Вспомнив о поездке на дачу, Эла на секунду засомневалась. Через три часа ей нужно быть на вокзале, однако предложение Эдуарда казалось очень заманчивым — когда ещё представится такая возможность? — и Эла решила согласиться.

— Да, было бы неплохо, только сначала мне нужно сделать один звонок, — кротко улыбнулась она и, достав из сумки телефон, набрала номер дочери. Эдуард отошёл на несколько шагов, оставив Элу наедине с собеседником.

— Лин, — тихо проговорила она, поглядывая в сторону Полянского, — я могу опоздать на электричку, у меня сейчас очень важная встреча. Может, завтра поедем?

Лина немного помолчала, но вдруг неожиданно заявила, что серьёзно настроилась на поездку и не собирается менять планы.

— Я возьму два билета. Если не успеешь, приедешь завтра, — подытожила она. — Кота не забудь и привези чего-нибудь сладкого.

И Эле пришлось согласиться. Ведь спорить с Линой — всё равно что стену по кирпичику разбирать. Такая же упрямая, как и все женщины Альтман.

— Окей, как скажешь, дорогая, только позвони, когда будешь на месте.

Всю дорогу до стоянки старые приятели говорили на отвлечённые темы. Никто из них не спешил затрагивать личное, довольствуясь впечатлениями о погоде, о новшествах, удививших Элу по приезде в Москву. Эдуард стал немного другим, чувствовался в нём свободный, не обременённый обязанностями мужчина.

— И всё же я очень удивлён встрече. — Улыбнулся Эле Полянский. — Надо же как бывает…

— Признаться честно, я до сих пор пребываю в тихом шоке, — легко засмеялась она, — хотя, иногда встречаю друзей и знакомых в самых неожиданных местах. К примеру, год назад в Венгрии я столкнулась с соседкой по дому в бакалейной лавке. Представляешь, как мы смотрели друг на друга?

— Охотно верю, я и сам нередко попадаю в подобные ситуации. Значит, ты теперь Москвичка? Не тянет назад в Калининград?

— Нет, не тянет, да и семья моя здесь — мама и дочь. Хочется быть ближе к родным. Вот только с работой пока не определилась, сложно всё, как видишь. А … ты тут по какому вопросу? — поинтересовалась Эла.

— Так, по общественным делам, в качестве приглашённого эксперта на программу, ну и клинику заодно прорекламировать.

— Ого! А что у тебя за клиника?

— Частная психиатрическая клиника имени академика Эдуарда Филипповича Полянского.

— И кем доводится тебе академик Полянский?

— Это мой дед. — с гордостью ответил Эдик.

— Вот это да … вот это родословная! — удивлённо воскликнула Эла. — Никогда не задумывалась над этим. А твой отец, значит, Филипп Эдуардович, и сын Филипп.

— Да, — улыбнулся Эдик, — традиции семьи.

— Интересно. А если в семье родится ещё один мальчик, то как будете выходить из положения? — допытывалась Эла.

Однако услышав эти слова, Эдуард изменился в лице, взгляд его потускнел, а губы сложились в твёрдую линию.

— Мы бы назвали его Эдуардом, — глухо произнёс он, и Эла поняла, что сболтнула лишнего, коснулась болезненной темы — несчастья семьи, когда его жена Марина потеряла ребёнка.

— О боже, прости меня, Эдик, — прошептала она, сгорая от неловкости и стыда. — Я… не имела в виду ничего такого. — Дрожащими руками Эла отыскала в сумочке пачку сигарет и с трудом прикурила.

Эдуард стоял рядом и рассеянно наблюдал за метаниями Элы.

— В том, что тогда произошло, твоей вины нет, — устало сказал он. — Да и всё давно в прошлом.

Не смея поднять глаза на Полянского, Эла припомнила, как постыдно бежала, точно крыса с тонущего корабля, боясь осуждения и презрения, боясь саму себя.

— Кажется, сегодня не мой день, мне лучше поехать домой. — пробормотала она и развернулась, намереваясь уйти, однако Эдуард подхватил её чуть повыше локтя и задержал с осторожной настойчивостью.

— Ты обещала составить мне компанию. Я так не люблю обедать один! — возразил он, и Эла, виновато вздохнув, сдалась.

На стоянке Эла по привычке поискала синюю «Тойоту-Камри». На ней, когда-то в прошлом, Эдуард возил их с Линой в клинику к больной матери. Однако тот подвёл Элу к новенькому серебристому «Ленд Крузеру» и распахнул перед ней переднюю дверь.

— Прошу, — как ни в чём небывало улыбнулся он, и Эла с удовольствием нырнула в уютный велюровый салон. — Тут недалеко, минут пятнадцать. Нам ведь ещё есть о чём поговорить.

Всю дорогу они ехали молча. Эдуард сосредоточился на движении — в этот час центральные улицы были забиты транспортом и пешеходами. Эла перебирала в памяти события дня. Слишком много потрясений свалилось на хрупкие женские плечи. Однако взгляд её то и дело тянулся к Полянскому, а в душе просыпались давние, почти позабытые чувства. Она невольно сравнивала его с другими мужчинами — в её глазах он оставался лучшим, идеальным во всех отношениях. Интеллигент до мозга костей, аристократ в седьмом колене, в облике которого сквозило что-то неуловимо дерзкое и до одури привлекательное. И выглядел он гораздо красивее, чем семь лет назад, как дорогое настоявшееся вино, что с годами становится крепче. Эти холёные руки, не знающие тяжкого физического труда, что лежали сейчас на руле автомобиля, вызывали в ней приятное томление и … желание. Эла припомнила, как совсем недавно они касались её, бережно обнимали и поглаживали по спине. От этих мыслей она разомлела, пытаясь сосредоточиться на дороге, но близость его опьяняла. Он ведь всегда имел всё самое лучшее и продолжал держать марку: часы «Ролекс», утончённый парфюм, новенькая машина. А женщины … какие должны быть женщины у такого неотразимого мужчины?! Кстати, часы, что красовались на запястье Эдуарда, стоимостью в половину её квартиры в Калининграде, мягко говоря, приводили в недоумение. У Элы на такие дела всегда был намётан глаз, она бы влёгкую смогла отличить подделку. Не каждый состоятельный человек мог позволить себе такую роскошь.

Будто прочитав её мысли, Полянский усмехнулся и со свойственной ему непринуждённостью пояснил:

— Нет, я не грабил банк и не брал со студентов взяток. Я не практикую подобное и осуждаю за это других. В общем, это подарок. Благодарность мужа одной пациентки за то, что я избавил её от недуга. А часы действительно стоящие, никогда не подводят. Однажды я попал под дождь и вымок до нитки. Думал, остановятся, начнут шалить, но нет.

— От некоторых подарков невозможно отказаться. Я бы, наверное, тоже не смогла, — улыбнулась Эла и с трудом отвела взгляд.

***

Они приехали в небольшой ресторанчик с уютной обстановкой в стиле прованс и в этот час оказались единственными посетителями. На стенах просторного зала пестрели панно с птичками и домиками, в глиняных чанах росли голубые деревца, столики с кружевными белоснежными скатертями окружали плетёные кресла и стулья с высокими спинками. Играла лёгкая музыка, и приглушённый свет ламп располагал к приятному общению. Улыбчивая официантка оставила меню и незаметно удалилась.

От ароматов пищи у Элы закружилась голова. Она вдруг припомнила, что утром даже кофе выпить не успела. Однако присутствие Эдуарда её не на шутку волновало, и было совсем не до еды. Эла пыталась держаться свободно, но каждый раз эмоции подводили её — как только их взгляды встречались, щёки начинали пылать огнём, а руки крепко сжимались в замок. Реакция совершенно не свойственная ей, женщине со стажем неудачных отношений. Хотя и Эдуард, как ей показалось, тоже был немного скован, что втайне приносило удовлетворение.

Полянский быстро определился с заказом, выбрав три полноценных блюда. Откинувшись на спинку кресла, он, совсем не скрываясь, разглядывал Элу.

О нет, как же она ошибалась, уверенности в нём хоть отбавляй!

— А ты ничуть не изменилась за эти годы, — констатировал он с тихой улыбкой. — Красота, неподвластная времени.

— Спасибо за комплимент. Но и ты тоже почти не изменился, Эдик, — скрывая смущение за улыбкой, Эла выдержала взгляд его карих искрящихся глаз.

В ответ он лишь недоверчиво усмехнулся. Наверняка Полянский, знаток человеческих душ, видит её насквозь. Недаром психиатр!