Макс садится тянет на себя, седлаю его.

— Лиз, я о-очень соскучился, мне нужно кончить, а потом начнем сначала, хорошо?

Киваю, обнимаю за шею, он присасывается к груди, сжимает руками половинки моих ягодиц.

— Ммм, — бабочки разлетаются в животе, между ног я намокла еще в душе, отключаю мозг и окунаюсь в омут по имени Макс Градов.

Он переворачивает меня на спину, сам оказывается сверху. Упираясь на локти, еще раз целует, я сама раздвигаю ноги, он резко входит, замирает на пару секунд, а потом начинает двигаться. Рычит от удовольствия, я стону и выгибаюсь навстречу.

Как же с ним хорошо, до слез, до искрящих вспышек в голове. Ему хватает пяти минут, мутные безумные глаза, надрывные стоны, все говорит о том, что он теряет контроль.

— Макс, тянусь рукой к презервативам на тумбочке, протягиваю ему.

Он с трудом, останавливается, выходит, разрывает зубами упаковку, раскатывает презерватив по члену и продолжает. Несколько толчков и он изливается, утыкаясь головой мне в ключицу, до боли сжимая бедро.

После душа, Градов с лихвой наверстывает пропущенную прелюдию: зацеловывает по сантиметру, ласкает руками, шепчет какие-то безумные слова. Овладевает, трахает до потери рассудка, прекращает и снова разжигает во мне всех чертей. Меняем позы, темп, накал. После двух оргазмов, я уже не помню себя, превратившись в сгусток ощущений, балансирую на грани полоумия.

Но Максу мало, он не пускает меня в душ, наваливается, впивается в ноющие, истерзанные губы. Мне кажется, я больше не способна ни возбудиться, ни двигаться вообще. Он переворачивает меня на живот и вводит в меня пальцы, глубоко, до матки.

— Ааа! — все внутри снова отзывается на его движения. Мамочки, где взять сил?

Градов загибает пальцы под определенным углом и тянет на себя, я взвываю, еще и еще, кричу, он вынимает руку, снова вводит, трахает то сильнее, то ослабляет натиск. Улучаю момент, отползаю на край кровати, сворачиваюсь калачиком и скулю, но он настигает меня, кусает ягодицу, поднимается выше. Язык чертит узоры по моей спине, пальцы снова входят во влагалище, и эта сладкая мука продолжается до физического истощения и моего хриплого: «больше не могу».

Макс поднимает меня, ставит на коленки, надевает защиту, врывается и за несколько десятков диких, необузданных рывков кончает. А я вою от самого продолжительного и ярчайшего оргазма в моем небогатом опыте. Рухнув на подушку, забываюсь на неопределенное время.

Когда разлепляю веки, черные, с поволокой глаза лениво блуждают по моему телу. Так же лениво Градов подмигивает мне, выдавливаю усталую улыбку.

— Я завтра ходить не смогу.

— Готов носить тебя на руках.

— Тогда неси меня в душ.

— Окей.

Он поднимает меня с кровати, заносит прямо в кабинку, ставит на плитку и включает воду. Прислоняюсь к стеклу, нет сил даже помыться. Мой искуситель усмехается, как же он доволен собой. Набирает в руку гель для душа, намыливает меня, я не сопротивляюсь, за пару часов превратилась в безвольное податливое желе. Не только тело, мозг расплавился и отказался мыслить трезво.

Обтертую полотенцем, таким же маршрутом меня возвращают обратно в постель, накрывают пледом, и я забываюсь глубоким сном.

Лиза

Сладкий сон прерывает настойчивый звонок моего мобильного. Скользнув рукой по прикроватной тумбочке, понимаю, что я не дома, и телефон звонит где-то в сумочке. Встаю, бреду к трюмо, на котором вчера ее оставила.

— Алло!

— Черт, Элис, я тебя разбудила? — виновато тараторит Альбина.

— Который час? — не могу прийти в себя.

— Десять! А ты не звонишь. У тебя все нормально? Ты где?

— У меня все нормально, я у Макса на квартире.

— Ты одна?

— Угу.

— Не спрашиваю, как прошла ночь, судя по тому, сколько ты дрыхнешь — бурно. Только могла бы написать, что ты осталась у него, я же переживаю.

— Было не до этого.

— Понимаю. Я, если бы с таким уединилась, тоже забила бы на окружающий мир. Слушай, ну он просто сама харизма, только от взгляда кончить можно, — смеюсь в трубку, Дорофеева в своем репертуаре — Ладно, не пропадай, жду подробностей.

Угу, мне самой стыдно вспоминать, что мы вытворяли и как я вопила, как такое еще рассказывать.

Макса нет, но я слышу снизу звонок в дверь, слышу, как он открывает, несколько фраз и тишина. Иду в душ, прихватываю с собой из сумочки зубную щетку, крем и тушь для ресниц. Слава Богу, собираясь ночевать у Дорофеевой, прихватила с собой хоть это. А вот надеть, кроме платья в пайетках, нечего. Открываю шкаф, стягиваю с вешалки одну из свежевыглаженных рубах, надеваю, заворачиваю рукава. Разглядываю себя в зеркале, мне чертовски к лицу яркий хаки, прямо под цвет глаз.

Спускаюсь вниз, Макс возится на кухонном столе, замечает меня через открытую настежь дверь, улыбается.

— Доброе утро, — захожу неспеша.

— Привет, носилки не нужны?

— Иди к черту, — тоже улыбаюсь.

— Зато я теперь знаю, как сделать тебя тихой и покладистой.

Подхожу совсем близко, в надежде на тактильный контакт, любой. Он мне сейчас крайне необходим. Сама вешаюсь на него, как последняя идиотка. Понимая, что это все нужно прекращать, что эта ночь может быть последней, просто хочу насладиться им вдоволь.

Он обнимает, целует, медленно, чувственно, обжигает дыханием.

— Я даже немного растерялся, — прибитый моей активностью, вглядывается в лицо — завтрак или секс?

— Завтрак, — улыбка не сходит с моих губ, веду себя как малолетняя счастливая дурочка.

Градов снимает крышки с контейнеров, которые вытащил перед моим приходом из пакета доставки, и перекладывает на тарелки. Сам, без моей помощи. Я просто сижу и жду, когда мне накроют на стол. Последний раз такое было много лет назад, когда я жила с бабушкой.

— Кофе сделаем потом, чтобы не остыл, — включает он кофемашину в розетку и садится напротив.

Киваю и принимаюсь за еду. Баварские сосиски, яйцо пашот, гренки и греческий салат. Я, обычно по утрам не ем так много, ограничиваюсь овсянкой или творогом. Но сегодня у меня зверский аппетит, съедаю практически все.

Попутно анализирую, что миллиардер Градов не посчитал зазорным накрыть стол просто для женщины, с которой у него…роман? Что? Даже не знаю, как обозначить.

Белов, будучи мужем, живя под одной крышей, ни разу даже чаю не заварил, не то, что для меня, а и для себя. Утверждал, что кухня — это сугубо женское занятие, даже чашку после себя сполоснуть считал недостойным. Еду мы никогда не заказывали. Его безапелляционное мнение о том, что там непонятно из чего и когда приготовлено, что нужно есть домашнюю пищу, всегда выводило меня из себя. Позже я поняла, что это простая экономия, присущая ему во всем. А Альбина прямо называла это жлобством.

— Лиз, как часто ты бываешь в клубах? — выводит меня из задумчивости неожиданный вопрос.

— За все четыре года в Москве, была три раза, включая вчерашний. Я не очень люблю такие заведения.

— А вчера как попала?

— Я уже рассказывала. К Дорофеевой приехал брат с другом, они никого еще в городе не знают, предложили развеяться. А ты что в клубе делал один?

— Я был не один, — он встает со стула и включает кофемашину, пока идет промывка, достает из шкафа две стеклянные чашки, устанавливает на лоток — я был с друзьями.

Поставив кофе на стол, занимает свое место.

— Макс, нам нужно поговорить…

— Ты уверена, что нам сейчас это нужно? — надпивает он напиток.

— Ну мы же не можем прятать голову в песок и делать вид, что так и должно быть.

— Лиза, сегодня выходной, давай просто проведем его с кайфом, а разговоры оставим на потом. Я знаю, что ты скажешь, и знаю, что буду беситься. А я хочу просто побыть с тобой, настоящей, искренней, такой как ночью.

Румянец заливает мои щеки, не ожидала такого напоминания. Он улавливает это, уголок его губ приподнимается.

— Не думал, что тебя можно чем-то смутить.