Все происходит за считанные секунды. Раздается очередь, Аслан падает, как подкошенный, Башир уворачивается и срывается с места, но пуля догоняет его сзади. Я чувствую удар в живот, онемение, а затем резкую боль. Падаю, меня скручивает от болевого шока, понимаю, что меня ранили тоже.

Сквозь пелену, застилающую глаза, вижу, как они убегают, садятся в машину и скрываются в арке, разделяющей задний двор с прилегающей улицей. Вижу, как Башир поднимается, смотрит в мою сторону, и на полусогнутых подходит к Аслану. Успеваю задаться вопросом, как машина заехала во двор, если ворота арки были заперты, а дальше новый виток дикой боли и темнота.

Лиза

После ухода Макса с Баширом, Гриша минут десять нервно посматривает на часы в телефоне, Богдан тоже напряжен, разговор у них не клеится, они больше не пьют, и Ловцов все время поглядывает в ту сторону, куда вышли товарищи.

Вдруг его взгляд привлекает один из охранников в черном костюме с иголочки. Он машет ему с той стороны, резкими хаотичными движениями, зовя на выход. Я тоже это вижу. Ловцов меняется в лице и срывается к коридору. Тело сковывает страх, борюсь с подступившей волной паники, но уже понимаю, что что-то произошло. Мы все тоже пускаемся вслед за ним.

Выбегаю на улицу и холодею от ужаса. Аслан лежит в луже крови, под светом фонаря, над ним вопит проклятиями склонившийся Башир, чуть дальше в нескольких метрах лицом вниз лежит Макс. Гриша поднимает его, под ним тоже кровь. Она бьет пульсирующей тонкой струей из раны в животе.

В голове молниеносно случается взрыв, ноги отказывают и становятся ватными. Я пытаюсь двигаться через не могу, подхожу к ним.

— Макс, ты меня слышишь? — почти кричит Ловцов — Макс, твою мать!

Он снимает с себя футболку и прикладывает к ране, пытаясь остановить кровь.

— Вызывайте скорую!

— Уже вызвал, — отвечает охранник.

Гриша отходит от Макса, я приседаю, придерживаю, успевшую промокнуть кровью, футболку, обнимаю, пытаюсь поднять, его глаза закрыты. Он тяжело дышит, рваные стоны вырываются из его груди, он в очень плохом состоянии.

— Макс, держись, пожалуйста. Пожалуйста! — рыдаю я.

Как в тумане, слышу разговор Гриши и Башира.

— Что с Асланом? Пульса нет! Аслан! — пытается докричаться Гриша.

— Он умер, — отвечает ему Башир безжизненным голосом.

— Пи*дец. У тебя что? Куда попали?

— Плечо задело, — он сидит прямо на асфальте и держится за окровавленное плечо — Макс еще дышит, давай его в больничку, срочно!

— Скорая уже едет, можем навредить.

Вторым фоном Богдан просит охранника закрыть все двери, чтобы в клуб не было доступа и никто не вышел на задний двор.

Держа его голову на коленях, шатаясь в агонии, над Максом, я глажу его, прошу потерпеть, не умирать. Сердце разрывается на куски, мне невыносимо больно. Кажется, это страшный сон и хочется проснуться.

Рита в слезах, зажав рот рукой, тихо стоит поодаль, подперев стену здания. В воздухе витает запах пороха и свежей крови, а еще запах смерти. До меня, наконец, доходит смысл сказанного Баширом. Аслана убили…

Когда на территорию двора заезжает карета скорой помощи, кто-то силой оттаскивает меня от Макса, Рита уговаривает успокоится, обещает, что теперь все будет хорошо. Макса грузят на носилки, Башир, скрючившись от боли, садится в скорую сам, и они уезжают.

Во дворе с мигалками, но без звука, появляется полиция, Гриша остается с ними, а меня и Риту просит ехать домой. Богдан говорит ему, что поедет в больницу и я в истерике, уговариваю взять меня с собой.

— Лиза, ты вся в крови, — пытается достучаться Рита — давай поедем переоденешься и на такси доберемся до больницы.

— Нет, мне нужно туда сейчас, — стою на своем.

— Ладно, поехали, сейчас бесполезно, — говорит ей Богдан, кивая в мою сторону.

Он подгоняет свою машину к арке, и мы едем в больницу.

Пока Богдан выясняет, где хирургия, куда нам идти, я в туалете первого этажа смываю кровь с рук, умываю запачканное кровью и измазанное тушью лицо. Белая рубашка, так красиво сидевшая на мне под кожаную короткую юбку, безнадежно испорчена, грязная и в коричневых кровяных пятнах. Достаю из сумочки расческу, провожу по волосам, смотрю на свое потерянное отражение в зеркале и снова начинаю плакать. Слезы катятся по щекам, впервые в жизни я не могу привести мысли в порядок. Господи, только бы выжил. Макс, не умирай, пожалуйста, ты не можешь умереть.

Выйдя на коридор, где меня ждет Рита, вижу открывающиеся створки лифта и Богдана, выходящего из него.

— Он в операционной, можно подождать в коридоре на диванчике, — говорит устало.

— Больше ничего не известно? — спрашиваю я.

— Нет. По Максу нет информации. Башира шьют, но у него пуля прошла навылет.

Мы следуем за ним в лифт, поднимаемся на четвертый этаж и проходим по коридору. Молча садимся на диванчики, стоящие под стенами небольшого холла, и гипнотизируем дверь, за которой находится коридор, ведущий в операционную.

Через какое-то время Гриша звонит Богдану, тот делится крупицами имеющейся информации. Ловцов обещает приехать, как только закончит с полицией.

Не знаю сколько проходит времени, я то встаю и хожу взад-вперед, то снова сажусь на диван. Покоя нет ни минуты, слез тоже больше нет, только тупая ноющая боль и страх услышать, что врачи не справились.

Поднимаю голову на звуки шагов по коридору — Артур. Его лицо серьезно и напряжено. Он подходит к нам, Богдан поднимается, он подает ему руку.

— Здравствуйте. — здоровается и снами, мы отвечаем, — Как случилось, Богдан?

— Я не знаю, мы остались в зале, а когда прибежали, там уже было месиво. Башир может рассказать, но его тоже заштопали, наверняка под капельницей сейчас.

Градов кивает, подходит ко мне, приседает напротив.

— Лиза, почему ты в крови?

— Это Макса кровь, — голос, как будто, не мой, задушенный и слабый.

— Днем ты была с ним?

— Да.

— Было что-то подозрительное до этого? Звонки, разговоры?

— Нет, все было, как обычно. И в клуб мы поехали спонтанно, после ужина.

Артур зарывается пятерней в свои волосы, еле сдерживается, ощущение, что ему хочется заорать от бессилия.

— Ты не знаешь, что там происходит? — киваю на дверь в отделение — Я скоро с ума сойду.

— Знаю, отец поднял уже всех, кого мог. Все очень серьезно. Пуля попала в брюшную полость, сильное разрушение тканей, задет кишечник. Он потерял много крови, состояние крайне тяжелое. Если выживет, предстоит продолжительное и сложное лечение…

Каждое слово ударяет, словно хлыстом, теперь понимаю, почему Артур такой мрачный и на взводе. На глаза снова накатываются непрошенные слезы. Закрываю лицо руками и плачу.

— Лиза, — Артур садится рядом и обнимает — на смене сегодня один из лучших хирургов в городе, давай будем надеяться, что все обойдется.

Киваю, сквозь слезы, пытаюсь успокоиться. Сейчас всем нелегко, не стоит привлекать на себя столько внимания.

Артур отпускает меня и встает. В холл заходит его отец, окидывает всех взглядом, здоровается.

— Пока ничего нового, — отвечает Артуру на немой вопрос.

Николай Семенович пытается держать марку, мол все у него на контроле. Но я вижу перед собой удрученного, осунувшегося в один миг человека, к которому нагрянуло горе.

— Лиза, ты как? — рассматривает мой растрепанный, поникший вид с опухшим от слез лицом.

— Нормально, — заверяю я. Не до меня сейчас.

Все находятся в молчаливом ожидании еще около получаса, может больше. Для меня время тянется немыслимо долго, истощая все возможные ресурсы. Наконец, дверь открывается и к нам выходит уставший врач. Мы все поднимаемся.

— Доброй ночи. Пациента поместили в реанимацию, в палату интенсивной терапии. Операция была очень сложная, но мы сделали все, от нас зависящее.

— Какие прогнозы, Валентин Сергеевич? — спрашивает отец.

— Не могу дать прогноз, все теперь зависит от него. Но он и так молодец, скажу вам. С такой потерей крови не многие до операционной доезжают.