Глядя на скопление людей у выхода, на Бескровную, мило беседующую с мамой Мартой и Элой, Лина осторожно отступала, прикрываясь от назойливого поклонника охапкой цветов, но тот не отставал, продолжая бубнить над ухом противоречивые признания и всё норовил дотронуться до руки.

— Я понял: главный твой козырь Бах. Я слышал скорбь народа и песнь ангелов. Ты прониклась смыслом этой фуги. Ты, несомненно, внесла частичку себя в исполнение Баха… и я впервые почувствовал себя дилетантом. Моцарт… — Он наигранно покачал головой. — Неплохо, неплохо. Но больше всего мне понравился Лист. Как красиво колыхалась твоя грудь в моменты аккордов «Героики»! Я бы хотел обсудить концепцию игры. Нам повезло. Завтра мама уедет на все выходные и мы сможем встретиться у меня дома.

Как сквозь туман до Лины донёсся смысл его слов, и она, растерявшись, резко отпрянула.

— Да что вы себе позволяете? — воскликнула она.

— Ну ты, задохлик, ничего не попутал? — откуда-то сзади грянул знакомый голос.

В ту же минуту Филипп оказался рядом, с силой опустив ладонь на плечо не вполне адекватного поклонника, и тот, изогнувшись под тяжестью руки, с ужасом взирал на Полянского.

— Филипп… ты?! — От волнения Лина чуть не выронила букеты.

— Извините… я не х-хотел… — Парень неуклюже вывернулся из захвата и, смешно пробуксовав на паркетном полу, понёсся к выходу.

— Вали отсюда, придурок! — прокричал ему вдогонку Филипп.

По залу прокатился возмущённый гул, и десятки глаз, не поняв всей сути конфликта, с осуждением уставились на Полянского.

— Как же ты вовремя, — облегчённо вздохнула Лина. — Даже не знаю, что бы я делала, если б не ты. Наверное, розами по физиономии заехала.

— Шизиков везде хватает, как видишь, даже в консерватории встречаются. — Филипп с ухмылкой оглядел присутствующих, одёрнул пиджак и продолжил с лёгкой иронией: — Возникает вопрос: молодой человек, как вы затесались в ряды студентов, когда ваше место в психушке?

— Ты всё слышал?! — ахнула Лина, с досады закусив губу.

— Скорее видел, как он трётся возле тебя.

Между ними повисла неловкая пауза. Филипп рассеянно улыбнулся и первым нарушил затянувшееся молчание.

— Ты… просто великолепно играла, я сегодня будто в детстве побывал!

— П-приятно слышать это… от тебя, — пробормотала Лина, с трудом подбирая слова. — Я рада, что ты п-пришёл, хотя даже и подумать о таком не могла.

— Хотел удивить тебя…

В воздухе витало едва уловимое напряжение, Лина осязала его каждой клеточкой тела и усилием воли сдерживала дрожь, пробегающую по телу скопом щекочущих мурашек, и никак не могла собраться с мыслями.

— Давай помогу. — Филипп потянулся к букетам и обнялся со всей охапкой её цветов.

Лина размяла плечи и вдохнула свободнее.

— Может, погуляем где-нибудь? — с улыбкой предложил он.

— Было бы неплохо, что-то здесь душно. — Лина облизала пересохшие губы. — Только сначала нужно поблагодарить Ирину Петровну.

Они отыскали профессоршу в поредевшей толпе студентов и вместе с ней поднялись в класс. После удачного концерта Бескровная пребывала в особом расположении духа: радовалась встрече с Филиппом, припоминала его первые шаги и первые успехи любимой ученицы Марины, невольно подмечая внешнее сходство матери с сыном. Лина расставляла цветы по вазам и с сочувствием поглядывала на Полянского. Иногда благосклонность Ирины Петровны не знала границ, однако он стойко выслушивал все излияния Бескровной и даже умудрялся вставлять в её монолог шутливые фразы. Ирина Петровна пустила слезу и никак не хотела отпускать Филиппа и Лину. Спустя четверть часа им всё же удалось улизнуть от профессорши. Они спустились в вестибюль, где на удивление Филиппа всё ещё бродили студенты. Некоторые из них были прямо-таки на своей волне. Филипп удивлённо кивнул в сторону паренька, одиноко сидящего на кушетке в углу. Тот, отложив трубу и уткнувшись в ноты, довольно громко напевал себе под нос какой-то марш, дирижируя ручкой и притоптывая ногой.

— Это чтобы не расплескать почерпнутые на уроке знания, — улыбаясь, шёпотом пояснила Лина. — Ну, или, может, его посетила муза…

Лина и Филипп до того увлеклись друг другом, что совершенно позабыли про маму Марту, однако на выходе их ожидал не слишком приятный сюрприз. Бдительная родительница караулила Лину у дверей консерватории и вышла навстречу смеющейся паре.

— Филипп?! — строго воскликнула она, недовольно оглядывая Полянского-младшего. — Далеко ли собрались?

— Добрый вечер, тёть Марта, — отозвался Филипп, изображая искреннюю радость. Он явно был захвачен врасплох, однако в отличие от Лины, трепетавшей от гнева матери, держался уверенно и даже дерзко. — Я тут с недавних пор хожу на концерты классической музыки. Сюда вот забрёл… а тут такая встреча! Тёть Марта, я очень счастлив видеть вас! — Филипп разве что руки не раскинул для объятий, но мать продолжала взирать на Полянского с каменным лицом.

— Не верю я ни одному твоему слову, — прищурившись, проворчала она.

Филипп, прочистив горло, поправил пиджак и бабочку на шее.

— Ладно. Тогда начистоту. Я пришёл сюда ради Лины, хотел поддержать её, всё же не каждый день такое событие, как концерт. Она великолепно сыграла.

— Линочка молодец, тут я с тобой соглашусь, — смягчилась Марта, сухо улыбнувшись. — Ну, а теперь нам пора. Лина! — сказала она тоном, не терпящим возражений.

— Тёть Март, — всполошился Филипп, — разрешите ненадолго забрать её у вас. Обещаю вести себя по-джентльменски. Мы просто прогуляемся немного, и я провожу её до самого подъезда.

— Линочка будет против! — возразила Марта, — она устала и хочет домой…

— Ты против? — Он задал вопрос Лине, однако упрямо смотрел Марте в глаза, будто вёл с ней поединок взглядов.

— Нет, конечно, нет, — озадаченно вздохнула Лина. — Мам, ну не волнуйся ты так! Я же ненадолго.

Смирившись, Марта поджала губы, достала телефон и вызвала такси.

***

Последние майские деньки выдались на редкость жаркими и даже душными. Солнце висело над городом, заливая крыши домов, лужайки и тротуары тёплыми лучами. Улица шумела потоком автомобилей, игрой клаксонов и голосами суетливых прохожих. Ветер доносил из распахнутых окон консерватории певучие звуки фортепиано, флейты и женское сопрано. И всё это сливалось в непрерывный, разноголосый, живой гул.

— С тёть Мартой всегда было сложно. — Филипп провёл рукавом пиджака по лбу, стирая проступившие капли пота. — Я будто траншею вскопал.

— Ну, мама не доверяет тебе, — констатировала Лина. — На самом деле она очень добрая и отзывчивая.

— Похоже на то, — усмехнулся Филипп.

— И куда мы пойдём? — Лина заправила растрепавшийся локон за ухо и мельком взглянула на Фила.

— Я тут машину бросил недалеко. Может, поедем на Патрики? Прогуляемся у воды.

Они добрели до стоянки, где Фил припарковал синюю «тойоту-камри». Казалось, совсем недавно на этой машине дядя Эдик возил их с Элой в больницу к маме Марте, а теперь они с Филиппом выросли, и он сам сидит за рулём отцовского автомобиля.

Фил распахнул заднюю дверцу и вытащил пышный букет белых орхидей и пёстрых альстромерий. Их разноцветные чашечки напомнили Лине ярких бабочек, притаившихся на нежных лепестках и будто готовых в любой момент вспорхнуть в небо.

— Это тебе. — Он протянул ей букет и сунул руки в карманы брюк.

Воспоминания о детстве обрушились на Лину живыми картинками. Она на секунду прикрыла глаза, припомнив пушистое облако бабочек, парящих над кустарником Буддлея, и юного Филиппа, ворошащего пахучие кусты.

— Как… красиво! С-спасибо тебе! — Лина поднесла к лицу шелковистые цветы и вдохнула их утончённый аромат. — А… почему ты пришёл на концерт без букета?

— Ну, во-первых, — озадачился Фил. — Идти по центру чуть ли не во фраке и с цветами смело, не находишь? Вырядился как жених, только розочки в петлице не хватает.

— А тебе идёт! — рассмеялась Лина, живо представив Филиппа при параде и с пышным букетом посреди потока людей.