной ночи, дитя моё.

— Алё? — в динамике раздался голос заспанный, непонимающий.

— Федь, ты спишь, что ли, ещё?

— Державин, какого хрена? Ты вообще время видел? — Кропоткин громко и демонстративно зевнул в трубку.

— Видел, конечно, — признался я. — Я всегда в такое встаю на тренировку.

— А я предпочитаю спать, — признался однокурсник.

— Слушай, мне помощь твоя нужна.

— Никак не потерпит?

— Меня принцесса на охоту пригласила же вчера.

— Ну это я, как раз помню, — сказал Фёдор. — И в чём же затык? Боишься на глазах принцессы в зверя промахнуться? И хочешь, чтобы я изображал подранка? Бегал бы перед ней в окровавленной шкуре и такой: «Ах! Никита Державин такой меткий! Он попал мне в сердце с первого раза! Осторожнее, принцесса, он и твоё сердечко ранит навылет!»

Я уже не мог сдерживаться и откровенно ржал в трубку.

— Нет, — отсмеявшись, сказал я. — Я на лошади ездить не умею.

— Ты, что, серьёзно? — судя по голосу, однокурсник даже совсем проснулся. — Это беда, конечно. Хотя могли бы уже и на квадроциклы в своей охоте перейти, правда?

— И не говори, — согласился я. — Так, что, поможешь? А я тебя с собой возьму.

— Помогу, конечно, — проговорил Фёдор. — Встречаемся через час у конюшен на Аптекарском, — и разом изменил голос. — Но больше мне в такую рань не звони!

— Хорошо, хорошо, — засмеялся я. — Буду знать.

Лошадь для меня Кропоткин выбрал невзрачную. И более мелкую, чем остальные.

— Она меня-то вытянет? — поинтересовался я, оглядывая животное.

— Десять таких, как ты, — усмехнулся Кропоткин.

По своему обыкновению он был в белом костюме, что на этот раз меня удивило.

— Не боишься, что испачкаешь? — спросил я его, когда он очень уж близко подошёл к гнедой кобыле.

— Эх, видел бы ты этот костюм в ультрафиолете, — сказал мне на это однокурсник. — То не боялся бы за него.

— А что с ним? — удивился я.

— Расскажу, но чуть позже. А пока полезай на лошадь.

— Что-то мне как-то боязно. Я последний раз лет пятнадцать назад сидел на спине у лошади. И то это, кажется, был пони. Пенопластовый.

Князь приложил руку ко рту, чтобы не засмеяться в голос.

— Ясно, сейчас.

Он подошёл вплотную к кобыле, а она склонила к нему голову. Затем он что-то нашептал ей на ухо. И мне показалось, что она поняла услышанное и даже кивнула в знак согласия.

— Это что сейчас было? — спросил я. — Заговор?

— Он самый, забирайся.

Я кое-как вставил ногу в стремя, и в этот момент понял, что мне помогают. Лошадь всячески облегчала мою посадку в седло. А когда я устроился, медленно пошла по маршруту.

Кропоткин топал рядом.

— Видишь ли, в чём фокус, — сказал он мне активно жестикулируя. — Нулевик я по разным магиям воздействия. Но Макошь, мудрость её безмерна, одарила меня способностью ладить с животными. Не со всеми, конечно, в основном, с домашними. Но мы друг друга понимаем и вполне себе можем объясниться. Как в том стихотворении: «…каждая задрипанная лошадь головой кивает мне навстречу».

Животное подо мной заржало.

— Да не ты, это стихотворение такое, — а затем он вновь обратился ко мне. — Вот ты, наверняка, думал, что я постоянно в белом хожу, потому что сноб и всё такое?

— Да я как-то… не задумывался.

— Но мысли мелькали, — он махнул рукой. — Дело не в этом. Просто у меня дома две белых кошки с вот такой вот шерстью, — он показал между пальцев расстояние сантиметров в десять, — и самоед. И все они предпочитают спать со мной. Теперь представь, если бы я попытался надеть что-то чёрное.

— Замучаешься чистить, — сказал я.

— То-то и оно. Ну как, освоился?

— Более-менее, — признался я. — Но ты ещё со мной пройди, мне одному пока некомфортно.

— Хорошо. А со стрельбой у тебя как? Так же? Не, хочешь, я тогда в уже покрашенную красным шкуру влезу, — он усмехнулся.

А я чуть с лошади не упал, снова представив этот балаган.

— А со стрельбой у меня всё хорошо, — ответил я. — После твоего звонка в тир пошёл. Мне деда телохранитель сказал, что с такими результатами по мне армия плачет.

— Надеюсь, ты сказал, что слишком хорош, чтобы утешать её? — спросил Фёдор и ехидно оскалил зубы.

— Нет. Сказал, что случайно вышло.

— Эх ты, ну ничего, я тебя ещё научу отвечать так, чтобы все в покате лежали, — он взглянул на меня и оценил посадку в седле. — Слушай, давай сделаем так: я возьму себе другую лошадку, и мы попробуем с тобою поскакать.

— Хорошо, — согласился я, так как уже немного доверял животному, на котором сидел.

Уже к вечеру я был во всеоружии. Умел худо-бедно ездить на лошади, отлично стрелял, примерил охотничий костюм…

Кто же мог предположить, что мне больше пригодилась бы другая одежда? Подходящая для грязевых ванн. Или, в моём случае, ям.

Не могу сказать точно, в какой момент включилось ощущение тревоги, переданное мне аэрахами. Но точно ещё до того, как мы прибыли в Лисино. За ночь выпал лёгкий снежок, и министерская «волга», на которой меня вёз один из водителей деда, ехала очень медленно, словно ощупывая дорожное покрытие под колёсами.

И вот, при очередном взгляде, где серое небо сходилось с серым, присыпанным снегом лесом, я понял, что во мне разгорается до боли знакомое чувство.

«Так, — подумал я, — значит, охота не пройдёт так безобидно, как того хотелось бы».

«Тебе ж не привыкать, — задумчиво проговорил Архос. — Слабого паука все хотят убить, сильного паука хотят убить ещё больше».

«Обязательно отолью эту фразу золотыми буквами и повешу в рамочку над своей кроватью», — отозвался я на очередную паучью мудрость.

«И будет, как всё в культуре двуногих, наполовину. Я же не договорил сентенцию».

«И что там?»

«Теперь уже будет звучать глупо. Там типа того: но у кого из них шансы на выживание выше?»

«И у кого же?»

Я готов был вести бесконечную беседу со своим ментальным наставником, лишь бы отогнать сосущее чувство неизбежной катастрофы.

«Да жаба его знает, — откликнулся Архос. — Слабый паук может десятилетиями прятаться за печкой. И еда есть, и врагов не видно. Так, заденут раз в год паутину веником, и весь стресс. Но такие неспособны на свершения. Не их потомки сделают рывок в развитии и станут разумными. А сильные пауки часто гибнут, так как им всё надо испытать на прочность. Но именно они и приносят прогресс».

«А как ты думаешь, я — какой паук? Сильный или слабый?»

Наконец-то узнаю, что думает обо мне засевший в мозгу учитель паучьей магии.

«Ты — Примарх», — сказал он таким тоном, будто это слово объясняло вообще всё.

Впрочем, для него, вероятно, всё так и было.

В Лисино царила весьма своеобразная атмосфера. Тут совершенно не было высоких зданий. А красовались невероятно очаровательные домики в три-четыре этажа. Я даже взял смартфон и нашёл о них информацию. Оказалось, домикам этим уже более полутора столетий и спроектировал их зодчий Бенуа.

— Покорителям лошадиных сердец наше с кисточкой, — донёсся до меня знакомый голос, и я оторвал взгляд от старинной архитектуры.

Увидев наших, я испытал невероятный подъём духа. Даже чувство тревоги на некоторое время улеглось. А я и не знал, что успел привязаться к некоторым.

— Да когда бы только успел, — копируя ворчливый тон Архоса, ответил я Кропоткину. — Мы с ней провели-то всего пару часов.

— Иногда достаточно и пяти минут, друг мой, — чуть ли не пропел тот. — Когда я отводил её в стойло, она мне все уши прожужжала, какой ты распрекрасный, что не понукаешь и шпорами по рёбрам не бьёшь. И вообще, жаль, что вы — разных видов.

— Так, прекращай, — засмеялся я, видя, как постепенно вытягиваются лица Чернышёва и Громовой. — А то ребята сейчас чего-нибудь не то подумают.

— Так, а я для чего это всё говорю-то⁈ — театрально заявил Фёдор и поправил короткое светло-серое пальто.